Вся страна — под крылом
Восьмой всесоюзный слет победителей похода по местам революционной, боевой и трудовой славы советского народа проходил на родине первого Совета — в Иванове. Много ярких встреч, волнующих событий вместили в себя шесть коротких, но таких емких дней. А мне особенно запомнилась поездка в Шую — небольшой городок текстильщиков под Ивановом.
Мы приехали туда на открытие музея комсомольской славы. Скромная экспозиция его тронула за сердце — собранная с удивительной любовью, буквально по крупицам, она рассказывала о героях, среди которых было много из нашего поколения. С фотографий в одной из витрин на меня глянуло такое знакомое, милое и родное лицо. С радостью и гордостью я узнала Веру Тихомирову, летчицу нашего полка, мою боевую подругу...
Ярко, словно это было вчера, припомнилась первая встреча с Верой. Она прибыла в часть в конце 1941 года из Омской области. И сейчас вижу Веру тех дней — в комнату вошла красивая, стройная девушка и, смущенно улыбаясь, представилась:
— Вера Тихомирова, летчик-инструктор Особой эскадрильи ГВФ.
Мы обступили ее, стали расспрашивать о Сибири, а жизни в тылу.
Война застала Веру в Одессе — она учила курсантов летать. Но с каждым днем фронт неумолимо приближался, вражеская авиация непрерывно бомбила город. Эскадрилья была эвакуирована сначала в Старобельск, а затем в Сибирь, в Омскую область.
— Прилетели на пустое место, — вспоминала позже Вера, — начали строить аэродром. Работали все — и курсанты, и инструкторы, и технический состав. Выравнивали взлетно-посадочную полосу, строили временные [94] ангары для самолетов. Спешили начать подготовку летчиков. И вот начались полеты, и одновременно наступили жестокие сибирские морозы. С утра надеваешь на себя все, что можно, а поверх меховую летную форму. Поднимешься в воздух раз, другой — и чувствуешь, что и внутри тебя, и снаружи температура одинаковая. Зуб на зуб не попадает. А курсантам еще холоднее, у них меховой летной формы нет.
Самоотверженно работали инструкторы. Не отставала от товарищей и Тихомирова. Чувство ответственности, долга было у молодой летчицы превыше всего. Недосыпала. Холод сводил руки и ноги. Но она шла в класс, на аэродром, мечтая о том дне, когда ее питомцы поднимутся в суровое военное небо. И сама она полетит с ними. А потом пришел долгожданный вызов в женскую авиационную часть.
Но обо всем этом мы узнали позже. А тогда, в первые минуты знакомства, Вера застенчиво отвечала на сыпавшиеся со всех сторон вопросы и щедро угощала нас черствыми коржиками. Эти коржики мы вспоминали с ней совсем недавно. Смеясь, она рассказывала, как провожали ее в дорогу сослуживцы по Особой эскадрилье и курсанты, как повар приготовил ей — первой из эскадрильи отправлявшейся на фронт — мешочек коржиков.
— Ох и дорога была в сорок первом. Я ее до сих пор во сне вижу. Бесконечные пересадки, очереди у касс на вокзалах. Устала до предела, и вещи замучали. Дремлю на какой-то станции в зале ожидания, а мешок с коржиками тихонько от себя отодвигаю. Хоть бы их украли, думаю в отчаянии. И только начну засыпать, кто-то заботливо трогает за плечо и спрашивает: «Это ваш мешочек? Смотрите, не стащили бы...» Ну потом в полку, когда добралась, коржики пришлись очень кстати, и я не раз добрым словом вспоминала нашего повара... А помнишь, Марина, как в карантине я во сне с койки свалилась? — и Вера звонко, молодо смеется.
И сразу вспоминается начало нашей учебы. Большой физкультурный зал и койки в два этажа. В первую же ночь Вера шагнула вниз, забыв, что спит наверху. Так потом мы с ней и спали вместе на нижней койке до конца пребывания в карантине. И позже, в солдатской казарме, наши кровати стояли рядом. Мы были неразлучны. После долгого дня напряженной учебы, после [95] полетов, лежа в постели, шепотом обсуждали последние события, наши удачи и промахи.
Я с восхищением следила за успехами подруги, училась у нее. У Веры были методические навыки, большой опыт летной работы. Она щедро делилась им с девушками. В эти трудные месяцы учебы Вера была агитатором, ежедневно проводила политбеседы.
