Глава 20

Авиабаза Тангмер, расположенная недалеко от Саутгемптона, была построена до войны. Хотя она была рассчитана на 2 эскадрильи, сейчас там базировались 3 эскадрильи «Спитфайров» — 145-я, 610-я и 616-я — и эскадрилья «Бофайтеров». «Спитфайры» действовали как единое крыло. Бадера это обрадовало, так как 616-я эскадрилья ранее входила в состав авиакрыла 12-й группы и была знакома с его методами действий. Все «Спитфайры» были модели Mark II, вооруженной 8 пулеметами. Однако их летные характеристики все-таки превосходили данные модели Mark I, которая участвовала в Битве за Англию.

Он прибыл туда утром 19 марта, расставил чемоданы в спальне домика коменданта аэродрома неподалеку от офицерского клуба и уже через полчаса поднялся на «Спитфайре» в воздух, чтобы немного потренироваться. Через 2 часа он уже вел 2 эскадрильи через Ла-Манш к берегам Франции. Нужно было подготовить их к совместным действиям. Ранее эти эскадрильи никогда не летали в составе авиакрыла, и следующие 2 недели Бадер посвятил упорным тренировкам.

В отличие от первых дней в 242-й эскадрилье, сейчас перед ним не стояла задача завоевать доверие летчиков. Он стал знаменитым человеком, первый командир истребительного крыла Королевских ВВС. Офицеры и солдаты бросались наперегонки, чтобы выполнить его распоряжения. Большинство пилотов (средний возраст 22 года) были ветеранами Битвы за Англию. Они не выходили из боя [263] уже несколько месяцев, и Бадер отчетливо видел признаки нарастающей усталости, особенно среди командиров. Он невольно начал заботиться о своих летчиках, такова была его натура. Бадер очень хотел бы сказать им: «Не волнуйтесь, парни. Мы все уладим». Хотел, но не имел права. Однако он встретился с Ли-Мэллори и объяснил, что некоторым летчикам крайне требуется отдых. Не найдется ли несколько человек для замены? А кроме того, нельзя ли сделать Стэна Тэрнера майором и поставить командиром 145-й эскадрильи?

Ли-Мэллори сразу согласился:

«Разумеется! Я даже рад, что ты просишь перевести Тэрнера к тебе. У нас начались проблемы, так как он отказывается летать с кем-либо другим».

Через пару дней прибыл Тэрнер, однако он привез плохие новости. На крутом вираже столкнулись самолеты нового командира 242-й эскадрильи Трэси и его ведомого. Обломки разбитых самолетов попали в третий «Харрикейн». Все трое рухнули в море, Трэси, Эдмонд и Ланг погибли. (После этого командиром эскадрильи был назначен Уитни Стрэйт, который перед войной был механиком. В Норвегии он был награжден Военным Крестом.)

616-я эскадрилья имела совсем небольшой боевой опыт. Бадер лично занялся ею и впоследствии всегда летал во главе этой эскадрильи впереди крыла. Это было несколько неудобно для Билли Бартона, выпускника Кранвелла и командира 616-й, однако они сработались. Впрочем, Бар-тона (позднее награжденного Орденом за выдающиеся заслуги и Крестом за летные заслуги) постоянно возмущали язвительные замечания Бадера. Как и Бадер, он почти все время ходил с трубкой во рту. Иногда в разговоре с пилотами он начинал жаловаться:

«Вы знаете, как сегодня утром командир крыла назвал меня? Он назвал меня ...».

И каждый раз в его голосе звучало такое удивление, что летчики не могли понять: было это на самом деле или нет. Кончалось все общим смехом.

