Глава 14
Когда Бадер вернулся, машины остальных пилотов уже находились на стоянках в готовности. Капитан Питер Макдональд, невозмутимый человек, который 14 лет заседал в парламенте, до сих пор ухитрялся каким-то образом совмещать обязанности парламентария с управлением эскадрильей. Наконец Бадер сказал:
«Ладно, давайте пойдем и встретимся с парнями».
Летчики звена А размещались в деревянном домике на краю аэродрома. Бадер толкнул дверь и вошел внутрь без стука, Макдональд двинулся следом. По характерной раскачивающейся походке пилоты сразу поняли, кто это. Дюжина пар глаз холодно уставилась на командира с кресел и железных кроватей, на которых летчики досыпали перед первым утренним вылетом. Бадер был уверен, что они встанут, чтобы приветствовать начальство. Однако никто не подумал подняться, никто даже не шевельнулся. Лишь пара летчиков повернулась на бок, чтобы лучше видеть. Ни один человек не соизволил вынуть руки из карманов. В комнате повисло напряженное молчание. Началась бессловесная дуэль.
Наконец Бадер спросил достаточно вежливо, но твердо:
«Кто сегодня дежурит?»
Никто не ответил.
«Хорошо, кто старший?»
Снова молчание, хотя летчики вопросительно переглянулись.
«Никто ни за что не отвечает?» [184]
Высокий темноволосый молодой пилот ответил:
«Полагаю, никто».
Бадер пристально посмотрел на него, но подавил свой гнев. Пока еще не пришло время браться за них всерьез. Он круто повернулся и вышел.
В комнате звена В повторилось тоже самое.
«Кто здесь старший?» — спросил Бадер.
После некоторого колебания плотный молодой летчик с грубым лицом, словно высеченным из гранита, медленно поднялся с кресла и ответил с сильным канадским акцентом:
«Полагаю, что я».
Однако на рукаве тужурки у него была всего одна нашивка.
«Командира звена здесь нет?»
«Нет, он ушел».
«Ваше имя?»
«Тэрнер». — И после заметной паузы он добавил: «Сэр».
Бадер снова внимательно осмотрел всех, снова повернулся и вышел. В дюжине ярдов от двери стоял «Харрикейн», горбатый и внешне неуклюжий, как все «Харрикейны». Бадер подошел к нему и взобрался на крыло. Парашют, шлем и очки лежали в кабине. Он неуклюже забросил ногу и влез в кабину. Надел шлем. Если пилоты думают, что новый командир — просто инвалид, был только один способ убедить их в обратном. Он включил мотор, истребитель помчался по аэродрому и поднялся в воздух.
Прямо над аэродромом он в течение полутора часов вертел и крутил «Харрикейн», проделывая все, чему его выучили в Хендоне, одну фигуру высшего пилотажа за другой, без перерывов для набора высоты. Две или три петли подряд, горка с переворотом, бочка, крутой вираж, иммельман. Завершил он своим коронным трюком — бросил самолет в штопор и после нескольких витков восстановил управление. Когда «Харрикейн» катил по траве обратно к месту стоянки, все пилоты стояли возле домика и следили за ним. Однако Бадер вылез из кабины без посторонней помощи, даже не взглянув на летчиков, сел в автомобиль и отправился в свой офис в ангаре. После этого он послал за Бернардом Уэстом. [185]
Перед Бадером возник старый служака уоррент-офицер с типичной внешностью северянина.
«Как у нас с техникой?» — спросил Бадер.
«Восемнадцать «Харрикейнов», все новые», — ответил Уэст.
«Хорошо. Я хочу, чтобы все они были исправны».
«Я постараюсь содержать их в боеспособном состоянии так долго, как смогу. Однако это не затянется. У нас нет запасных частей, нет инструментов. Кое-что мне удалось стянуть, но если начнутся боевые операции, очень быстро самолеты окажутся прикованы к земле», — сообщил Уэст.
«И почему у нас нет ни того, ни другого?» — спросил Бадер.
Уэст объяснил, что все оборудование было потеряно во Франции. Лишь один из механиков сумел увезти личные инструменты в вещевом мешке. Остальные вернулись с одними сигаретами. Такое отношение возмущало Уэста.