Ее хватало на все. Она любила и хорошо читала стихи, танцевала, пела — и потому была непременной участницей самодеятельности. Успевала и спортом заниматься, особенно любимой гимнастикой, по которой имела спортивный разряд.
Попав в мае 1942 года на фронт, она выполняла задания командования по обеспечению бесперебойной связи с частями дивизии.
В один из летних дней Тихомирову вызвала командир полка Евдокия Давыдовна Бершанская:
— Вам предстоит очень ответственное дело. Полетите с командующим воздушной армией генералом. Науменко. Постарайтесь оправдать доверие...
— Задание будет выполнено! — четко ответила летчица.
С Николаем Федоровичем Науменко Тихомирова выполнила более тридцати полетов, Сталинград, Котельниково, Гремячее, Малгобек, Верблюд, Целина. На тяжелый период отступления сорок второго года Вера; стала как бы личным летчиком у командующего.
— Эти полеты были очень важными. Генерал Науменко, — вспоминает Вера, — был человеком смелым и хладнокровным, в самых критических ситуациях сохранял выдержку и спокойствие, умение ясно и широко мыслить, выбирать единственно верное решение. Полеты с ним мне очень запомнились.
В одном из таких вылетов Вера с тревогой увидела, что за ее тихоходной невооруженной машиной устремился фашистский истребитель. Что делать? У летчицы; замерло сердце. Молнией пронеслась мысль — в задней кабине командующий, за его жизнь она отвечает головой...
Внизу плоская голая равнина. Укрыться негде. Выход, один — снизиться до предела, недоступного вражескому истребителю. Но вот их разделяет всего лишь двести метров. Фашист дал очередь по самолету и стал делать второй заход, собираясь вновь атаковать беззащитную [96] машину. Тихомирова продолжала крутое снижение. Показание высотомера — 250, 200, 150 метров...
Неожиданно в небе появился краснозвездный «ястребок». После короткого яростного боя немецкий самолет вспыхнул, гитлеровец выпрыгнул с парашютом и был схвачен нашими бойцами.
Николай Федорович приказал приземлиться. Пойманного фашистского летчика допросили, а его парашют — сорок метров шелка — Науменко решил через Тихомирову передать женскому полку.
— Берите его, наверняка девушки будут рады такому трофею. — И, засмеявшись, добавил: — Шейте себе обновки.
В послевоенные годы Науменко не раз вспоминал своего «личного летчика» — нашу Веру, всегда интересовался ее жизнью, работой. В одну из последних наших встреч, вновь и вновь обращаясь памятью к трагическим дням войны, Николай Федорович говорил:
— Много было пережито, выстрадано в годы войны, но и в то время, и сейчас я с глубочайшим уважением, с восхищением склоняю голову перед нашими людьми, их героической самоотверженностью, их великим терпением. А ваши девушки? Никогда не забываю их, ведь они чудеса творили. Помню Верочку Тихомирову, что за прелестная девушка была, да и к тому ж еще отличный мужественный летчик...
Летом 1942 года, в дни отступления, мы долго не получали писем. Отсутствие вестей из дома угнетало. Настроение, и без того не радостное, опустилось ниже нуля.
— Надо во что бы то ни стало разыскать полевую почту, — решили командир полка и политработники. Когда, наконец, разыскали полевую почту, Тихомировой поручили лететь за письмами для полка и для штаба дивизии.
С нетерпением ждали мы ее возвращения. Когда из приземлившегося По-2 вышла Вера, подруги бросились к ней и едва не задушили в объятиях. Евдокия Давыдовна Бершанская, с улыбкой наблюдавшая шумную сцену, подошла и сказала:
— Ну вот, Вера, ты, словно ласточка, привезла нам добрые вести. Спасибо, родная...
Трудное это было время. Доставалось и нашей Ласточке. Она неоднократно летала на разведку. На тихоходном [97] невооруженном По-2 такие полеты были тяжелыми и опасными. Ведь при встрече с немецкими самолетами машина представляла собой просто мишень.