Властный, не терпящий возражений Бадер все видел в черной и белой красках. Он не признавал полутонов. На [264] первой стадии подготовки нового крыла, когда нужно было добиться взаимопонимания пилотов и ознакомить их с новой тактикой, он принимал жесткие решения моментально. Его вера в себя была непоколебимой, что могло быть крайне опасным в ком-нибудь другом. Он перебаламутил весь Тангмер. Сначала летчики смотрели на него, не скрывая своего любопытства. Потом они поверили в нового командира. И под конец он завоевал их, как раньше завоевал 242-ю эскадрилью. Разумеется, не всех. Было несколько человек, которых возмущала его грубоватая манера поведения, и они невзлюбили Бадера. Никто не остался равнодушным. Его или обожали, или ненавидели. Но последних было слишком мало, их ворчание оказалось гласом вопиющего в пустыне. Воодушевленный новыми задачами, он напрочь забыл о своих разочарованиях в мирное время. Он снова рвался в бой. Однако Ли-Мэллори не позволял ему пересекать французский берег, поэтому авиакрыло летало только над Ла-Маншем, вынюхивая противника. Он старался держаться к вражеской территории как можно ближе, однако они ни разу не встретили немецких самолетов. Зато они их слышали — по ночам. Тангмер имел две длинные белые взлетные полосы, которые в лунном свете были видны на большом расстоянии. Немцы использовали их иногда в качестве ориентиров, а иногда в качестве мишени. Немецкие бомбардировщики появлялись в небе Англии каждую безоблачную ночь. Когда над Тангмером раздавался рокот авиамоторов, все невольно вжимали голову в плечи и вздрагивали, когда слышали разрывы бомб, сопровождаемые визгом разлетающихся осколков и звоном битых стекол. Потерь пока не было, однако несколько самолетов были уничтожены, что было довольно неприятно. Гражданские рабочие пытались замаскировать взлетные полосы, поливая их зеленой краской. По крайней мере, предполагалось, что они это делают. Им удавалось закрасить до 50 ярдов в неделю. То, что они копались, словно сонные мухи, видели все летчики и техники. Еще хуже было то, что летчики знали — за эту возню они получают больше, чем пилот за боевой вылет. Бадеру очень хотелось бы заполучить их под свою руку, чтобы научить военной дисциплине. [265]

В это же время в Тангмер прибыл Вудхолл. Он получил звание полковника и должен был стать комендантом базы, одновременно взяв на себя руководство службой наведения истребителей. Ли-Мэллори не хотел разрушать сработавшуюся команду в преддверии сложных операций. Бадер братски поделил домик коменданта с Вудхоллом. Остальные авиакрылья Истребительного Командования начали проходить подготовку на таких аэродромах, как Биггин-Хилл и Кенли, получив новых командиров, вроде лучшего аса КВВС Малана. Чтобы летчикам было легче узнать его самолетов в воздухе, Бадер приказал написать на борту своего «Спитфайра» крупные буквы ДБ. Обрадованный Вудхолл немедленно окрестил его «Салагой»{4}. Он называл так Бадера на земле и в воздухе, и эта кличка намертво прилипла к нему, став официальным позывным. Бадер не возмущался, это его даже позабавило.

Вудхолл вместе с Бадером попытался заставить рабочих на взлетных полосах шевелиться побыстрее, но их пламенные речи были обращены к глухим. За следующую неделю они закрасили все те же несколько ярдов. Скоро должно было наступить полнолуние, и, судя по всему, Тангмеру опять могло крепко достаться. (Рабочие жили в нескольких милях от аэродрома, их это не волновало.) Вудхолл позвонил в Департамент общественных работ, однако местные чиновники оказались совершенно беспомощны. Найти главного, который мог бы повлиять на события, Вудхолл не сумел.

И вот однажды ночью Бадера разбудил ужасный треск. Он услышал за окном дикие крики, заметил мелькающие огни. Торопливо пристегнув протезы, он подошел к окну и увидел, что бомба попала в угол офицерского клуба, который горел. Над головой послышался гул моторов и треск пулеметов — немецкий летчик спикировал прямо на зарево пожара. Пока Бадер выбирался наружу, прибыла пожарная машина, и вскоре с огнем удалось справиться. Как ни странно, никто из находившихся в здании не пострадал. Летчики [266] попрыгали из окон и поспешили укрыться в ближайших кустах. Героем этой ночи стал католический священник, который, нацепив каску, обошел весь горящий дом, разыскивая раненых. Поползли самые фантастические слухи. Немецкие пули со звоном били по его каске, а доблестные летчики-истребители прятались в окопах.

Но это была последняя капля. Бадер послал приглашение посетить Тангмер своему старому приятелю по гольфу — Генри Лонгхерсту. Лонгхерст еще не успел поступить в армию и все еще работал журналистом. Он все увидел собственными глазами и услышал рассказы очевидцев.

На следующей неделе в «Санди Экспресс» появилась ядовитая статья о том, как некоторые эскадрильи Королевских ВВС подвергаются опасности из-за нерасторопности гражданских служб, которые должны маскировать взлетные полосы.

Для офицера это было очень серьезным поступком. Бадер не стал давать делу обычный ход, а обратился напрямую к прессе, выставив напоказ грязное белье чиновников. Взбешенные чиновники пожелали выяснить, откуда журналист узнал все это, однако редактор «Санди Экспресс» наотрез отказался выдать источник информации. Тогда начались звонки Лонгхерсту, но тот просто не стал ни с кем разговаривать. Наконец чиновник спросил:

«Это произошло на аэродроме возле Оксфорда?»

Лонгхерст сразу поинтересовался:

«А что, там тоже творится это же?»

