Глава 17
Пять эскадрилий! Более 60 самолетов! Бадер даже мечтать не мог о таком. Он постарался собраться.
«Да, сэр. Когда начнется бой, строй все равно рассыплется. Я должен держать «Спитфайры» вверху, чтобы отгонять «мессеров». Масса «Харрикейнов» внизу будет спокойно заниматься бомбардировщиками, не беспокоясь о своих хвостах».
«Я тоже так думаю», — согласился Ли-Мэллори.
Казалось, он понимал абсолютно все. Тогда Бадер решил рискнуть и рассказал, как нарушил инструкции офицера наведения. Но сделал это он не для того, чтобы оправдаться, а чтобы изложить свои новые идеи. Он говорил с жаром новообращенного язычника.
«Но командир группы может ошибиться и вообще упустить противника», — предположил Ли-Мэллори.
«Офицеры наведения уже их делают. Они не могут помочь нам. Радар указывает высоту слишком неточно».
«Вы думаете, что преимущества перевешивают риск?»
«Безусловно», — пылко ответил Бадер.
После некоторого раздумья Ли-Мэллори сказал:
«Так и сделаем. Я постараюсь втолковать все это нужным людям, а вы тем временем можете проверить свою теорию. Кажется, она должна работать».
Конечно, разговор был значительно дольше, чем мы описываем здесь. Он длился более часа, и Ли-Мэллори отнюдь не во всем согласился с Бадером. Однако он был вынужден признать, что этот человек с бульдожьей челюстью [226] и горящими глазами фанатика тщательно изучил проблему и выделил самые важные моменты. Хотя с совершенно одинаковой вероятностью предложенное им решение могло быть глубоко ошибочным или, наоборот, гениальным. Ответ на это можно было получить только в бою, и все же командир авиагруппы полагал, что в основном Бадер прав. Он добавил, что разделяет желание Бадера расколоть вражеский строй, спикировав прямо в гущу противников. В первый раз Бадер проделал это под влиянием моментальной вспышки гнева, но именно тогда родился новый тактический прием, который опровергал все старые наставления. Ли-Мэллори назвал 242-ю «эскадрильей уничтожения».
На следующий день в Даксфорде все поднялись еще до рассвета. Наступило утро. Было проведено несколько патрульных полетов, чтобы облегчить положение 11-й группы, но противника никто не видел. Все говорили, что изнывают от скуки, но это была лишь поза, призванная скрыть волнение. За прошедшие 2 недели 231 пилот погиб или был тяжело ранен, были уничтожены или тяжело повреждены 495 «Харрикейнов» и «Спитфайров» (в основном из состава 11-й группы). Заводы в это время могли выпускать не более 100 самолетов в неделю. Подготовка новых летчиков также отставала от уровня потерь, и многие новички, вышедшие из летных школ, были еще не готовы к боям.
Среди уцелевших под маской натужного веселья прятались страх и растерянность. Но все-таки летчики старались держать себя в руках. Они прекрасно понимали, что только Королевские ВВС сейчас мешают Гитлеру приступить к завоеванию Британии. Жизнь строилась на жутких контрастах. На земле они могли весело смеяться в пабах и спать на чистых простынях. Но утром они просыпались и уходили в мир охотников и добычи, сидели на раскладных стульях возле самолетов, ожидая приказа взлетать. Другие люди, которые точно знали, что вечером будут живы, приносили им сэндвичи и кофе, но в любой момент мог зазвонить телефон, и им пришлось бы бросать чашки. А уже через полчаса любой из летчиков мог оказаться в кабине горящего истребителя, который падает с высоты 20000 футов. [227]
Только Бадер не старался что-то изображать. Он ковылял по аэродрому с таким видом, словно собирался в ближайшую минуту одним ударом нокаутировать Джо Луиса. Его самоуверенность помогала ему полностью игнорировать опасность, и она постепенно передавалась остальным летчикам. Его дух был необычайно высок. Он любил битву и восхищался ею, думал и говорил только о тактике. Совершенно не подвластный страху, он никогда не «дергался», как остальные. Немцы, сидящие в своих самолетах, вызывали у него лютую ненависть, и он приходил в бешенство при мысли, что «эти самолеты с черными крестами и свастиками сбрасывают свои поганые бомбы на мою страну. По этой же причине я испытывал глубокую любовь к любому англичанину, которого я встречал на земле».
