Содержание
«Военная Литература»
Биографии

У земляков Кашириных

При подъезде к Верхнеуральску мы остановились у Извоз-горы. Склоны ее по всей окружности сплошь усажены ярко-зелеными молодыми сосенками. Лишь на стороне, обращенной к Верхнеуральску, оставлена огромная поляна. Но и она не пустынна. В центре ее — те же юные сосенки. Сажали их по-особому, любовно, так, чтобы при подъезде, еще издалека, были видны пять стометровых букв, составляющих дорогое для нас слово «Ленин»,

В 1957 году, незадолго до приезда в Верхнеуральск первой военно-исторической экспедиции, на Извоз-горе в присутствии пятисот бывших уральских красных партизан и десяти тысяч тружеников Челябинской области и Башкирской автономной республики был торжественно открыт памятный обелиск. А спустя одиннадцать лет в дни, когда отмечалась пятидесятая годовщина Извозского сражения, на боевой вершине партизанской славы была возведена монументальная скульптурная композиция, представляющая собой выложенный из гранита высокий шпиль, у основания которого как бы на вечный пост встали плечом к плечу исполинские фигуры рабочего-красногвардейца и казака-партизана.

Поднявшись на Извоз-гору, мы возложили венки к подножию величественного монумента.

«Здесь, — прочли чеканную надпись, — у горы Извоз, в 1918 году объединенный отряд красных партизан под командованием Каширина наголову разбил соединения белогвардейских войск».

Далее следовали фамилии уральцев, отдавших жизнь в борьбе за власть Советов.

Минутой молчания почтили память павших героев.

Вместе с нами обнажили седые головы ветераны беспримерного партизанского рейда Иван Петрович Батарев, Иван Григорьевич Лямин и Тимофей Леонтьевич Сысуев.

— Наступали мы от Белорецкого завода, — повел рассказ бывший боец-партизан Верхнеуральского стрелкового полка И. Г. Лямин. — Сбили белых с горы Березовой, взяли хутора Вязовой и Вятский. До Верхнеуральска рукой подать. Близок, да не войдешь в него — Извоз-гора на пути. Она, заметьте, господствует тут — с нее все подступы к городу как на ладони видны. Белогвардейцы не дураки, воспользовались этим. Перекопали склоны траншеями, оборудовали десятки пулеметных гнезд. Впереди выставили [40] колья с колючей проволокой, нарыли множество волчьих ям. И эту крепость мы штурмом взяли. Нашим полком Иван Васильевич Погорельский командовал. То был настоящий народный герой...

Верхпеуральский стрелковый полк состоял из казацкой бедноты и безлошадных крестьян. А взаимодействовал он с 1-м Уральским полком, который, как уже говорилось, был почти сплошь рабочим. Что же происходило на Извоз-горе в ночь ее решающего штурма? Взглянем глазами представителя этого полка, бывшего командира 8-й стрелковой роты Я. М. Кривощекова.

— Закатилось позднее июльское солнце, — рассказывал мне еще в Свердловске Яков Михайлович. — Время. Рванулись вперед. Хорошо пошли бойцы 1-го Уральского. Примером нам служили бойцы из роты Захара Михайлюка. Мы карабкались на крутую безлесую гору под посвист пуль. До проволочных заграждений добрались в ополовиненном составе. У вершины — заминка. Приотстал правый фланг, где в пешем строю шли казаки-верхнеуральцы. Они наткнулись на вражеский заслон. «Не стреляйте, станичники! — послышались выкрики. — Опомнитесь, братья!» Замедлили шаг наши товарищи. Подкралась, видать, жалость. «Провокации не поддаваться! Бей белую сволочь!» — крикнул командир сотни Семен Галунов и помчался вперед вместе с комвзвода Кожевниковым. По ним застрочили из пулемета. Галунов рванул из-за пояса гранату и метнул ее. Стрекотня пулемета оборвалась. Верхнеуральцы пошли врукопашную. Мы поддержали их дерзкий бросок...

В том генеральном сражении, которое развернулось в ночь на 28 июля 1918 года, совместно пролитой кровью было скреплено боевое единение рабочих и крестьян с трудовыми казаками, вставшими на защиту Советской власти.

После посещения Извозского мемориала мы побывали в одном из парков города, где установлены памятники Николаю Дмитриевичу и Ивану Дмитриевичу Кашириным.

Братья Каширины были зачинателями и первыми организаторами красноказачьего движения на Южном Урале. Оба они выросли впоследствии в крупных советских военачальников.

Говоря о своих ближайших сподвижниках по партизанской борьбе во вражеском тылу, Блюхер подчеркивал: [41]

«Среди других командиров отрядов особенно выделялись братья Николай и Иван Каширины. И. Д. Каширин был командиром Верхие-Уральского отряда, в составе которого было большое количество казацкой молодежи... Он (Н. Д. Каширин. — В. Б.) уже в то время был членом партии. Это был скромный, сдержанный и умный командир»{26}.