Чиновник поспешно бросил трубку. Но сложить два и два не слишком сложно, и вскоре заместитель министра авиации прибыл в Тангмер. Он дружески побеседовал с Вудхоллом и Бадером, а после чашечки кофе мягко сказал:

«А теперь перейдем к той причине, по которой я прибыл сюда. Своей статьей в «Санди Экспресс» вы разворошили осиное гнездо. Министерству авиации это очень не понравилось».

Бадер, подавив закипающий гнев, сказал:

«Хорошо, сэр, можете предложить министерству авиации засунуть это самое гнездо себе в задницу. Эти взлетные полосы светят в ночи, словно фонари, привлекая к [267] себе все немецкие бомбардировщики. Я лично пригласил Лонгхерста сюда и, черт бы вас побрал, попросил написать обо всем этом».

Заместитель министра даже онемел от такой резкой отповеди.

А Вудхолл добавил:

«Я совершенно согласен с Бадером. Я знал, что Лонгхерст собирается приехать, и сам попросил его осмотреть эти взлетные полосы. Я испытываю те же чувства, что и Бадер».

Заместителю министра оставалось только умыть руки, как Понтию Пилату.

«Ладно. Мне приказали разобраться с этим, что я и сделал».

Судя по всему, он был очень рад убраться из Тангмера.

Маскировка взлетных полос была завершена в ту же неделю, но за это время Бадер успел перебросить свои эскадрильи на соседние аэродромы. 610-я и 616-я эскадрильи отправились в Уэст-Хэмпнет, а 145-я — в Мерстон. Он провел кое-какие перестановки в своем авиакрыле. Он забрал из 242-й эскадрильи Краули-Миллинга и Иена Артура, чтобы сделать их командирами звеньев в 610-й и 145-й. Капитан Кен Холден из 616-й, огромный йоркширец, стал командиром 610-й эскадрильи. Он был ровесником Бадера, то есть на несколько лет старше остальных пилотов.

Бадер подыскал домик для себя и Тельмы в 5 милях от офицерского клуба. Домик располагался в маленьком уютном имении Бэй-Хаус. Тельма прибыла со всеми своими пожитками, прихватив заодно и свою сестру Джилл. Она пришла в совершенный восторг, так как это был ее первый собственный дом. По вечерам он превращался в клуб для пилотов Бадера, где они могли отдохнуть и расслабиться. Впрочем, сам Дуглас предпочитал спать в офицерской гостинице, чтобы не терять связи с подчиненными.

Фанатично увлеченного вопросами тактики Бадера все меньше устраивали устаревшие тройки истребителей, которые до сих пор оставались стандартным строем эскадрильи. Тяжелое наследие мирного времени, они были настолько неудобными для развертывания в бою, что после долгих колебаний он все-таки решил перейти к новой тактической [268] единице — паре истребителей. Они должны были держаться рядом, чтобы каждый из пилотов мог контролировать хвост соседнего самолета, избавляя от необходимости вертеться как на иголках. Бадер начал эксперименты, прививая своему крылу новые привычки. Одновременно Бадер старался выяснить, как лучше располагать пары.

В качестве ведомого он часто брал долговязого Кокки Дандаса, который был так очарован его голосом во время Битвы за Англию. Бадер полагал, что за Дандасом, которому было всего 20 лет, следует приглядывать. Точно так же, как за другим пилотом 616-й эскадрильи Джонни Джонсоном, атлетичным, легко возбудимым юнцом. Он был несколько неуправляемым, и потому ему требовались хорошие вожжи, однако Джонсон был совершенно лишен страха и имел снайперский глаз{5}.

Террористические ночные налеты Люфтваффе стали несколько слабее, и война как бы приостановилась, хотя пилоты 11-й группы знали, что это всего лишь передышка. Они постоянно гадали, что творится в лагере противника. В середине апреля Ли-Мэллори вызвал Бадера в свой штаб в Оксбридже. Прибыв, Бадер обнаружил, что там уже находятся Малан, Гарри Бродхерст, Бимиш, Келлерт и другие командиры. Они сидели в конференц-зале в креслах вокруг большого стола. Убедившись, что все в сборе, Ли-Мэллори начал:

«Джентльмены, мы кончили зализывать свои раны. Теперь мы намерены перейти в наступление. В течение года мы вели отчаянные бои. Пора дать им сдачи».

Он много времени уделил вопросам тактики. Идея заключалась в том, чтобы послать бомбардировщики через Ла-Манш в сопровождении множества истребителей. Это вынудит немцев взлететь и принять бой. [269]

Утром 17 апреля в Тангмер прибыла портянка длиной в целый ярд, озаглавленная «Секретный оперативный приказ. Цирк № 1». Ниже следовало множество подзаголовков: «Цели», «Бомбардировщики», «Рандеву», «Крыло сопровождения», «Крыло прикрытия», «Крыло поддержки», «Арьергардное крыло» с указанием высот, скоростей и ориентиров на картах.