Однажды в бреющем полете Вера почувствовала, как машину резко подбросило:
— Парирую рулями ее отклонение, — вспоминала позже подруга, — а сама верчу головой, ищу причину такого странного ее поведения и вижу — орел с лету попал в расчалки. Раскачиваю самолет из стороны в сторону, никак не могу столкнуть его тело оттуда. С трудом наконец сбросила. А когда приземлилась, мой техник Маша Чех, увидев меня, побледнела и лицо руками закрыла. Оказывается, я вся была в крови, и она подумала, что я ранена. Позже мы шутили — орлиная кровь!
В августе Тихомирова вместе с офицером штаба дивизии летала на разведку по маршруту Георгиевск — Саблевская — Александровская — Солдато-Александровская. В полете были получены ценные данные.
400 вылетов по спецзаданиям, связи, разведке значатся у Тихомировой. 400 раз поднималась она на легком По-2 в небо и с честью выполняла порученное ей непростое дело. В конце сентября 1942 года летчица Тихомирова была награждена орденом Красного Знамени.
...Вера росла в семье рабочего-кузнеца. Жили небогато, как большинство в те годы. Но в доме было всегда светло, тепло, уютно. Семья была дружная. Вера собиралась стать токарем, пошла учиться в ФЗО, но училище вскоре расформировали — пришлось освоить специальность ткачихи, самую распространенную в тех местах. И хотя не об этом мечтала — работала на совесть, стала ударницей.
Была у девчонки и другая большая мечта — стать балериной. Балетной школы в Шуе не было, и Вера много и упорно занималась гимнастикой. И надо сказать, гимнасткой была отличной, двигалась легко, грациозно. В комнате, где жила Вера, одна стена сплошь была увешана фотографиями балерин.
И вдруг в один день все переменилось. Увидев на обложке журнала «Смена» портрет девушки в летной форме, Вера почувствовала, что именно в небе ее судьба. Теперь на стене был только один-единственный снимок [98] — из «Смены». Мама лишь вздохнула — характер дочки она знала хорошо.
Об увлечении Тихомировой узнали в комитете комсомола. Когда в Шуе организовали планерный кружок при Осоавиахиме, Веру как отличную производственницу направили туда учиться. Летом планеристы выезжали в лагеря, летали на планерах, изучали основы военного дела, совершали прыжки с парашютной вышки. Первые полеты подтвердили — выбор сделан правильно. И когда инструктор сказал о наборе в Батайскую летную школу, Вера очень обрадовалась.
Приехавший на каникулы старший брат — курсант летной школы, узнав о решении сестры поступать в Батайскую летную школу, сказал:
— Нелегко будет тебе, сестренка. Но если сердцем чувствуешь, что это твое настоящее призвание, тогда учись не жалея сил!
Поступив в Батайскую летную школу, Вера в первые же месяцы почувствовала, как не хватает ей знаний. Семь классов — это так мало, да к тому же за время работы на фабрике много подзабылось. Насколько трудно было учиться, можно было судить по тому, что из 120 принятых в училище в 1936 году закончили его всего 32 человека.
Но Вера не сдавалась. Вставала в три-четыре часа утра и уходила в степь, там и занималась, чтобы не мешать соседям по комнате. Со второго курса она была уже отличницей, так и школу закончила — на все пятерки. Получила удостоверение пилота ГВФ 4-го класса и стала развозить почту по селам и городам Одесской области...
Эти полеты, когда ее самолет веселой шумной толпой прибегали встречать ребятишки, молодежь, вспоминались сейчас удивительно светло и солнечно. Каким огромным счастьем был мирный труд! Вернуть его, вернуть на землю мир можно было, лишь одержав победу над ненавистными захватчиками. Значит, все силы нужно отдать этой борьбе. Все силы, а понадобится — и жизнь!
...С декабря 1942 года Вера стала летать ночью. В первом же полете с опытным штурманом Татьяной Сумароковой попала под очень интенсивный обстрел.
— Растерялась бы я, наверно, — рассказывала потом Вера, — если бы не Таня. Своим спокойствием, самообладанием [99] она показала мне пример смелости и хладнокровия. Рядом с ней нельзя было трусить. Задание мы выполнили.
Штурманом у Веры надолго стала Лида Лошманова — спокойная, выдержанная, знающая и умелая девушка. Экипаж работал слаженно. Каждую ночь вылетали на выполнение боевых заданий.
