Четыре полета
Это было уже в самом конце войны. Шел март 1945 года.
В одну из ночей экипаж командира звена Раи Юшиной и штурмана Галины Беспаловой вылетел на разведку погоды.
— Взлетели, прошли по маршруту, — рассказывала Галя, — погода скверная, с моря сплошная облачность высотой всего в полторы сотни метров. Подлетели к аэродрому, а навстречу нам один за другим поднимаются самолеты. Что случилось? Оказывается, в полку получили неверные сведения о погоде, и командир, чтобы не терять драгоценного времени, приняла решение выпустить самолеты в воздух. Мы приземлились на пустое летное поле.
— Погода погодой, а если весь полк работает, что же нам отсиживаться на земле, — сказала Рая.
— Давай загружаться! Да может и облачность пройдет.
Вооруженцы в несколько минут подготовили «ласточку» к боевому вылету.
Линию фронта пересекли уже в сплошном снегопаде. Несмотря на это, цель увидели издали — там горели склады. Отбомбились. Сквозь снег уже почти ничего не видно, просматриваются лишь световые ориентиры. Правда, противник все равно включил несколько прожекторов, но абсолютно безуспешно.
Когда повернули домой, снег повалил стеной.
— Галя! Включи АНО! Ничего не видно и нас не видно. Как бы не столкнуться с кем-нибудь!
Рая вела самолет строго по приборам — вокруг ни зги. Девушки даже не заметили, как линию фронта проскочили. Кроме собственных аэронавигационных огней — зеленый на правой плоскости, красный на левой — ничего не видно в густой белесой мгле. [155]
Мотор уверенно пел свою песню. Галя внимательно следила за часами: в такой обстановке время — единственный показатель пройденного пути.
— Рая, половину маршрута прошли, — доложила она и тут же почувствовала, что самолет готов потерять равновесие. Машина стала крениться, поднимать нос.
— Галя, помоги нажимать на педали! — крикнула в этот момент летчица.
Полет был настолько утомителен, что Рая, отличный опытный летчик, не выдержала: от усталости, нервного напряжения у нее стала непослушной правая нога. Галя взяла управление, чтобы дать летчице отдохнуть. Спустя минут пятнадцать, кое-где стала просматриваться земля.
— Раечка, отдохнула? Возьми управление! Попробую осмотреться, может, что увижу. По расчетам аэродром наш уже где-то близко.
Но снег снова закрыл все вокруг. Аэродром не просматривался. Прошло еще десять томительных минут. Девушки решили идти с восточным курсом до Вислы, чтобы сесть на какой-нибудь запасной аэродром. Но когда, в какой момент пересекли Вислу, так и не заметили. Неожиданно справа под крылом мелькнул неоновый маяк.
— Мы над аэродромом. По-моему, это один из полков нашей дивизии. Попробуем сесть, командир?
— Попробуем, штурман!
Несколько заходов закончились впустую, — ракеты, которые давали с земли, казались светлыми размытыми пятнами в сплошном молоке снегопада.
— Сесть не удалось, — вспоминали потом Рая и Галя. — Вскоре не стало ни маяка, ни ракет, мы окончательно потеряли ориентировку. Обстановка осложнялась — горючее было на исходе. Но как только начинала просматриваться земля и мы подсвечивали ракетами, то всякий раз, как нарочно, оказывались над препятствиями — рвы, столбы, деревья... Вдруг видим — лесок, несколько домиков, а рядом ровная полоска земли. Решили садиться. Да, собственно, другого выхода не оставалось.
Галина выстрелила последними ракетами. Машина, подпрыгивая на неровностях, пробежала по земле и остановилась в метре от телеграфного столба. Вверху — густая сеть проводов, каким-то чудом «ласточка» проскочила [156] под ними. Наконец-то на земле! Но где они? Ориентировка потеряна, где сели — не знают, кто здесь — свои или враги?
Напряженно вслушиваясь, девушки сидели в самолете, не выключая двигателя, чтобы взлететь в случае опасности. Никого! Тишина — ни голосов, никаких звуков. Когда рассвело, обнаружили, что совсем недалеко проходит железная дорога, а за ней — богатое имение с парком, с фермами и дворовыми постройками. Окончательно убедившись, что поблизости никого нет, Галя и Рая решили осмотреть имение и постараться восстановить ориентировку. Главная опасность — нет ли здесь немцев?
Осторожно продвигаясь и держа пистолеты наготове, преодолели железнодорожную насыпь. К счастью, не пришлось на нее забираться, потому что через насыпь шел тоннель. Миновав его темный коридор, девушки остановились у выхода.