Во второй половине дня около 100 «Спитфайров» взлетели, чтобы сопровождать 12 «Бленхеймов», которые должны были бомбить Шербур. Бадер возглавлял группу из 36 истребителей и не встретил ни одного немца. Лишь вдалеке он увидел клубки разрывов, говорившие, что немецкие зенитчики ведут огонь. Когда они вернулись домой, Ли-Мэллори заявил:

«Мы только потревожили медведя в его берлоге, джентльмены. Но мы движемся в правильном направлении».

В течение следующих 2 недель они совершили еще несколько вылазок к Шербуру, ожидая, когда же все-таки «мессера» набросятся на них. Однако ни один немецкий истребитель так и не показался. Все твердо знали, что северо-западная Франция — это осиное гнездо, и в любой момент могут появиться стаи немецких самолетов. Неизвестность мучила сильнее, чем самолеты Геринга. От штурмовок отказались. Посылать пару или четверку самолетов на верное самоубийство командование не желало.

Ночью 7 мая в столовой спонтанно организовалась вечеринка. Пилоты пили и трепались, хотя время перевалило за полночь. Как обычно, вокруг Бадера собрались его пилоты, что ему всегда нравилось. Он потягивал оранжад, пока остальные опустошали одну банку пива за другой. Наконец Кокки Дандас сказал:

«Сэр, давайте держать в строе фронта две пары. Каждая будет прикрывать хвост соседней, и мы сможем парировать любую внезапную атаку».

Бадеру это предложение показалось разумным. Какое-то время все обсуждали это предложение, пытаясь сообразить, как действовать, когда четверка будет атакована вражескими истребителями. Было решено, что лучше всего в этот момент левой паре заложить вираж влево, а правой — [270] вправо и соединиться на хвосте озадаченного противника. Споры затянулись.

Утром Дандас явился на завтрак не таким веселым, как обычно. В голове у него гудело, а во рту чувствовался какой-то мерзкий привкус. На еду он вообще не мог смотреть. Дандас явно жалел, что не отправился спать несколько раньше. Зато Бадер приковылял бодрый и веселый. Тяжело рухнув на стул рядом с Дандасом, он сказал:

«Ночью ты предложил чертовски хорошую идею, Кокки. Насчет четырех самолетов в шеренге».

Дандас натужно улыбнулся и пробормотал:

«Большое спасибо, сэр. Я очень рад, что она вам понравилась».

Бадер повторил:

«Чертовски здорово. Я уже все обдумал. Сегодня мы ее испробуем».

Дандас подумал, что ему-то как раз сегодня не хочется никуда лететь.

А Бадер радостно продолжал:

«Ты, я и еще пара наших парней, мы смотаемся во Францию и посмотрим, сумеем ли сбить фрицев, которые нас атакуют».

Сначала до Дандаса не дошло, а потом он понял, о чем идет речь, и ужаснулся. Потом он решил, что Бадер шутит. Однако Бадер и не думал шутить. Он повернулся к Вудхаусу из 610-й эскадрильи и сказал:

«Падди, подбери себе ведомого, и полетели с нами».

В 11.00 они взлетели: Бадер, Дандас (который проклинал себя за то, что не промолчал вчера), Вудхаус и сержант Майне. Они пересекли Ла-Манш на высоте 25000 футов между Дувром и Кале. Самолеты были выстроены слегка изогнутой шеренгой, напоминая пальцы растопыренной ладони. Дандас был самым левым, Бадер в 50 ярдах правее и слегка впереди. В 100 ярдах от него летел Вудхаус, а еще в 50 ярдах дальше — Майне. В течение получаса они демонстративно мотались недалеко от Кале, но ничего не увидели. Дандас подумал, что еще через пару минут они повернут домой, однако именно в этот момент в 5 милях сзади и чуть правее он увидел 5 «мессеров». Они [271] держались на 1000 футов выше и явно намеревались атаковать англичан. Он немедленно вызвал ведущего:

«Хэлло, Салага. Пять «мессеров» на 5 часов».

Бадер пришел в восторг:

«Отлично. Я их вижу. Кокки, мы их прикончим».

Он немного сбросил газ, и «мессера» стали быстро приближаться. Бадер следил за ними, приговаривая:

«Это именно то, что нам надо. Просто чудесно».

Дандас воздержался от ответа. «Мессера» были уже недалеко. Бадер продолжал говорить:

«Следите за ними, но не расходитесь, пока я не прикажу. Пусть подойдут поближе. Пусть подойдут. Не расходиться... — Он ликовал, как мальчишка. — Не расходиться. Я скажу, когда...»

«Мессера» уже приготовились открыть огонь, когда он рявкнул:

«Разойтись!»