Вспоминается такой эпизод. Августовской ночью 1943 года мы вылетели бомбить фашистскую технику на Кубани. Сбросив бомбы в расположении войск противника, возвращались на аэродром. Вдруг Вера заметила, что одна бомба осталась в гнезде бомбодержателя — что-то случилось с замком. Возвращаться с таким грузом на аэродром обидно, а главное — опасно. Тогда штурман, рискуя жизнью, осторожно вылезла на крыло, держась за борт кабины, попыталась сбить бомбу ногой. В эти напряженные мгновения Вера удерживала самолет в горизонтальном движении с выключенным двигателем. Рискованная попытка ни к чему не привела. Вконец измученная, Лида вернулась в кабину.
Придется производить посадку с бомбой. А она может в любую минуту сорваться. Летчица осторожно, плавно, что называется, не дыша, повела машину на посадку. Но только По-2 коснулся посадочной полосы — бомба сорвалась. Вера резко дала газ. Самолет устремился вперед. Бомба, к счастью, не взорвалась.
А на посадку шли уже другие самолеты. Заподозрив неладное, заместитель командира полка Сима Амосова, руководившая полетами, запретила посадку другим машинам. Вооруженцы быстро разрядили бомбу и убрали ее с поля. А Вера была страшно расстроена: бомба при падении на землю повредила крыло, и в ту ночь экипаж уже не смог вылететь на задание.
В те дни Вера вела дневник. Вот короткие записи из него, сделанные во время боев на Тамани.
«Вчера ночью бомбили скопление войск противника. Улетая, видели два очага пожара... Третий полет нынешней ночью был особенно удачен. Наблюдала два сильных взрыва — очевидно, бомбы попали в колонну автомашин, везших боеприпасы».
«Мне везет на фашистские боеприпасы: сегодня опять вызвала два сильных взрыва. На этот раз, видимо, взорвались склады, которые гитлеровцы еще не успели разгрузить. Избавила их от этой заботы!..» [100]
Вера Тихомирова произвела 530 боевых вылетов, в результате которых был нанесен огромный урон врагу.
530 боевых вылетов. Каждый по-своему труден, а потому и памятен. Но есть среди них те, что помнятся особенно, такие, когда минуты стоят недель и месяцев жизни, полеты, после которых появляется первая седина. В такие ночи от летчиц и штурманов требовались выдержка, самообладание и, конечно, мастерство.
— И умение летное, и смелость — это бесспорно хорошо, — говорит и сегодня Вера, — но если к этому добавить летное счастье, ну, просто немножко везения, так и совсем отлично получится! Помнишь мою посадку на кукурузное поле?..
В одну из сентябрьских ночей 1943 года самолет Тихомировой едва не потерпел аварию. Через 20 минут после взлета отказал двигатель. Машина с полным грузом бомб резко теряла высоту. Сбросить опасный груз нельзя — внизу наши войска. Лида выстрелила ракетой.
Летчица пристально всматривалась в темноту. Что внизу? Казалось, самолет вот-вот заденет за верхушки деревьев или за телеграфные столбы — и тогда конец. При недолгой вспышке ракеты Вера успела заметить — в левой стороне неярко блеснула светлая полоска. Туда и довернула она свою машину.
Высота — ноль. Снизу по плоскостям что-то приглушенно стучит. Толчок. Самолет катится довольно спокойно и останавливается. Девушки быстро выбираются из машины и отбегают в сторону. А вдруг взорвутся бомбы?
Полчаса, наверное, они стояли и мерзли. Темнота кромешная, а холодок все основательнее забирает. Вернулись в машину. А когда рассвело, огляделись и только руками развели. Вот уж повезло так повезло! Сели на кукурузное поле, причем так, будто заход строили совершенно обдуманно. С одной его стороны кукуруза вымахала высокая, ее стебли и стучали снизу при посадке, а там, где пробежку делали — кукуруза уродилась низкая и не могла помешать. Но мало этого. С двух сторон поле окружал лес, с одной оно кончалось глубоким оврагом, а еще с одной — канавой... Чудом живы остались!
Утром девушек заметили с пролетавшего самолета и прислали из полка помощь. [101]
На Тамани мы летали много и успешно, вместе со всеми каждую ночь вылетала на боевые задания и Вера. Летишь над территорией, занятой противником, внимательно вглядываешься в темноту. Вражеские машины двигались всегда с затемненными фарами. Неожиданно блеснет тоненькая полоска света и тут же погаснет. Но для летчиц и этого достаточно: самолеты снижаются до высоты 600–700 метров, штурман сбрасывает САБы — и если по дороге двигалась колонна автомашин или танков, то в эти минуты мы жалели лишь об одном: грузоподъемность По-2 невелика, бомб маловато.