Бадер мрачно посмотрел на него и спросил:
«Вы затребовали новый комплект?»
Уэст ответил, что он это сделал. Были заполнены все необходимые формы и требования, сделаны копии, и стопа бумаг достигла толщины 6 дюймов. Однако начальник службы снабжения авиабазы заявил, что не может дать документам ход, так как канцелярии слишком забиты бумагами.
«Ну ладно, мы их расчистим», — зловеще посулил новый командир эскадрильи.
Утром Бадер собрал всех пилотов в своем офисе. Пока они стояли, переминаясь с ноги на ногу, перед столом командира, он холодно рассматривал их, не говоря ни слова. Сразу бросилось в глаза, что летчики не слишком уважали форму и явно предпочитали свитера мундирам. Длинные волосы тоже производили не лучшее впечатление. Вообще, пилоты выглядели довольно неопрятно. Наконец Бадер сказал:
«Вот что... Похоже, вы считаете особым шиком выглядеть, как механики, которым некогда отмыть руки от машинного масла. Но я хочу командовать хорошей эскадрильей, [186] а вы все смотритесь как оборванцы. Хорошая эскадрилья должна быть щеголеватой. Для начала сообщаю, что не желаю видеть летные сапоги и свитера в столовой. Вы обязаны носить ботинки, рубашки и галстуки. Ясно?»
Это была ошибка.
Тэрнер без всякого выражения медленно произнес:
«Большинство из нас не имеет никаких ботинок и рубашек, кроме тех, что на нас сейчас».
«Что вы этим хотите сказать?» — немного агрессивно поинтересовался Бадер.
«Мы потеряли все во Франции».
Совершенно спокойно, с оттенком цинизма Тэрнер принялся рассказывать о хаосе, который царил во время отступления. Командование бросило своих подчиненных, летчики потеряли наземный персонал, эскадрилья моталась с одного места на другое, и нигде ей не были рады. Каждый заботился только о себе, пилотам приходилось самим готовить свои машины и добывать пропитание. Часто они спали прямо под крылом самолета. Когда набиралось достаточно бензина — они сражались, но постепенно отступали все дальше и дальше. Семь человек были убиты, двое ранены, у одного пилота произошел нервный срыв. Всего эскадрилья потеряла половину состава. Командир большую часть времени пропадал неведомо где, но все-таки сумел перегнать свой «Харрикейн» в южную Англию. Когда во Франции все окончательно рухнуло, они тоже перелетели через Ла-Манш и были направлены в Колтишелл. С тех пор положение не слишком улучшилось. Эскадрилью носило «по воле волн». История была грустной, но в голосе Тэрнера нельзя было уловить просьбу о жалости, только сдержанную злость.
Когда он закончил, Бадер сказал:
«Мне жаль. Прошу прощения за свои слова». И после короткой паузы: «А вы потребовали возмещения за потерю вещей?»
Судя по всему, они пытались это сделать, потому что Бадер снова увидел циничные усмешки, и ему сообщили, что заявки странствуют по обычным бюрократическим каналам. Дуглас вздохнул. [187]
«Хорошо. Завтра вы все отправляйтесь в Норвич к портным и заказывайте все, что пожелаете. Я гарантирую, что заказ будет оплачен. А пока к вечеру или украдите, или одолжите ботинки и рубашки, где хотите и как хотите. У меня есть несколько рубашек, могу временно дать все. О'кей?»
«Это прекрасно, сэр», — ответил Тэрнер, который, похоже, привык выражать общее мнение.
«Хорошо! А теперь немного расслабьтесь. В каких боях вы участвовали и как оттуда выбрались?»
Следующие полчаса заняло живое обсуждение самых различных вопросов. Потом Бадер переговорил с каждым из пилотов по очереди, чтобы выяснить, что из себя представляет каждый. За исключением одного или двоих, пилоты ему понравились. Все оказались довольно умными и общительными. Лишь один англичанин остался недоволен, и Бадер решил, что его лучше отправить в Тренировочное Командование. Поговорив с ним немного, Бадер довольно грубо сказал:
«Ваша проблема заключается в том, что вы не желаете сражаться. В течение 24 часов вы покинете эскадрилью».