Четыре «Спитфайра» заложили крутой вираж, развернувшись буквально на месте. Бадер и Дандас ушли влево, Вудхаус и Майне — вправо.

Это был самый крутой вираж на памяти Дандаса. Хвостовое колесо Бадера мелькнуло у него перед лобовым стеклом, но в глазах тут же потемнело от сильной перегрузки. Кровь отхлынула от головы. Он слышал чьи-то рассказы, что Бадер может поворачивать круче остальных, потому что у него нет ног, и крови просто некуда деваться. Однако сейчас следовало думать о другом: не перекрутить бы лишнего. Он ослабил давление на ручку, и способность видеть мир вернулась к нему. Но тут «Спитфайр» задрожал и затрещал под ударами попавших в него снарядов. Дандас решил, что ему пришел конец.

Бадер, выйдя из виража, заметил головной «мессер» прямо перед собой и в тот же момент открыл огонь. Он увидел вспышки попаданий на киле «мессера», и тот окутался черным дымом. Но тут в наушниках раздался напряженный голос Дандаса:

«ДБ, меня подбили».

Дело в том, что они оказались перед второй парой «мессеров», которые сразу открыли огонь по «Спитфайрам». Получил попадания и самолет Майнса. [272]

Несколько снарядов попали в корень крыла и бачок с гликолем, после чего за истребителем Дандаса потянулся хвост белого дыма. Бадер спикировал, чтобы прикрыть его, но «мессера» уже пропали. Он видел только один «Спитфайр». Имея достаточный запас высоты и кое-как работающий мотор, Дандас сумел дотянуть до аэродрома Хокиндж. Но там мотор отказал в самый неподходящий момент. Высота была слишком велика для нормальной посадки и слишком мала для повторного захода. В отчаянии он поднял нос самолета и на скорости около 150 миль/час приземлился на зеленую траву, не выпуская шасси. Самолет скользнул по грунту, подпрыгнул и с треском остановился, едва не врезавшись в выстроенные на краю поля новенькие «Спитфайры» 91-й эскадрильи. Потрясенный Дандас с трудом выбрался из кабины, но тут его чуть не прикончил разъяренный командир 91-й, который желал знать, какого дьявола он здесь делает.

Вудхаус спокойно вернулся в Тангмер. Майне приземлился на другом аэродроме, хотя хвостовое оперение его истребителя было повреждено.

Холден на двухместном «Мажистере» прилетел в Хокиндж и увез Дандаса в Тангмер. Бадер, убедившись, что все нормально, недовольно проворчал:

«Ты законченный дурак, Кокки. Какого черта ты поперся туда и зачем? Но в любом случае, я ужасно рад видеть, что с тобой все в порядке».

А потом с энтузиазмом продолжил:

«Теперь я знаю, в чем наша ошибка. Вместо того, чтобы расходиться в разные стороны, мы должны были поворачивать группой, не теряя противника из вида. Это потребует некоторой практики. Вскоре мы снова попытаемся».

После этого происшествия Дандас, как ни странно, не слишком огорчился. Это был всего лишь неудачный эксперимент в поисках истины. Он был рад узнать, что Бадер очень хорошо относится к нему. На следующий день Бадер снова взлетел, теперь уже с другим звеном. Но теперь он собирался отработать тактику над Тангмером. Противника изображали пилоты 616-й эскадрильи. Отрываясь от них, он окончательно убедился, что «растопыренная ладонь [273] » является идеальным строем, очень гибким и одинаково удобным как для атаки, так и для обороны. Буквально в течение недели четверка стала основным строем авиакрыла. (Позднее ее переняли остальные авиакрылья, и она использовалась до самого конца войны.)

Бадер опробовал ее во время рейдов над Ла-Маншем и «цирков» над Шербуром и Гавром. (В первое время они не забирались далеко от побережья.) Однако проверить в бою новый строй не удалось, «мессера» не вмешивались. Но именно в это время авиакрыло понесло первые потери. Возвращаясь из Франции, 145-я эскадрилья над Тангмером рассыпала строй, чтобы садиться звеньями. И в этот момент столкнулись командир звена Пип Стивенс и старший лейтенант Оуэн. Сцепившиеся самолеты рухнули на землю, совсем рядом с аэродромом. Оба летчика погибли.

С этого дня они постоянно видели 3-4 «мессера» над французской территорией. Однако немецкие летчики старательно держались подальше. Они явно не собирались вступать в бой с целым крылом, а дожидались, пока кто-нибудь отстанет. Иногда они пытались увлечь за собой звено, но Бадер не поддавался на уловки противника. Он желал сыграть по-крупному, как, впрочем, и Ли-Мэллори. Наконец авиакрыло Хорнчерча сообщило, что пара «Мессершмиттов» спикировала на них сзади, обстреляла и проскочила мимо. Ни один самолет не был поврежден. И это было уже лучше, чем презрительное игнорирование со стороны немцев.