Примерно в это же время он придумал эмблему эскадрильи — фигура Гитлера, который получает пинок в задницу летающим ботинком с номером 242. Уэст вырезал из жести специальный шаблон, и механики нарисовали эмблему на носах всех «Харрикейнов». Они не протестовали против лишней работы, хотя им и так приходилось трудиться день и ночь, чтобы привести истребители в порядок.
Когда не было полетов, Бадер не обращал внимания на то, что пилоты могут травить пар несколько шумно. Как-то раз Питер Макдональд устроил для летчиков вечеринку с шампанским. Как раз в этот день принесло Ли-Мэллори, и вице-маршал авиации появился в столовой в разгар пьянки, но сразу приказал забыть о своем высоком звании. В общем, все закончилось непритязательным весельем. Молодежь расселась на полу и пустила бутылки вкруговую. Лишь изредка раздавался крик, когда Бадер неосторожно задевал протезом чью-нибудь макушку. Иногда казалось, что Ли-Мэллори работает круглые сутки без перерывов. Он питал слабость к холодным ваннам и полуночным совещаниям, очень часто работал до 3 ночи, а в 6.50 уже поднимался. Однажды он провел в центре управления полетами 27 часов подряд, после чего отправился на аэродром, чтобы переговорить с пилотами, вернувшимися из полета. А после этого он пошел вместе с ними в [228] столовую, был вынужден пить наравне с молодежью и выслушивать не самые деликатные шутки.
Бадер спал в офицерском общежитии в Колтишелле, однако каждый вечер он старался вырваться к Тельме, чтобы сказать, что любит ее. 13 сентября он должен был обедать вместе с ней в доме в Колтишелле, когда его вызвали к телефону в холл. Ли-Мэллори вежливо приветствовал его:
«Хэлло, Бадер. Я хотел первым поздравить вас. Вы только что награждены Орденом за выдающиеся заслуги».
Над ним словно вспыхнуло радужное сияние, и на какое-то время Бадер даже лишился дара речи. Потом он перевел дух и кое-как выдавил:
«Спасибо, сэр».
«И еще одна деталь», — добавил Ли-Мэллори через пару секунд. На следующее утро 302-я («Харрикейны») и 611-я («Спитфайры») эскадрильи прибудут в Даксфорд. Не будет ли Бадер настолько любезен, что примет их в свое соединение, которое отныне будет называться «авиакрылом 12-й группы».
Бадер постарался убедить вице-маршала, что эта перспектива приводит его в восторг.
Неформальное вручение наград можно считать хорошим обычаем, однако ничто не может притушить внутреннюю радость человека. Это чувствуют все, но особенно остро это переживал Бадер, который жил только боем. И попытками самоутвердиться. Это была слишком жгучая радость, чтобы растрачивать ее публично. Он просидел целый час, прежде чем тихонько сообщил об этом капитану по прозвищу «Погги», который в это время был в доме. Восхищенный Погти тихонько подошел к Тельме и сказал:
«Не правда ли, здорово, что Дуглас получил Орден за выдающиеся заслуги?»
Тельма удивилась.
«О чем ты говоришь, Погги?»
Но потом увидела лицо Дугласа и поняла, что произошло нечто необычное. Потом последовали обычные восторги, суматоха, поздравления и поцелуи. Все завершилось общим смехом, поскольку Тельма, как настоящая женщина, сказала: [229]
«Однако я думаю, что прежде всего ты должен был сказать об этом мне».