Справа перед ними раскинулся чудесный парк — огромные деревья, покрытые снегом, стояли неподвижно в утренней тишине. Вдали несколько красивых беседок, ажурные решетки металлической ограды. Все это совсем не напоминало войну.
Впереди виднелись ворота — вход в имение. Спрятавшись сбоку от них, Рая и Галя выстрелили. Надо же как-то разбудить это спящее царство? Есть тут кто-нибудь живой? Девушки стояли, затаив дыхание, — со двора доносились какие-то шорохи, скрипы и шаги. Двери ферм и пристроек во дворе были почему-то распахнуты настежь. Неожиданно из одного сарайчика неторопливо вышла корова. За ней другая, третья, четвертая... Брошенные без надзора, они самостоятельно двинулись к роднику на водопой.
Осмелев после появления таких «хозяев», Рая и Галя осмотрели двор, здания — нигде ни души. Девушки вернулись к самолету.
— Что будем делать, командир? Горючего у нас всего минут на десять...
— Туман рассеивается. Давай, штурман, попробуем сообразить, где же мы все-таки?
— Смотри, Рая, город видно на юго-западе. Железная дорога, шоссе — все это ориентиры. Кажется, сообразим сейчас. Похоже, вот здесь, — показала Рая точку на карте. [157]
— Немцы отсюда два дня назад ушли, — отвечала Рая.
Чтобы взлететь, пришлось перекатывать самолет. Наконец-то снова в воздухе. Через десять минут полета девушки приземлились в пункте, где была возможность заправить машину.
— Измучились мы, конечно, еле таскали мокрые унты и комбинезоны, — рассказывали они после возвращения. — А тут еще встретили с недоверием. Откуда, мол, женщины эти свалились да еще в нелетную погоду. Хорошо, командир слышал про наш полк, напоил нас горячим чаем, приказал заправить «ласточку». Как же хорошо после всех приключений дома оказаться, — заключила рассказ Галя.
Вспоминая военное время, Галя как-то сказала:
— Удивительно, но в моей фронтовой биографии так получилось, что больше всего помнятся не обстрелы, не прожектора и зенитки. Все это было, конечно, было каждую ночь. И привыкнуть к ним по-настоящему, наверно, было просто невозможно, но мы научились принимать эти опасности как тяжкую необходимость... Помнятся мне, как ни странно, больше всего полеты в сложных метеоусловиях. Ты помнишь бои под Новороссийском?
Еще бы! Это были жаркие ночи. Разве такое забудешь! Мы наступали. И полк работал напряженно. Полеты в этих местах были для наших легких самолетов сложны еще и из-за особенностей метеообстановки. Близость гор и моря создавала чрезвычайные трудности. Дело в том, что в таких местностях из-за разности давлений образуются восходящие и нисходящие потоки большой силы.
В одну из боевых ночей Беспалова вылетела на задание с Мартой Сыртлановой. Восемь экипажей во главе с заместителем командира полка по летной части Симой Амосовой базировались южнее Новороссийска на берегу моря — в Солнцедаре. Экипажу предстояло лететь к перевалу Волчьи ворота северо-западнее Новороссийска. Маршрут лежал до цели над морем.
Сыртланова вела самолет над морем километрах в десяти от берега. Неожиданно машина стала резко терять высоту. Галя увидела, как стрелка высотомера резко побежала с отметки 1200 метров вниз. Вот уже 700–600–500 метров! [158]
— Марта! Мы в нисходящем потоке!
— Вижу, но ничего не могу сделать! Поток сильнее нас...
Самолет продолжал валиться вниз. Высота 300, нет, уже 200 метров! Вот до воды остается всего 100 метров! Огромные волны, кажется, катятся под самым самолетом и готовы поглотить «ласточку» вместе с ее экипажем. Полная невозможность что-либо предпринять против злых сил стихии, совершенная беспомощность...
Вода приближалась с каждой секундой. Казалось, самолет камнем падает вниз. Галя опустила руку, нащупала спасательный жилет (мы очень редко надевали их, потому что они мешали работе в воздухе). Нет, времени натянуть его просто не хватит!
— Марточка, разверни самолет к берегу, мы хоть взглядом на земле будем!
Не говоря ни слова, летчица осторожно развернула машину. Еще несколько метров и вдруг — чудо! — самолет быстро-быстро начинает набирать высоту. За высотомером трудно уследить, так стремительно отсчитывает стрелка: 800–900–1000–1200 метров! Спасены!
Чудо объяснялось совсем просто — рядом с нисходящим, всего в нескольких десятках метров, был восходящий поток огромной силы.