Через пару дней авиакрыло Тангмера возвращалось из рейда, когда Джонни Джонсон, дав петуха, закричал:

«Смотрите! Фрицы!»

Все пилоты одновременно дернулись, решив, что он предупреждает о «мессере» на хвосте. Строй рассыпался, как стая испуганных кроликов. Одинокий Me-109 пролетел между ними, посылая неприцельные очереди, и тут же удрал. Никто не получил ни царапины. Когда самолеты приземлились, Бадер устроил Джонсону хорошую выволочку. Он прочел пилотам целую лекцию относительно необходимости точно предупреждать об опасности. Для каждого вражеского самолета требуется сообщать его место и высоту, а [274] не вопить (как это сделал потерявший голову Джонсон): «Смотрите! Фрицы!» Иначе все это плохо кончится.

В июне немцы снова удивили весь мир, вторгнувшись в Россию. Поэтому было особенно важно вынудить Гитлера перебросить как можно больше истребителей во Францию. Ли-Мэллори решил, что «Бленхейм», который может нести всего тонну бомб, слишком слаб, чтобы произвести нужное впечатление. Поэтому он начал осаду Бомбардировочного Командования, которое в конце концов сдалось и позволило ему использовать несколько четырехмоторных «Стерлингов» для коротких вылазок во Францию. Каждый такой самолет мог нести до 6 тонн бомб. Ли-Мэллори собирал вокруг них до 200 «Спитфайров» и отправлял эту группу для бомбардировки целей уже довольно далеко от берега. Бадер решил, что все это похоже на огромный пчелиный рой. Он сказал это на совещании в штабе группы, и позднее такие соединения официально получили название «пчелиный рой».

Ли-Мэллори еще раз послал крупное соединение самолетов вглубь Франции, чтобы разбомбить железнодорожный узел Лилля, который играл важную роль в системе немецких перевозок. Агенты сообщали, что при виде английских самолетов французы высыпали на улицы, радостно крича и размахивая руками. После этого пчелиный рой стер с лица земли завод по ремонту «Мессершмиттов» в Альбере.

Это уже было гораздо лучше. Немцы были вынуждены реагировать. Эскадрилья «мессеров» атаковала крыло Биггин-Хилла. Обе стороны понесли потери. Бадер узнал об этом на совещании командиров крыльев в штабе авиагруппы и вернулся раздраженный.

«Малан сбил двух за день. Его парни подбили еще несколько. А мы считаем, что нам везет, если вообще кого-то замечаем во время рейда».

Тактика Ли-Мэллори начала приносить свои плоды. Геринг был вынужден отозвать часть истребительных эскадрилий из России. Теперь над Францией немецкие истребители собирались группами от 30 до 40 машин. Подполковник Галланд, лучший из командиров немецкой истребительной [275] авиации, прибыл в Сент-Омер с полной Geschwader «мессеров». Разведка КВВС утверждала, что британские летчики сбивают по 3 Me-109 на каждые 2 потерянных «Спитфайра». Это считалось выгодным. Потери бомбардировщиков были минимальными и только от зенитного огня. Один бомбардировщик сумел благополучно дотянуть до Манстона, хотя оба мотора горели. При этом его прикрывала целая сотня «Спитфайров».

12 июня пчелиный рой был отправлен к Сент-Омеру. Авиакрыло Тангмера летело впереди, чтобы расчистить воздушное пространство. Несколько «мессеров» суетились вдали, ожидая случая атаковать одиночный самолет. Бадер внимательно следил за ними. Появился пчелиный рой, бомбардировщики сбросили свой груз и улетели. Истребители Бадера последовали за ними. Они уже пересекали линию берега, когда пара «мессеров» спикировала от солнца на четверку Бадера. Он сразу крикнул:

«Отрываться влево!»

Судя по всему, немцы тоже были неопытными, потому что они тоже повернули влево. Бадер заложил самый крутой вираж и увидел брюхо «мессера» в 50 ярдах перед собой. Он сразу дал очередь. От «Мессершмитта» полетели обломки, и он закувыркался вниз.

Вернувшись в Тангмер, Бадер с удовольствием сделал отметку в своей летной книжке и уселся писать первый боевой рапорт за долгое время. В конце он добавил: «Я утверждаю, что сбил противника, потому что: 1. Я знаю, что так и было; 2. Старший лейтенант Марплс видел падающий «мессер» в то же время и в том же месте; 3. Старший лейтенант Матчек из 145-й видел «мессер», упавший в море; 4. Я уверен, что этот «мессер» мой».