На следующее утро, 14 сентября, как и обещал Ли-Мэллори, еще 2 эскадрильи прилетели в Даксфорд. Дважды в день Бадер поднимал группу из 60 истребителей в воздух, чтобы патрулировать над северным Лондоном. Противника они не встретили, так как Люфтваффе переводили дух перед следующим прыжком. Только один бомбардировщик прокрался, используя тучи, чтобы сбросить бомбы на Букингемский дворец, но при этом был сбит. Прибыл Крест за летные заслуги для Эрика Болла — первая награда из тех, что запрашивал Бадер.
Холодным хмурым утром 15 сентября 5 эскадрилий авиакрыла 12-й группы стояли кучками на летном поле Даксфорда и соседних аэродромов и ждали. По всему небу ползли рваные облака, которые могли послужить хорошим прикрытием для атакующих. С радиолокаторных станций начали поступать сообщения о вражеских самолетах, которые собираются над аэродромами северной Франции. На планшетах в штабах английских истребительных частей появились стрелки, нацеленные на Британию. И вскоре после этого эскадрильи 11-й группы, образовавшие заслон вокруг Лондона, сцепились с противником над графством Кент. Первая фаза боя закончилась. Горящие обломки самолетов усеяли все вокруг. Уцелевшие бомбардировщики, многие из которых горели и дымили, потянулись обратно во Францию. «Харрикейны» и «Спитфайры», пулеметы которых еще дымились, были вынуждены сесть, чтобы принять топливо и боеприпасы. Именно в этот момент радары обнаружили вторую группу немецких бомбардировщиков, направляющуюся к Лондону.
Через 5 минут Вудхолл поднял авиакрыло 12-й группы.
Уже в воздухе Бадер услышал в наушниках размеренный голос:
«Хэлло, Дуглас. Около 40 бандитов направляются к Лондону. Вы будете патрулировать в районе Кентербери — Грейвсенд».
«О'кей, Вуди». [230]
Кентербери — Грейвсенд! Это было прекрасно. Утреннее солнце все еще находилось на юго-востоке, поэтому он сразу заметит бомбардировщики, если те двинутся на Лондон. 3 эскадрильи «Харрикейнов» круто пошли вверх, выстроившись тройками. «Спитфайры» держались выше и чуть левее. Находившийся справа Лондон укрывали тучи, которые становились все плотнее. 12000 футов... 16000... 20000... они уже поднялись над облаками. Раньше, чем вражеские самолеты, Бадер увидел черные клубки разрывов зенитных снарядов. Они рвались прямо по курсу у него, но чуть ниже. И почти сразу он заметил рой черных мошек, метавшихся в голубом небе. Расстояние примерно 5 миль... около 40... Ju-88 и Do-17.
Повернув вправо, он опустил нос самолета и начал пикировать. Боже, это было прекрасно, солнце прямо за спиной, а бомбардировщики ниже. Он присмотрелся повнимательней, разыскивая «мессера», и с трудом поверил собственным глазам. Ни одного! Бомбардировщики шли без сопровождения. Сердце подпрыгнуло, и кровь забилась в висках. Однако мысли были ясными и четкими.
Выше завесы облаков, под самым солнцем мчались стремительные серые тени акул-истребителей. Он немедленно включил радио.
«Сэнди, следи за «мессерами».
«О'кей, шеф, я их вижу», — отозвался Сэнди Лейн, командир 19-й эскадрильи, и «Спитфайры» пошли вверх на перехват немецких истребителей.
«Держи их!» — крикнул Бадер и бросился на первую шеренгу немецких бомбардировщиков, открыв огонь. Он дернул ручку на себя и проскочил мимо огромного «Дорнье», повернул влево и снова обстрелял его. Яркая вспышка мелькнула на правом моторе бомбардировщика, за ним тут же вытянулся хвост огня и дыма. Внезапно Бадер понял, что сейчас врежется в «Дорнье», и круто отвернул в сторону. Проклятье! Немецкий строй рассыпался, и самолеты мелькали повсюду. Впереди, всего в 400 ярдах, другой «Дорнье» пытался укрыться в облаке. Бадер уже приготовился атаковать его, но тут краем глаза заметил «Спитфайр», круто пикирующий немного впереди. Его пилот [231] явно не видел бомбардировщик, находящийся ниже облака. Все произошло мгновенно. Истребитель врезался прямо в середину фюзеляжа «Дорнье». Тот моментально взорвался, его искореженные крылья обвились вокруг «Спитфайра». Вниз полетел град мелких обломков, и два сцепившихся самолета, пылая, рухнули на землю.