Когда мы на рассвете возвращались с последнего боевого вылета и шли с аэродрома в общежитие, то с линии фронта доносился глухой, перекатывающийся гул. Это наша артиллерия расчищала дорогу наступающим частям. Советские войска освобождали от фашистов Таманский полуостров.
И вот — Тамань свободна. В предрассветном тумане мы перелетаем на новую точку базирования. Пролетаем Варениковский и Ахтанизовский лиманы. Внизу — поля с неубранной кукурузой, обугленные развалины станиц. Страшные следы войны видны повсюду.
Мы приземлились у самого берега Азовского моря. Рыбацкий поселок Пересыпь. Холодный осенний ветер, соленые брызги в лицо, унылые крики чаек. На берег, израненный окопами, идут в наступление громады волн. Здесь мы остаемся надолго. Будем летать на Керченский полуостров. Появилось время хоть немного заняться бытом — привели себя в порядок, в полуразвалившихся хибарках и в землянках оборудовали жилье. А боевая работа — нелегкая, напряженная — шла своим чередом.
Осенью 1943 года в эскадрилью, которой мне довелось командовать, заместителем командира назначили гвардии лейтенанта Веру Тихомирову. Она стала во всем моим надежным помощником. Вот скупые строчки из наградного листа от 16 октября 1943 года:
«Тов. Тихомирова за период боевых действий на фронте проявила себя дисциплинированным, выдержанным, смелым командиром. Летает в сложных метеоусловиях, днем, ночью и в горной местности. Техника пилотирования отличная, потери ориентировки, аварий, поломок не имеет. Материальную часть самолета и мотора знает отлично и умело ее эксплуатирует... [102]
Тов. Тихомирова отлично освоила боевую ночную работу. Отлично владеет техникой пилотирования в ночных условиях. Умело выводит свой самолет из лучей прожекторов и из зоны зенитной артиллерии противника. С сентября месяца назначена на должность командира звена, к работе приступила с большим желанием. К себе и подчиненным требовательна, повседневно работает над повышением своего летного мастерства. Боевая работа Тихомировой служит образцом для личного состава звена. Из числа произведенных вылетов наиболее эффективными были:
В ночь на 10 марта 1943 г. бомбила переправу в пункте Славянская. В результате точного бомбометания было вызвано 4 сильных взрыва с черным густым дымом, что подтверждает последующий экипаж гвардии лейтенанта Е. Пискаревой.
В ночь на 15 апреля 1943 г. бомбила по скоплению войск противника в пункте Крымская. Несмотря на сильный огонь зенитной артиллерии и пулеметов противника, Тихомирова, маневрируя в зоне огня, умело достигла цели и произвела бомбометание, в результате чего наблюдалось два сильных взрыва, что подтверждает экипаж гвардии лейтенанта З. Парфеновой.
В ночь на 22 июля 1943 года бомбила пункт Луначарский по скоплению войск противника, где была схвачена тремя прожекторами противника. Смелым маневром Тихомирова вывела машину из лучей прожекторов, сделала несколько заходов на цель, произвела бомбометание и точным бомбовым ударом вызвала два очага пожара, которые горели в течение всей ночи, что подтверждают последующие экипажи.
В ночь на 12 августа 1943 года производила бомбометание по живой силе, мотомехчастям и укреплениям противника в пункте Дубинка, в результате точного бомбометания было вызвано 4 сильных взрыва, что подтверждает последующий экипаж гвардии лейтенанта М. Чечневой...
За лично произведенные 180 боевых вылетов с успешным выполнением боевых заданий командования т. Тихомирова представляется к правительственной награде ордену Отечественной войны II степени».
И вскоре мы горячо поздравляли нашу Ласточку с высокой наградой. [103]
Вчитайтесь в скупые, сжатые строки наградного листа. За каждой — опасные полеты в ночном небе, изрезанном клинками прожекторов, прошитом трассирующими снарядами. За каждой — риск и отвага, преодоление собственной слабости и страха, непременная воля к победе. В них, в этих по-военному суровых, лаконичных строчках, как в капле воды, отразился боевой путь моей подруги.