После этого положение улучшилось. На следующий день он повел свое авиакрыло вместе с бомбардировщиками на Хазебрук. Через день они дважды — утром и вечером — атаковали Бетюн. Еще через день — Коммине. Романтическая сторона натуры Бадера радовалась. Его истребители летали над городами, чьи названия он встречал в книгах МакКаддена, Бишопа и Болла, описывавших бои Первой Мировой войны... Дуай, Аррас, Хазебрук, Бетюн. [276]

На следующее утро они опять полетели к Бетюну, держась на высоте 26000 футов. На этот раз в качестве ведомого Бадер взял с собой новичка, чтобы подучить этого сержанта. (Не все командиры так поступают — обычно они предпочитают, чтобы их хвост прикрывал кто-нибудь более опытный.) Когда англичане пересекли побережье, появилась шестерка «мессеров». Они метались взад и вперед, словно приглашали оторваться от группы и атаковать их. Время от времени они пытались обстрелять фланговые самолеты. Взбешенный этой наглостью, Бадер сам повел 616-ю эскадрилью в атаку, когда немцы оказались в 500 футах ниже. Когда они разлетелись в стороны, Бадер всадил очередь в один из «мессеров». После этого сержант тоже открыл огонь, хотя дистанция была слишком велика. Бадер догнал немца и выпустил в него еще одну очередь. Он видел вспышки попаданий, однако ни дыма, ни видимых повреждений не появилось. Внезапно немецкий летчик выпрыгнул из кабины, и в небе закачался белый купол. Он приводнился в 5 милях от Гравелина. Бадер брезгливо подумал, что немец, скорее всего, просто испугался и бросил исправный самолет.

После ленча они снова взлетели, на этот раз целью был Сент-Омер. Немцев было гораздо больше, чем ранее. Несколько стай стервятников уже ждали прибытия англичан. Пилоты Бадера постоянно оглядывались по сторонам, с особой тревогой поглядывая в сторону солнца. Затем кто-то громко вскрикнул, когда появились немцы. Бадер немедленно приказал всем летчикам крыла действовать самостоятельно, иначе было просто нельзя. Через несколько секунд в небе завертелась безумная карусель. Бадер поймал на прицел «мессер» и дал очередь почти в упор. Оранжевая вспышка, черный дым — и немецкий истребитель полетел вниз. Еще несколько «мессеров» спикировали на него. Он дал короткую очередь с упреждением, когда один из них проскочил перед его «Спитфайром». Поврежденный самолет задымился, но тут его догнал и расстрелял кто-то из летчиков Кена Холдена. Еще одним врагом меньше. Взмокший, но обрадованный Бадер повернул домой. [277]

Еще две отметки в летной книжке, получается, что за неделю уничтожены 2,5 самолета, еще несколько повреждены. Дела идут все лучше и лучше. С этого времени они проводили по одному рейду в день, если только не мешала погода{6}. Потери были относительно небольшими, однако капля по капле... А конца войны не было видно. Было легче вообще об этом не думать. Слава богу, что я до сих пор жив, а что там будет, то и будет. Самое тяжелое время — последние минуты перед вылетом. Когда ты поднимаешься в воздух, мысли сразу переключаются на другое, и тут уже не до переживаний.

Стороннему наблюдателю могло показаться, что Бадер начисто лишен нервов. Этот человек в черном летном костюме и бело-голубом шарфе спокойно забирался в кабину, совал трубку в карман, словно готовился поехать на пикник. В воздухе истребители собирались над Бриллиантом{7} и брали курс на Францию. Далеко внизу были видны спасательные катера, которые выходили из портов, чтобы крейсировать в заранее указанных точках. Летчики имели инструкцию в случае повреждения самолета садиться на воду именно там. Купаться, конечно, неприятно, но хорошо, когда вынужденное купание обставлено с комфортом.

Бадер всегда вел 616-ю эскадрилью в сомкнутом строю: 3 четверки на высоте 20000 футов. На 2000 футов выше, сзади и правее держался Холден с 610-й эскадрильей. Еще выше, примерно на 30000 футов, их прикрывал Стэн Тэрнер со 145-й эскадрильей. Обычно он старался занять позицию против солнца. Очень часто они поднимались на такую высоту, что за самолетами появлялись инверсионные следы. Затем они опускались чуть ниже, и следы пропадали. Зато любой вражеский самолет, который решил бы атаковать их сверху, немедленно выдал бы себя длинным белым хвостом. Иногда авиакрыло Тангмера летало во Францию самостоятельно, иногда [278] присоединялось к пчелиному рою, сформированному вокруг бомбардировщиков.