Взмокший Бадер огляделся. Еще один «Дорнье», крутясь, падал на землю, волоча за собой длинную полосу огня и дыма. Он увидел, как кто-то из немецких летчиков выпрыгнул с парашютом. Купол раскрылся немедленно, то есть слишком рано. Пламя тут же охватило его, превратив в пепел. Человек полетел вниз, как камень. Бадер проворчал про себя:
«Поделом тебе, поганец. У тебя еще будет немного времени подумать обо всем».
После этого небо снова стало чистым.
Вернувшись в Даксфорд, он узнал, что пропал Эрик Болл.
Они заправились, оружейники перезарядили пулеметы, и к 11.45 эскадрильи были снова готовы к взлету.
И тут позвонил Эрик Болл. Его «Харрикейн» был подбит и загорелся, однако он успел выпрыгнуть с парашютом и вскоре вернется.
Через 2 часа крыло снова взлетело, чтобы патрулировать над Норт-Уилдом. Бадер повел истребители в большую брешь среди облаков. На высоте 16000 футов он снова увидел впереди разрывы снарядов, а потом и бомбардировщики. Примерно 40 штук, на 4000 футов выше «Харрикейнов». Проклятье! Приходится крупно рисковать, потому что набирать высоту уже поздно. Сектор газа до упора, и ревущий «Харрикейн» резко задрал нос, едва не встав на попа.
Кто-то вскрикнул:
«Мессера» сзади!»
Через плечо он заметил, что желтоносые машины пикируют на них, и крикнул, заложив крутой вираж:
«Оторваться!»
В небе началась бешеная карусель, в которой перемешались «Харрикейны» и «Мессершмитты». Желтый кок возник прямо у него за хвостом, и Бадер изо всех сил рванул [232] ручку на себя, чтобы уйти с прицела. «Харрикейн» попал в турбулентную струю немца и весь затрясся, свалившись в штопор. Он с трудом восстановил управление, стряхнув «мессер» с хвоста, но при этом потерял 5000 футов. Вокруг было чисто.
Значительно выше он заметил одинокий «Дорнье», направляющийся во Францию. Он ринулся вдогонку, набирая высоту. Погоня затянулась, и по неосторожности Бадер чуть снова не сорвался в штопор. Уже возле побережья он догнал немца и дал длинную очередь. Однако отдача пулеметов бросила истребитель назад, и он опять свалился на крыло. Бадер вышел из штопора и осмотрелся. Но противник успел исчезнуть.
Приземлившись в Даксфорде, он узнал, что пропал Пауэлл-Шэддон.