От второго командира звена он избавился столь же быстро, решив, что тот непригоден для этой должности. После этого Бадер позвонил по телефону в штаб авиагруппы и потребовал прислать ему двух лучших командиров звеньев, которых удастся отыскать. В качестве первого он затребовал Эрика Болла из 19-й эскадрильи. Командир авиагруппы сказал, что это прекрасный выбор, а в качестве второго порекомендовал довольно молодого пилота Пауэлл-Шэддона.
«А на кого он похож?» — спросил Бадер.
«Немного заикается, но в остальном очень неплох», — ответил командир группы.
«Заикается! Заикается! — взорвалась трубка в его руке. — Какого черта! Это мне не подходит! Что будет твориться в эфире во время боя?»
«А мне кажется, что он вам вполне подойдет. Он не так уж сильно заикается, и он довольно хороший командир... из Кранвелла», — немного обиженно ответил командир группы. [188]
Бадер хмыкнул:
«Кранвелл... Сойдет. Присылайте его».
Затем он положил трубку и снова послал за Уэстом. Когда прибыл Уэст, новый командир эскадрильи довольно попыхивал трубкой, развалившись в кресле и забросив правую ногу на стол. Бадер отстегнул протез и с грохотом бросил его на пол. Потом наклонился вперед, опершись на локти, и впился пронзительным взглядом в глаза Уэста.
«Мистер Уэст, я хочу, чтобы вы рассказали мне, что творится в эскадрилье».
Какое-то мгновение Уэст колебался, перед тем как сказать:
«Вы хотите знать правду, сэр».
«Вот именно это я и хочу узнать».
Уэст подтвердил все, что говорил Тэрнер, и добавил несколько новых деталей. Он сообщил, что сам просил о переводе в другую часть перед прибытием нового командира. Между этими двумя людьми уже установилась нерушимая связь, которая имела основой глубокое взаимное уважение и долгую службу в армии. Иначе Уэтс никогда не произнес бы:
«Если позволено будет сказать, сэр, вам прежде всего нужны два новых командира звена».
Бадер усмехнулся.
«Я уже получил их. Они в пути. Ну, а теперь, что там с запасными частями и инструментами?»
Уэст ответил, что ничего.
Через 3 минуты начальник склада, мирно дремавший в своем царстве полок и ящиков, увидел два увесистых кулака, с треском опустившиеся на стол прямо под носом. Он поднял голову и увидел два пылающих глаза. Достаточно вежливо майор Бадер попросил выделить его эскадрилье инструменты и кое-какие вещи для офицеров, пожаловавшись на груду бумаг, которая едва не похоронила его. Колтишелл был новой авиабазой, и склады были почти пусты. Службы снабжения соглашалась поставлять требуемое лишь с большими проволочками и после того, как будут правильно заполнены все необходимые документы.
«У меня не хватает людей для заполнения всех требований», — пожаловался начальник склада. [189]
«К черту ваши накладные, ваши одеяла и ваш пипифакс. Мне нужны запасные части и инструменты, и я хотел бы получить их как можно быстрее», — злобно прошипел Бадер.
Перебранка продолжалась еще некоторое время, и противники так и не сумели прийти к общей точке зрения. Бадер отправился к подполковнику Безигелю и объяснил, что ему требуются запасные части и инструменты, а пилоты должны закончить тренировки под руководством новых командиров звеньев. И только тогда эскадрилью можно будет назвать боеспособной. Такое сообщение было встречено без радости.
После ленча он начал тренировочные полеты. Пилоты должны были действовать парами в составе звеньев. Бадер был приятно удивлен, когда выяснилось, что летчики умеют управлять своими «Харрикейнами», хотя строй, по его мнению, был довольно рыхлым. Хотя они провели больше боев, чем Бадер, он уже решил, что будет готовить летчиков к будущим боям, используя свои собственные идеи. Вечером в столовой личный состав появился в относительно чистых ботинках и рубашках с галстуками, и Бадер пустил в ход свое обаяние. Вскоре лед был сломан, и летчики собрались вокруг командира. Начался веселый разговор и смех, банки пива пустели очень быстро. Летчики стремились получше узнать командира, а он продолжал незаметно наблюдать за ними. Его шутки были меткими, как снайперские выстрелы, и к концу вечеринки один из летчиков, отбросив очередную пустую банку, сказал:
«Какого черта, сэр. Мы действительно боялись, что вы окажетесь не более чем парадным украшением».