По пути к цели никто не смел нарушать радиомолчание, пока не показывался французский берег. Там немцы уже могли видеть их самолеты, и больше не было необходимости скрытничать. Первым говорил обычно Бадер:

«Хэлло, автобус зеленой линии{8}. Можете трепаться. С тобой все в порядке, Кен?»

«О'кей, Салага. Я занял место». (Холден)

«Ты в норме, Стэн? Черт, ты где? Я тебя не вижу».

«Все в порядке, ДБ. Можете заткнуться. Я здесь».

«Хэлло, Вуди, видно что-нибудь стоящее?»

«Хэлло, Салага. Отвечает управление. Следует ждать сильного отпора над Большим Деревом!{9} От 30 до 40 самолетов собираются к востоку от него. Я слежу за ними. Пока все».

Снова Бадер:

«Ты слышал, Кен?»

«Да».

«А ты, Сэн?»

Тэрнер питал пристрастие к более красочным ответам. Он имел привычку пищать ломаным фальцетом, как испуганная горничная:

«О, дорогой! О, милый! Как страшно. Это просто ужасно».

За этим обычно следовал жизнерадостный смех.

Они пересекли побережье возле Площадки для гольфа{10}, и Бадер проворчал умиротворенно:

«Мне кажется, на площадках кто-то копошится, не так ли, Кен?» (С высоты 20000 футов площадки казались не больше булавочных головок.)

После такого диалога нервное напряжение ослабло, и теперь Вудхолл точно знал, где они находятся. Затем голос Бадера потерял игривые нотки и снова стал сухим и деловитым. [279]

Зато голос Вудхолла ничуть не изменился — все тот же глубокий проникновенный бас, никогда не теряющий уверенности. Временами пилотам казалось, что в кабине у них за спиной сидит строгий учитель. В паре с Бадером они составляли прекрасную команду.

Вскоре снова появился Вудхолл.

«Хэлло, Салага. «Мессера» над Большим Деревом, идут на юг с набором высоты. Смотри, как бы они не атаковали со стороны солнца твой правый фланг».

«О'кей, Вуди».

Несколько минут тишины, а потом опять:

«Хэлло, ДБ. Рекомендую посмотреть на три часа вверх. Я полагаю, ты увидишь то, что искал».

Предупреждение поступило исключительно вовремя. Обычно через несколько мгновений после того, как кто-либо замечал самолеты противника, строй немедленно рассыпался. Словно в мелкую заводь с мальками кто-то бросил камешек, и рыбки брызнули во все стороны. Тогда Бадеру приходилось следить за бешеной круговертью, предупреждать, направлять, поворачивать, реорганизовывать, выбирать момент для атаки и отхода, вертя головой, как на шарнирах.

Чтобы показать, как это происходило, мы приведем выписку из журнала радиопереговоров в первые, относительно спокойные дни, пока битва еще не набрала обороты.

«Более 50 на два часа».

«Я не вижу их, Джонни. Что они делают?»

«Все нормально, ДБ. Никакой паники. Они пересекают наш курс. Я слежу за ними».

«О'кей, теперь я их вижу».

(На какое-то время молчание.)

Затем:

«Самолет сзади».

«Самолет на три часа».

«Самолет ниже».

«Поворот вправо».

«Мессер» над головой».

«О'кей, вижу».

«Самолеты сзади, пусть все займутся». (Бадер) [280]

«Скажите мне, когда отрываться. Я не вижу ублюдков».

«Шесть ублюдков позади нас».

«Я вижу их в зеркале».

«Два самолета снизу».

Когда «Мессершмитты» начали выходить в атаку:

«Отрывайтесь вправо».

«Он едва не попал в тебя, Кокки».

«Четверо прямо сверху».

«Прямо у тебя над головой».

«Соберитесь».

«Будь я ..., если смогу».

«Четверо сзади и выше».

«О'кей, я прикрою тебя».

«Следи за хвостом».

«Они мои. Не поднимайся».

«Все нормально, ты, ...!»

«Не ... об этом! Мы получим несколько столкновений за минуту». (Очевидно, во время перестроения после атаки.)

«Что за гнусные парни». (Вероятно, канадцы.)

«Твое радио звучит прелестно».

«Со мной все в порядке?»

«Смотришься, как цветик».

Прошло всего 10 минут с того момента, как немецкие истребители заметили англичан, однако пока ни один самолет не пострадал. Обрывки переговоров по радио ни в коей мере не передают напряженность происходившего. Об этом можно судить лишь по слегка дрожащим голосам летчиков.

В центре управления полетами Тангмера динамик с металлическим лязганьем передавал слова пилотов, прерываемые потрескиванием атмосферных разрядов. Сидевший у микрофона Вудхолл был занят по горло. Не меньше работы было и у «Хора красоток», как называли летчики женщин из вспомогательной службы КВВС, передвигавших фигурки на планшете. [281]