Это была величайшая победа в ходе Битвы за Англию. Однако, оглядываясь назад, можно сказать, что день ничем особенным не выделялся. Никто из летчиков в то время об этом не думал. Это был всего лишь очередной эпизод в долгой изматывающей борьбе. Не было времени на размышления и переживания. Утром они торопливо одевались и сидели, дожидаясь приказа на взлет. Лениво болтали о каких-то пустяках и старались унять внутреннее напряжение, ожидая телефонного звонка, который снова отправит их в бой. Потом, когда были собраны вместе все рапорты, оказалось, что 12-я группа показала себя с лучшей стороны, хотя во втором бою роли переменились — «Спитфайры» сами атаковали бомбардировщики, пока «Харрикейны» дрались с «мессерами». Но это была лишь непредусмотренная случайность. Главным было то, что после двух крупных воздушных боев этого дня пилоты 5 эскадрилий авиакрыла заявили, что сбили 52 немецких самолета, и еще 8 «вероятно уничтожены»{3}. [233]
На счету 242-й эскадрильи было 12 самолетов. Наконец эскадрилья показала себя достаточно умелой — постоянно И или 12 побед. Корк, вылечив свое лицо, сбил еще 2 «Дорнье», по одному в каждом вылете. Молодой Краули-Миллинг, чья физиономия пока еще не совсем зажила, снова поднялся в воздух, впервые с того дня, как его сбили. Он отомстил за себя, сбив «мессер» над Кентом. Окутанный дымом, тот рухнул на землю. МакНайт, Тэрнер, Бадер, Стэнсфилд, Тамблин — все добились побед. Даже Пауэлл-Шэддон, который позвонил откуда-то из района Иппинга, сообщил что у него все нормально. Он сбил «Дорнье» и погнался за вторым, когда из облака неожиданно выскочил «мессер» и зашел ему в хвост. «Харрикейн» вспыхнул, и пилоту пришлось спешно прыгать. Он так торопился, что ударился о киль самолета и вывихнул плечо. Доктор сказал, что он выбыл из строя на несколько недель.
Бадер отправился к Тэрнеру и спросил:
«Стэн, как ты смотришь на то, чтобы принять звено В?»
«Положительно, сэр», — ответил Тэрнер.
Ночью позвонил Ли-Мэллори:
«Дуглас, сегодня вы дали прекрасный спектакль! Совершенно ясно, что использование больших групп истребителей приносит свои плоды», — закончил командир авиагруппы более официально.
Бадер сказал:
«Большое спасибо, сэр, но во время второго вылета нам пришлось нелегко. Мы снова взлетели слишком поздно, и немцы были много выше, когда мы их заметили. Это плохая исходная позиция для атаки. Ели бы у нас была только одна эскадрилья, «мессера» нас просто перебили бы. Но если бы нам разрешили стартовать на 10 минут раньше, мы успели бы занять выгодную позицию, чтобы справиться с ними. И тогда мы сбили бы гораздо больше.
Задержка не приносит выгод. Как только они начинают строиться над Кале, мы должны взлетать и направляться на юг. Мы должны атаковать их первыми, пока 11-я группа взлетает и набирает высоту».
«Ладно, я думаю примерно так же. Однако не забывайте, что мы не должны распылять резервы без остатка. [234]
Представьте, что сегодня творилось бы, если бы в бою участвовали все эскадрильи, которые могла вызвать 11-я группа», — заметил Ли-Мэллори.
«Не знаю, сэр, остались резервы или нет, но сегодня они вызвали нас слишком поздно».
Но Ли-Мэллори прекратил дискуссию:
«Хватит. Однако сегодняшний счет авиакрыла не может остаться незамеченным. Я сам за этим присмотрю. Надеюсь, это подтолкнет их вызывать вас пораньше».
Бадер кисло согласился:
«Я тоже на это надеюсь, сэр. — А потом снова загорелся: — Знаете, сэр, а мне хотелось бы как-нибудь целиком уничтожить все самолеты противника. Чтобы ни один фриц не вернулся из налета».
Командир группы рассмеялся:
«А вы кровожадны! Если ваши парни будут продолжать в том же духе, у вас появится реальный шанс добиться этого».
Этот шанс подвернулся 18 сентября.
Примерно в 16.30 все 5 эскадрилий поднялись в воздух. Вудхолл сообщил по радио, что более 40 вражеских самолетов направляются к Лондону с юго-востока. Бадер повел свое крыло сквозь тонкий слой облаков, лежавший на высоте 21000 футов, и набрал 23000. Немного ниже во все стороны, насколько видел глаз, тянулся мягкий пуховой покров, в котором было так удобно прятаться. И больше ничего. Но что творится в мире, лежащем под облаками? В пологом пике он повел свои истребители обратно сквозь тучи, и они начали кружить под белым потолком, испытывая приятное чувство полной безопасности. Никто не сможет внезапно атаковать их сквозь эту пелену.