Ответом был всеобщий хохот.
На второй день эскадрилья уже ощутила жесткую руку командира. Люди стали гораздо опрятнее и теперь все были при деле. В первую пару часов новый командир успел побывать всюду: на стоянках самолетов, в ремонтном ангаре, радиорубке, мастерской, оружейной. К 10 часам он уже снова был в воздухе вместе со звеном «Харрикейнов». Но теперь он отпускал довольно резкие замечания по радио, если кто-то из пилотов отставал или уходил на несколько [190] футов в сторону со своего места в строю. Позднее в домике отдыха на стоянке он тяжело уселся на кровать, закурил трубку и собрал летчиков вокруг себя.
«Сегодня у вас получилось лучше. Но я хочу, чтобы в следующий раз вы действовали еще лучше. Это самая лучшая тренировка для отработки совместных действий и дисциплины в воздухе».
Затем он прочитал летчикам первую лекцию, в которой изложил свои взгляды на тактику истребителей, как ее понимали в 19-й и 222-й эскадрильях. После этого Бадер добавил:
«У меня еще не было случая как следует испытать ее. Вы больше меня участвовали в боях, но я уверен, что Бишоп и МакКадден были правы».
Он подчеркнул, что следует обязательно внести кое-какие изменения в принятую тактику: никогда не гнаться за противником до самой земли; никогда не отставать; целиться как можно точнее, выбирая правильное упреждение; в горячке боя не терять голову.
Во второй половине дня прибыли Эрик Болл и Джордж Пауэлл-Шэддон. Оба были англичанами. Болл был высоким и тощим, его улыбающееся лицо украшали маленькие усики. У него уже имелась одна памятка о войне. Пуля Me-109 во время боев над Дюнкерком чиркнула его по голове, оставив просеку в курчавых волосах. Пауэлл-Шэддон был ниже и плотнее. Ему было около 30 лет, и он уже начал лысеть. Бадер почувствовал, что оба получили «хорошее воспитание» и станут авторитетными командирами. Ни на один миг он не стал думать хуже о канадцах. Англичанин не станет требовать от выходца из колоний «хорошего» воспитания, и уважает его за другие добродетели. (И потому, что «колонист» не обращает внимания, прилично он себя ведет или нет.) Бадер был бы рад сделать канадца командиром звена, но ни один не имел достаточного опыта командования, и они придерживались устаревших тактических взглядов, хотя не учились в Кранвелле.
Болл принял звено А, Пауэлл-Шэддон — звено В. И ближе к вечеру они уже совершили первые полеты вместе со своими пилотами. Через пару дней создалось впечатление, [191] что постепенно эскадрилья становится сплоченной командой.
Бадер не оставил надежды раздобыть запасные части и инструменты и ежедневно наведывался к начальнику склада. Было произнесено много слов, однако инструмент так и не появился. На седьмой день он послал за Уэстом и спросил, что можно сделать еще, чтобы достать нужное.
«Но, сэр, работники складов начинают цитировать наставления и положения КВВС по снабжению запасными частями. Разные там параграфы и прочее. По закону мы должны прождать три месяца, прежде чем затребовать новые запчасти», — сказал Уэст.
«И это они говорят сейчас?» — приподнял бровь командир эскадрильи.
Вскоре после этого он заявился к коменданту авиабазы и сообщил: «Видите ли, сэр, парни уже готовы драться, но у нас все еще нет запчастей и оборудования. Так как техническая служба не собирается что-либо предпринимать в этом отношении, я отправил в штаб авиагруппы вот такую телеграмму».
Он протянул листок бумаги, и ошарашенный Безигель прочитал краткий сигнал бедствия:
«242-я эскадрилья боеспособна в плане подготовки летчиков, но небоеспособна повторяю небоеспособна в отношении техники».
«Боже мой, какого дьявола вы не показали это сначала мне?» — сказал подполковник, побледнев.