Самолет продолжал полет к цели. Вышли точно. Сбросили бомбы — внизу вспыхнули шапки взрывов. Но после пережитого волнения не было даже сил порадоваться удачным попаданиям. На «ласточку» обрушился сокрушительный огонь эрликонов. Но и это не могло сейчас поколебать усталого покоя летчицы и штурмана. Умело маневрируя, вышли из зоны огня и благополучно вернулись на свой аэродром.
Одна за другой приземлялись машины. Девушки оживленно делились впечатлениями. Оказалось, что многие в ту ночь попадали в восходящие потоки такой силы, что было трудно в нужный момент терять высоту. Но испытать что-либо подобное тому, что случилось с Мартой Сыртлановой и Галей Беспаловой, не пришлось больше никому.
Галя Беспалова появилась в полку в конце 1942 года вместе с группой выпускниц школы младших авиационных специалистов. В те дни мы базировались в станице Ассиновская, на Кавказе. Шли тяжелые бои, экипажи [159] полка летали каждую ночь. Но несмотря на напряженную боевую работу из группы прибывших с первых дней стали готовить штурманское пополнение.
Я скоро запомнила Галю. Очень юная, хорошенькая синеглазая девушка занималась с настойчивостью и упорством, была полна нетерпеливого ожидания — когда же она получит боевое задание и вместе со старшими поднимется в грозное ночное небо, чтобы бить ненавистного врага!
Штурманской подготовкой с вновь прибывшими занимались наши самые опытные девушки — штурманы эскадрилий Лариса Розанова и Женя Руднева и штурман полка Соня Бурзаева. Как по-детски счастлива была Галя, когда успешно сдала экзамены.
Первый свой боевой вылет — 26 мая 1943 года — она выполняла в одном экипаже со мной, тогда командиром звена. На первые боевые вылеты молодых штурманов всегда посылали с опытными летчицами, теми, кто к этому времени имел не одну сотню полетов на бомбардировку врага.
Хорошо помню наш первый с Галей полет, хотя ничего особенного в нем не было. Запомнился, наверно, потому, что Галя — этот едва оперившийся птенец — держалась уверенно и спокойно.
Экипажи получили задачу: бомбить по скоплению живой силы и техники врага в районе совхоза «Красный». Командир эскадрильи Татьяна Макарова уточнила задания экипажам, звеньям, условия подхода к цели, высоту, напомнила о средствах ПВО противника, о сложности метеоусловий.
Мы с Галей еще и еще раз проверили маршрут и были готовы по первому сигналу взлетать. Даже в вечерних сумерках, опустившихся на летное поле, было видно, как светились радостью голубые Галины глаза.
Первый боевой вылет! Конечно, она волновалась — ведь от него нередко зависит, как сложится дальнейшая боевая жизнь. Волновалась, но вида не показывала. Мы с первых месяцев сумели заметить, что этой скромной, по-детски застенчивой девушке свойственны тихая сдержанность, умение сохранять спокойствие и в трудных, сложных ситуациях.
Сгустились синие майские сумерки, и незаметно подкралась ночь — звездная, но темная, как это бывает на юге. Экипажи с интервалом в пять минут один [160] за другим поднимаются в воздух. Взлетели и мы. Взяли курс на цель.
И вот мы одни — я и мой молоденький штурман. Мы словно отрезаны от всего мира. Густая дымка затянула все вокруг. Нигде ни огонька. Галя следит за маршрутом, по переговорному устройству называет места, над которыми пролетаем. На цель вышли точно.
— Галка, молодец! Курс?
— Курс... — четко командует штурман.
Точно выдерживаю направление. Штурман прицелилась и сбросила бомбы. Разворачиваемся на 180 градусов и уходим в сторону своей территории. В этот момент активно включаются зенитки. Поздно, голубчики, спохватились, нас уже не достать... Вот и линия фронта. Всегда бы такие вылеты!
— Командир, все в порядке! Сейчас подходим к аэродрому.
В эту ночь мы с Галей выполнили три вылета. Во всех трех она работала четко, спокойно, словно это была не первая боевая ночь в ее жизни. Утром подруги тепло поздравили молодого штурмана с началом боевой работы. Руфа Гашева отметила первый Галин вылет стихами в боевом листке.
На следующую ночь мы с Галей снова летали вместе и сделали пять вылетов. Были в них и слепящие лучи прожекторов, и разрывы зениток, и разноцветные пулеметные трассы, проходившие рядом с нашим самолетом. Но, казалось, ничто не могло заставить Галю потерять самообладание. Она спокойно и уверенно подавала мне команды и в самые трудные, самые напряженные минуты полета — над целью, под сокрушительным огнем фашистских зениток.