И снова им помогли разрывы зенитных снарядов. Сначала Бадер увидел на юго-востоке черные клубочки, а через несколько секунд заметил и бомбардировщики. Две маленькие группы самолетов, всего около 40 машин, летели на высоте 16000 футов вдоль Темзы возле Грейвсенда. Английских самолетов больше, чем вражеских! В это нельзя поверить! Когда истребители приблизились к врагу, пилоты со злорадством обнаружили, что перед ними только [235] бомбардировщики — Ju-88 и Do-17. Ни малейших признаков «мессеров»! Атака со стороны солнца невозможна, так как тучи надежно закрывают его. Бадер спикировал, целясь в «Юнкерс» в первой шеренге. Изголодавшаяся стая помчалась следом за ним.
«Юнкерс» заполнил собой весь прицел, и с дистанции 100 ярдов Бадер открыл огонь. Из левого мотора немца потянулась струйка дыма, и он резко повалился влево. Бадер прорвался сквозь кучу беспорядочно мечущихся самолетов, успев дать пару коротких очередей по тому, что попадало на прицел, но тут же исчезало. Он дважды еле успевал увернуться от столкновения с бомбардировщиками. «Харрикейн» мчался им навстречу с бешеной скоростью, и лишь судорожно дергая ручку, Бадер успевал в последний момент убраться с дороги. После этого «Харрикейн» попадал в турбулентную струю, и его швыряло, как щепку. Он с трудом восстановил управление, потеряв при этом 3000 футов. Ниже и чуть в стороне от общей свалки он увидел «Дорнье», удирающий на восток, и погнался за ним. Медлительный и неповоротливый бомбардировщик не имел никаких шансов спастись. Бадер спокойно сблизился, не открывая огонь до тех пор, пока не оказался в 50 ярдах от цели, и лишь после этого нажал гашетку.
Когда пулеметы «Харрикейна» выплюнули струю свинца, немецкий стрелок потерял самообладание и выпрыгнул из самолета. Но паника до хорошего не доводит. Парашют раскрылся преждевременно и зацепился за один из килей хвостового оперения. Немец задергался, как марионетка на веревочках. В этот же момент «Дорнье» потерял управление и начал раскачиваться из стороны в сторону, дернулся было вверх, но тут же сорвался в штопор. Бадер сопровождал его, с любопытством следя за происходящим. Затем внезапно еще два человека выскочили из кабины бомбардировщика, и белые купола их парашютов расцвели внизу. Опустевший «Дорнье», причудливо порхая, продолжал сыпаться вниз, волоча за собой несчастного стрелка. Внезапный укол совести подтолкнул Бадера, и он спикировал, открыв огонь по немцу, чтобы разом закончить его мучения. Однако он промахнулся. А бомбардировщик [236] тем временем перешел в вертикальное пике, и Бадер бросил его.
Но теперь небо над головой было очень оживленным... множество белых парашютов плавно опускалось вниз. Маленький человек в странном коричневом костюме пролетел мимо кабины «Харрикейна». За ним волочились обрывки купола. Бадер почему-то подумал, что это агент гестапо, с которым рассчитались честные летчики.
Приземлившись на аэродроме, обрадованные пилоты собрались вокруг офицера разведки, чтобы доложить о своих победах. Тэрнер рассказывал, что видел немца, парашют которого раскрылся прямо в люке, и летчик оказался пойманным в горящем Ju-88. Остальные члены экипажа отчаянно пытались освободить его.
«Я почти слышал, как несчастный парень кричит: «Ради бога, не оторвите его!» Они освободили его и успели выпрыгнуть, прежде чем бомбардировщик рухнул в море».
Никто из них раньше не видел столько парашютов. МакНайт видел, как стрелок волочился на стропах за «Дорнье» Бадера.