Славной, незабываемой страницей в истории нашего полка остались полеты на небольшой клочок земли на Керченском полуострове — на мыс Эльтиген. Помогая бесстрашным десантникам, мы доставляли им боеприпасы, медикаменты, продукты.
Об этих огненных днях и ночах вспоминает бывший командир 318-й стрелковой дивизии генерал-майор в отставке В. Гладков.
«Первая ночь ноября выдалась ненастной. Суда с солдатами и матросами отошли от причалов Таманского побережья в штормовое море. Мотоботы, сейнеры, катера, переполненные людьми, оружием, боеприпасами швыряло из стороны в сторону. Преодолеть тридцатикилометровую минированную полосу моря в этих условиях было невероятно сложно. Передовые отряды перемещались между собой. Были потери от мин.
У Крыма наш плавучий отряд нащупали лучи прожекторов. Артиллерийский огонь врага достиг предела. Десантники бросались в воду, шли на штурм берега...
В районе Эльтигена мы захватили небольшой плацдарм. Пять суток фашисты непрерывно атаковали этот клочок земли, пытаясь сбросить десантников в море. Пятнадцать — двадцать атак приходилось отбивать за день бойцам 318-й...
У десантников не хватало продовольствия, боеприпасов, медикаментов. Большую помощь нам оказали славные летчицы из 46-го гвардейского женского авиационного Таманского полка. Мужественные девушки каждую ночь перелетали на своих По-2 через пролив, снижались до самой земли и сбрасывали в назначенное место мешки с боеприпасами и продовольствием...»
Аэродром у нас был на этот раз очень неудобный. Узкая полоса морского берега шириной метров 300. С севера — море, с юга — шоссе с линией высоковольтной передачи. На взлете и посадке в непроглядные осенние ночи от летчиц требовалась исключительная [104] точность. Сильно мешал и постоянный ветер, дувший то с юга, то с севера. Прибавьте к этому проливные дожди и туманы, и будет ясно, что это были за полеты, какой выдержки и умения требовали они.
...С наступлением сумерек — мы уже в кабинах самолетов и ждем команду на вылет. Ждем минуты, когда небо и вода сольются, над проливом повиснет туман. Летим. Фашисты неистовствуют. Щупальцы мощных прожекторов шарят над водой. Бьют автоматы, крупнокалиберные пулеметы, ухает береговая артиллерия.
Летим. К месту, где зажжен костер и выложен опознавательный знак, подлетаем на высоте меньше 50 метров. Перегнувшись через борт, кричим во весь голос:
— Полундра! Лови картошку! Привет, братишки! Ответа не разобрать за шумом мотора и морского прибоя, за свистом и воем ветра. Но слышно — кричат. Живы, держатся — это главное.
Таких полетов у Веры Тихомировой было тридцать пять. Они не стираются в памяти, не тускнеют...
В это же время мы продолжали бомбить вражеские войска, летать на разведку. В ночь на 1 декабря 1943 года экипаж Тихомировой проводил бомбометание по скоплению мотомехчастей и живой силы противника в Ортаэли. Девушкам удалось уничтожить зенитную точку.
Багерово. Невероятно тяжелыми были даже для самых опытных наших экипажей полеты к станции Багерово в районе Керчи. В этом сильно укрепленном населенном пункте немцы установили свыше ста прожекторов. Экипажи Тихомировой и Парфеновой, вылетевшие сюда на разведку, встретил, что называется, ад кромешный — ослепительные лучи прожекторов, пальба зениток.
— Подошли на большой высоте, с выключенными двигателями, — рассказывала Вера. — Сбросили САБы. Аэродром как на ладони, но и мы будто на сцене: к самолету тянутся цепкие лапы прожекторов, огненные строчки светящихся трасс. Осколки дырявили плоскости. Самолет крепко тряхнуло. Но мотор пока работает. Что же случилось? Смотрю, падает давление масла. Господи, только бы через Керченский пролив перетянуть, а там на косу Чушка сядем! Но машина — умница, не подвела, сумела дотянуть до дома. Оказалось, снарядом повредило маслофильтр и один цилиндр разворотило... [105]
А в следующем полете Тихомирову, летевшую с Сумароковой, недалеко от цели на станции Багерово встретил плотный зенитный огонь. Прямое попадание. Самолет загорелся. Скольжением Вера сбила пламя. Резко маневрируя, пыталась вырваться из зоны обстрела. Но с грузом бомб сделать это было трудно. Выход один — резкое снижение. Фашисты, решив, что самолет подбит и падает, прекратили обстрел. Мастерски Вера вывела машину из пикирования и, набрав высоту, зашла на цель с тыла. Отсюда их не ждали. Вниз полетели бомбы, вспыхнули взрывы. А экипаж со снижением уходит в свою сторону. Начавшийся обстрел опоздал. Вера, и Таня, выполнив важное задание, вернулись на свой; аэродром...