Последовал небольшой скандал. Бадер вернулся в свой кабинет и показал телеграмму Уэсту. У того глаза полезли на лоб по мере чтения. Он принялся гадать, пропустит ли комендант авиабазы столь грубую депешу. Бадер сказал, что комендант был немного возмущен, особенно когда услышал, что телеграмма уже отправлена.
Уэст сказал, сильно преуменьшая: «Сэр, это несколько... необычно».
«Я беру ответственность на себя. У вас есть еще какие-нибудь требования по запасным частям и оборудованию?» — ответил командир эскадрильи. [192]
«Нет, сэр».
«Хорошо».
«В штабе авиагруппы поднимется ужасный вой», — предположил Уэст.
«В штабе Истребительного Командования тоже поднимется ужасный вой. Я послал им копию», — добавил Бадер.
Уэст на несколько минут онемел, а потом сказал:
«Мы либо получим запасные части, либо нового командира эскадрильи».
Возмездие последовало незамедлительно. Бадер играл в бильярд в клубе, когда примчался ординарец и сообщил, что его просят к телефону. Он взял трубку и услышал ледяной голос офицера службы снабжения Истребительного Командования.
«Майор Бадер, что означает чрезвычайная телеграмма, которую вы прислали сегодня?»
Бадер резко ответил:
«Она означает именно, что в ней написано. Мы не можем получить необходимое оборудование и запасные части, а потому я буду считать эскадрилью небоеспособной, пока я не получу все требуемое».
«Но у вас обязательно должно быть хоть что-то».
«Есть. Два гаечных ключа и одна отвертка».
Телефонная трубка начала распространяться относительно сложностей со снабжением, которые испытывают в данный момент Королевские ВВС. Она заявила, что требуется время для того, чтобы система начала функционировать, поэтому каждый командир эскадрильи должен проявить изобретательность и постараться выкрутиться своими силами, пока ему не доставят запрошенное. Более того, существует утвержденная процедура заказа нового оборудования, и если каждый начнет ее нарушать, как это делает майор Бадер, тогда в авиации воцарится хаос и неразбериха.
«Если я буду следовать установленным правилам, то вообще ничего не получу», — отрезал Бадер.
«Я уверен, что вы сможете обойтись тем, что имеете». [193]
«Лучше не стоит говорить мне, что я могу, и чего не могу. Я сообщил вам, что мне требуется, и пока я не получу все это, эскадрилья останется небоеспособной».
«Мне кажется, вас совсем не интересует, к чему могут привести ваши действия. Я могу вам это предсказать. Ваша телеграмма принесет вам большие неприятности. Главнокомандующий в бешенстве», — проворчал штабист.
Но Бадер его уже не слушал.
На следующее утро на аэродроме приземлился маленький связной самолет, на котором прибыл Ли-Мэллори.
«Я решил сам разобраться, что здесь происходит», — сказал он Бадеру.
Больше он не произнес ни слова, пока не ознакомился с состоянием дел в эскадрилье. Когда они покинули стоянки самолетов и направились к ангару, вице-маршал сухо сообщил:
«Ваша телеграмма вызвала большой шум. В чем же дело?»
Бадер сообщил ему обо всем, что он предпринял. Ли-Мэллори лично осмотрел жалкую кучку инструментов, которую удалось собрать, и переговорил с уоррент-офицером Уэстом. После этого он снова вызвал Бадера и сказал:
«Ну, хорошо. Вы рисковали головой, но теперь я вижу, почему. Я опасаюсь, что вас вызовут к главнокомандующему после вашей телеграммы, вы можете повторить ему все, что говорили мне. Не принимайте ничего слишком близко к сердцу. Он может облаять вас, но не укусит».
На следующий день пришел вызов. Бадер вылетел на аэродром Хендон и прибыл в Бентли-Приори, небольшой домик в Стэнморе, где размещался штаб Истребительного Командования. Ожидая вызова к главнокомандующему, он ни секунды не жалел о том, что сделал. Единственное, что его огорчало, — он был единственным командиром эскадрильи, который так поступил. А потом появился капрал и сообщил:
«Вас ждут». [194]