Бадер подвел итог в журнале боевых действий довольно прозаически: «Патрулировали над Лондоном. Контакт». А рядом лаконичная пометка: «Крыло уничтожило 30 самолетов, 6 вероятно, 2 повреждено. 242-я сбила 11. Личный счет: 1 Ju-88, I Do-17. Потерь в крыле и эскадрилье нет».
В официальном боевом донесении он написал: «Судя по всему, на каждый немецкий самолет приходилось по 3 английских истребителя. Это создавало определенную опасность столкновения, однако в целом благоприятно повлияло на исход боя».
На сей раз он позвонил Ли-Мэллори первым, описав бой в стиле любителей рыбной ловли, и высказал сожаление, что нескольким немцам все-таки удалось удрать.
Особенно он подчеркивал то, что 12-я авиагруппа взлетела вовремя. Питер Макдональд присутствовал при этом. На следующий день он имел разговор в парламенте с заместителем министра авиации, который предложил встретиться с премьер-министром. Макдональд переговорил с Черчиллем, который сначала ворчал, но потом оттаял. На [237] следующий день он послал за несколькими командирами авиагрупп.
Геринг прекратил налеты и еще раз сменил тактику. Теперь он высылал вперед эскадрильи «мессеров», чтобы отвлечь английские истребители и вынудить их израсходовать топливо. (Именно о такой уловке говорил Бадеру Ли-Мэллори.) Дневные налеты на английские города подходили к концу. Однако пока еще никто об этом не знал, аура непобедимости по-прежнему окружала Люфтваффе. В лучшем случае все ждали новой паузы.
Бомбардировщики иногда все-таки прорывались к Лондону, но наконечник германского копья затупился. Все чаще и чаще они бомбили Кент и устье Темзы, в особенности Саутгемптон, то есть юго-восточные районы Англии, подальше от района действия 12-й группы.
Крыло взлетало патрулировать над Лондоном один или два раза в день, чаще всего во время ленча или файв-о-клока. У Бадера появился новый повод для огорчения — больше они ни разу не встретили противника. На его личном счету числились 11 подтвержденных побед, но это лишь подогревало азарт, а не утихомиривало. Кроме того, кое-кто из пилотов имел по 20 побед!
Он стал знаменитым, что отчасти могло успокоить маленького демона, сидящего внутри, если бы Бадер не был слишком занят, чтобы замечать поднявшуюся шумиху. Чтобы подчеркнуть «командный дух» в своих частях, Королевские ВВС не называли по имени своих асов. Однако каждый раз, когда появлялась новая история о безногом летчике-истребителе, все прекрасно понимали, о ком идет речь. Сам Бадер жил в тесном мирке авиакрыла, сражений и тактики. Он отлично знал о высоком боевом духе своих летчиков, но не осознавал, насколько велик его личный вклад в это. Они смотрели на него, как на супермена, и охотно бросились бы следом на ним даже на тысячу «мессеров». Он понимал, что действует в воздухе гораздо лучше, чем кто-либо. Он стал гением искусства новой воздушной войны, обладавшим железной волей.
Каждый раз, когда крыло поднималось в воздух, его хозяйский голос начинал отдавать по радио распоряжения [238] с такой уверенностью, что она автоматически передавалась пилотам. Его замечания, намеренно или случайно, помогали летчикам успокоиться перед предстоящим боем. Например, 20 августа тощий 19-летний юнец Кокки Дандас в первый раз летел в составе авиакрыла. Ровно месяц назад Дандас попал в 616-ю эскадрилью в Кенли. Они дежурили, одновременно ожидая вечернего визита Уинстона Черчилля, когда пришлось взлетать. Эскадрилья столкнулась с группой Me-109 над Кентом. Это был первый бой Дандаса. Он был атакован «мессером», который повредил управление его истребителя, всадил несколько снарядов в мотор и бачок с гликолем. Дым и пары гликоля заполнили кабину, а Дандас никак не мог сбросить фонарь. Он потерял управление на высоте 12000 футов, но сумел сбросить фонарь и выпрыгнуть, когда до земли оставалось всего 800 футов, сломав при этом ключицу. Теперь в эскадрилье осталась всего пара опытных пилотов, и Дандас, не до конца оправившийся от раны, вернулся. Они взлетели в страшной спешке. От волнения у них пересохло во рту, и страшно колотилось сердце. Но когда самолеты начали набирать высоту, в наушниках раздался голос безногого командира:
«Хэлло, Вуди, я намеревался сыграть с Питерсом в сквош в час дня. Прошу, позвони ему и предупреди, что я немного задержусь».