С первых полетов она показала себя грамотным и смелым воином. Но сама Галя считает, что зрелость пришла к ней после трагической августовской ночи 1943 года, когда шли бои на Голубой линии и когда погибли восемь наших девушек. Вот как она сама вспоминает этот день.
«Я тогда летала с Лелей Санфировой. Ты, Марина, помнишь, конечно, сколько прожекторов было там у фашистов — целый лес.
Летим. Прошли линию фронта, подходим к цели. Ее уже видно. Но тут один за другим включаются прожекторы. Один, очень сильный, совсем рядом с нами. [161]
— Леля, ударим по прожектору?
— Давай!
Леля сбавила обороты двигателя, чтобы нас не так слышно было. Тщательно прицеливаюсь и сбрасываю бомбы. Взрывы — прожектор гаснет.
— Леля! Есть! — восторженно вскрикиваю я.
Но это было только начало. Самое страшное ждало нас впереди.
Световые щупальцы — сколько их — не успеваю сосчитать, — тянутся к нашей «ласточке». И вот мы схвачены ими, самолет в пучке света. Сейчас на нас обрушится огонь! Нет, огня нет! Непонятная, тревожная тишина. Почему молчат зенитки?
Леля отчаянно старается уйти от света — машина мечется, шарахается из стороны в сторону, но уйти от такого количества прожекторов никак не удается. Только почему так тихо? Почему же они не стреляют?
И тут раздается оглушительный удар — машина, как тяжело раненная птица, вздрагивает всем телом. Трассы снарядов прошли через правую плоскость и под самолетом. Выше нас в лучах прожекторов прошел немецкий истребитель со свастикой на хвосте. Теперь все ясно. Он в упор, сверху обстреливает нас.
— Галя, смотри, сейчас он будет делать второй заход! Понял, что мы не сбиты окончательно...
— Его ослепили свои же прожекторы, наверно, потому и промах. Леля, что делать?
— Попробуем вырваться! Держись!
И Леля ввела машину в таксе крутое пикирование, что дух захватило. Второго захода истребителя мы не испытали. Наверно, немцы решили, что самолет подбит и падает. Но прожекторы не сразу выпустили нас из своих ледяных объятий. Лишь когда мы были почти у самой земли, они один за другим стали выключаться...
Мы благополучно вернулись домой. Заруливаем, а навстречу бегут девушки, впереди всех Руфа Гашева.
— Прилетели! Девочки, родные, а мы думали, что уже все!
Руфа сама только что прилетела: видела, как в нас стрелял истребитель и как мы падали, и решила, что живыми из этого ада нам не уйти...
Когда осмотрели самолет, оказалось что лететь в эту ночь на нем уже не придется. Во многих местах он был пробит, особенно пострадала правая плоскость. [162] Во время обстрела открылась левая щечка мотора и все время угрожающе хлопала. Но несмотря на это мотор работал бесперебойно. Досталось нашей «ласточке» в том памятном вылете основательно. Но восстановили ее очень быстро — ты же помнишь, как работали наши технари? — и машина продолжала свою боевую службу...
С той страшной ночи я внутренне почувствовала себя наравне с вами, старшими по военному опыту. Нас уравняло общее горе — потеря восьми наших подруг. Рядом с моей постелью в общежитии стояла пустая кровать Жени Сухоруковой, она не вернулась в ту ночь. Мы мало успели узнать друг о друге, но нам было хорошо вместе. Наверно, мы бы стали настоящими друзьями. Она была очень чуткой, внимательной и очень сдержанной, о себе говорила скупо. Только раз поделилась со мной своим большим горем — мать ее, оставшаяся в оккупированной Одессе, где Сухорукову до войны знали как комсомольскую активистку, сидела в фашистском застенке...»
Отомстить за Женю, за Соню Рогову, у которой в тылу осталась маленькая дочурка, отомстить за наших девочек стало главной Галиной мыслью. С этого дня полеты для нее были не исполнением юношеской мечты, а суровой жизненной необходимостью. Галя Беспалова стала настоящим бойцом. После освобождения Тамани Галину Беспалову за отличное выполнение боевых заданий и проявленное при этом мужество наградили орденом Красного Знамени, ее подругу Евгению Сухорукову орденом Отечественной войны I степени посмертно.
5 мая 1945 года штурман звена гвардии лейтенант Галина Беспалова возвращалась на свой аэродром после боевого задания из порта Свинемюнде, где бомбила фашистскую окруженную группировку. Это был ее последний, 639-й боевой вылет. Ратный труд штурмана Беспаловой отмечен двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны и Красной Звезды, многими медалями. [163]