Полеты, полеты... Севастополь, Белоруссия, Польша. В апреле 1944 года «за смелое руководство личным составом, лично произведенные 256 боевых вылетов с высокой эффективностью» летчица Тихомирова удостоена третьей правительственной награды — ордена Александра Невского.
Кроме боевой работы Вера много вводила в строй молодых летчиц и штурманов, вела занятия, постоянно была в гуще полковой жизни. Осенью 1944 года она тяжело заболела. Из госпиталя ее отправили в Москву. Вернуться в полк Вера уже не смогла.
После трудного и длительного лечения Вера сумела вернуться на летную работу. Из ее письма мы узнали, что она получила назначение на военную кафедру в Московский авиационный институт имени Серго Орджоникидзе. Боевая летчица учила теперь летному мастерству студентов, а мечтала о тяжелых самолетах...
В 1949 году Вера стала пилотом самолета Ли-2. Отличная техника пилотирования, боевой опыт, правительственные награды... Но, несмотря на все это, в части Тихомирову встретили весьма сдержанно. Еще бы! Она была здесь единственной женщиной. Но прошло немного времени — и летчики приняли Веру в свой мужской коллектив. Ее летное мастерство, настойчивость и воля, открытый ровный характер покоряли всех...
Шли годы, а с ними новые и новые полеты, по дальним и ближним маршрутам.
— Ташкент и Каунас, Ростов и Архангельск, Казань и Рига, — рассказывала мне Вера, — где только ни побывала я в эти годы. Вся страна под крылом. И всюду [106] кипит работа, строится, обновляется земля. Радовалась душа. Даже после самых трудных, самых утомительных полетов мы возвращались на свой аэродром с бодрым, деятельным настроением.
Через несколько лет гвардии капитан Тихомирова стала командиром корабля, на котором до этого летала вторым пилотом. Экипаж уважал и любил своего командира, ценило опытную летчицу и командование, ей поручали все более ответственные задания. А в 1955 году сослуживцы оказали Вере Ивановне высокое доверие — выдвинули кандидатом в депутаты городского Совета. Летчица-коммунистка с честью оправдала это доверие. Работе в комиссии здравоохранения она отдавала много сил и времени. Комиссия содействовала строительству новых больниц, детских садов и яслей, благоустройству и озеленению города...
И еще одно большое событие произошло в том году — майор Тихомирова освоила управление новым самолетом — Ил-14. Это сегодня, когда авиация шагнула далеко вперед, Ил-14 — небольшой пассажирский самолет. А в пятидесятые годы он был самым совершенным пассажирским и транспортным самолетом. Спустя два года командиру корабля Вере Ивановне Тихомировой было присвоено звание «Военный летчик 1-го класса».
— Большому кораблю — большое плавание, — говорит сегодня Вера Ивановна. — На Ил-14 мы летали далеко — и в союзные республики, и в социалистические страны. Но больше всего почему-то любила я восточную трассу. Ширь Сибири, ее бескрайние просторы, особенную, могучую и удивительную красоту этого края... Вспомнишь эти полеты, и сердце замирает в счастливом тревожном ожидании. Повторить бы все это сегодня...
В авиации Вера Ивановна Тихомирова летала и служила больше двадцати лет. Теперь ее часто можно видеть на фабриках, заводах, в техникумах и школах, она рассказывает о боевых подвигах своих однополчан, о героизме и мужестве советских солдат, которые принесли мир народам земли. Военный летчик первого класса Вера Тихомирова остается горячей пропагандисткой авиационного спорта, с которого начинался ее путь в авиацию, ведет большую военно-патриотическую работу. Наша Ласточка по-прежнему неутомима. [107]