(Великий боже! Безногий! Играет в сквош!)
Голос Вудхолла:
«Только не сейчас, Дуглас. Пеленг один-девять-ноль. Вокруг Норт-Уилда. Ангелы двадцать».
«Ох, прости, Вуди. Но все-таки позвони им».
«Некогда, Дуглас. Отметки на планшете приближаются к берегу».
«Ладно, у тебя нет лишней минутки? Ты сидишь перед кучей телефонов. Подними одну трубку и позвони парням».
Вудхолл философски вздохнул.
«Ладно, ладно. Чтобы ты отвязался, я позвоню. А сейчас вернись к военным делам».
Дандас полетел дальше с легким сердцем, как и все остальные. [239]
Другая эскадрилья перехватила замеченные самолеты, а через час авиакрыло приземлилось, и было снято с дежурства. Бадер сыграл в сквош и полетел на встречу с Ли-Мэллори в Хакнэлл. И Дандас вечером решил, что никогда больше не будет волноваться, если летит вместе с Бадером. (Он немножко ошибался... но об этом позже.)
Свою роль в том, что пилоты чувствовали себя уверенно, сыграл и Вудхолл. Трудно даже сказать, сколько пустых споров было между ними. Сам Бадер вряд ли сказал бы точно, и лишь позднее он осознал ценность этих разговоров, и сам начал пользоваться такой методикой. Но даже тогда это было наполовину сознательно и наполовину инстинктивно. Это уже стало частью его самого.
24 сентября прибыл Крест за летные заслуги, которым был награжден Дикки Корк. Бадер был рад не меньше самого Корка, и не только потому, что сам представил Дикки к награде, но и потому, что это был единственный Крест за летные заслуги, врученный моряку. Обычно они получали Крест за выдающиеся заслуги. Корк со своим орденом мог утереть нос зазнавшимся морякам. Бадер не оставлял попыток вытравить из Корка моряцкий дух и превратить его в правоверного члена ордена КВВС. Это тоже стало бы «хорошей шалостью». Он подговорил Корка нашить на правый борт форменной куртки пуговицы ВМФ. Зато на левом борту красовались сверху вниз: пуговица Королевских ВВС, Польских ВВС, Королевских Канадских ВВС и Чешских ВВС.
Пустое патрулирование продолжалось до 27 сентября. Примерно в полдень крыло взлетело, чтобы патрулировать над северным Лондоном. Вудхолл сообщил: «Ангелы пятнадцать». Бадер знал, что это приказание исходит от штаба 11-й группы, и распорядился набрать 23000 футов.
Опять появился Вудхолл:
«Более 30 самолетов юго-восточнее устья. Они не приближаются».
Бадер повел свою стаю к Кентербери. Ничего не видно. Потом они полетели к Дувру, прошли западнее Данджнесса и повернули обратно. Вудхолл продолжал сообщать [240] о бандитах, кружащих на юго-востоке. Рваные облака появились чуть ниже, напоминая клочки бумаги, которые катит по полу сквозняк. Но кроме них в небе не было ничего. Вудхолл снова вызвал его:
«Хэлло, Дуглас. Я думаю, ленч откладывается. Можете возвращаться».
«Подожди, Вуди. Мы сделаем еще один круг», — ответил Бадер.
Повернув к Данджнессу, он краем глаза заметил горстку блесток на высоте значительно меньше 17000 футов. Вскоре он понял, что это примерно 30 «мессеров», которые кружат над Дувром. [241]