Накануне решающего сражения за Извоз-гору Н. Д. Каширина тяжело ранило, но и после этого он оставался в боевом строю, оказывая на протяжении всего партизанского рейда большую помощь новому главкому по оперативным и другим вопросам.

В январе 1919 года Н. Д. Каширин сменил отца на посту начальника 30-й стрелковой дивизии, и командуя ею, прошел дорогой побед от берегов Вятки до Екатеринбурга. Затем получил назначение на должность коменданта Оренбургского укрепленного района. Сформировав из казачьей бедноты три новые советские дивизии, он создал на линии Оренбург — Актюбинск — Илецк прочный оборонительный рубеж. Осенью 1920 года Николай Дмитриевич геройски сражался, командуя 3-м конным корпусом на Южном фронте.

Славный боевой путь и за плечами Ивана Дмитриевича Каширина. После партизанского рейда он воевал в 30-й стрелковой дивизии, а в канун могучего контрнаступления войск Восточного фронта возглавил вновь организованную красную казачью бригаду. Победное шествие ее полков по уральской земле началось 28 апреля 1919 года. Они освобождали города Бугуруслан, Белебей, взаимодействовали с 25-й Чапаевской дивизией во время Уфимской наступательной операции, а затем с триумфом вошли в родные Верхнеуральск и Троицк.

После гражданской войны отец несколько лет не встречался с братьями Кашириными. И по завершении военной миссии в Китае его жизнь протекала вдалеке от мест, где служили давние друзья-соратники. Но в 1934 году, когда был образован Военный совет страны, они как бы вновь нашли друг друга. Местом их встреч стала Москва. Командарм Особой дальневосточной и командующий Северо-Кавказским военным округом Николай Дмитриевич Каширин, приезжая на заседания совета, заходили в гости [42] к Ивану Дмитриевичу, который в то время стоял во главе московской милиции.

Особое уважение отец питал к Николаю Дмитриевичу Каширину. Считал его своим военным учителем и наставником. То был отлично подготовленный командир, заслуживший на фронтах германской войны шесть боевых офицерских орденов. Покорял он всех не только широтой военного кругозора, но и большой общей культурой, личным обаянием.

Уместно заметить, что в памяти народной рейд уральских красных партизан по вражеским тылам и ныне именуется походом отрядов Блюхера и братьев Кашириных. Такое название до середины тридцатых годов получал он и во многих печатных работах. Но позже, когда исследователи, казалось бы, получили возможность заняться изучением событий гражданской войны во всей их исторической полноте, братья Каширины в работах, посвященных походу Уральской армии{27}, почему-то отступили на второй план.

Этим, на мой взгляд, принижается роль первых красноказачьих командиров в организации и ведении партизанской борьбы на территории Урала. Более того, изданы труды, в которых речь идет об имевших место коренных разногласиях, возникших между Блюхером и братьями Кашириными на первом собрании командиров 16 июля 1918 года по плану действий отрядов, а также о том, что «большинство командиров высказалось за поход на Верхнеуральск»{28}, то есть поддержало предложение Н. Д. Каширина. А как было в действительности?

Ответ на это можно найти в самих документах тех дней. История сохранила протокольную запись того собрания. Обсуждение общего плана действий, согласно этому документу, проходило следующим образом: «Тов. Блюхер заявляет, что его отряд стремится к центру…

Тов. Каширин Николай заявляет, что его отряд желает похода на Верхнеуральск и Троицк, основываясь на том, что, подавляя контрреволюцию здесь, мы тем самым приносим пользу общему делу. Кроме того, бороться надо там, где опаснее, чтобы больше сразить врага. Учитывает [43] он и настроение отряда, желающего идти к родным местам.

Тов. Блюхер возражает: двигаясь на Верхнеуральск, мы в нем ослабим свой отряд ушедшими по домам, а продолжая поход на Троицк, сможем растерять и весь Верхнеуральский отряд. Возможно, что с оставшимися силами дальнейшие боевые операции станут немыслимыми.

Вопрос ставится на голосование: за поход к центру — 13, против — 3, За поход к Верхнеуральску — 3, против — 13».

Впервые эта протокольная запись была опубликована в 1933 году на страницах 20–23 в книге «Тридцатая», изданной политотделом 30-й Иркутской Краснознаменной имени ВЦИК стрелковой дивизии. Дана она и в приложении к сборнику «Легендарный рейд», выпущенному в свет Госполитиздатом в 1959 году, но почему-то строки о результатах голосования там опущены.

Под походом к центру, как объяснял мне участник памятного собрания партизанских командиров М. Д. Голубых, в тот период боевых действий подразумевалось движение к Екатеринбургу, откуда тогда осуществлялось все руководство обширным уральским краем. Там размещался и штаб Северо-Урало-Сибирского фронта, под началом которого находились красноармейские части, ставшие затем основой 3-й армии Восточного фронта.

Но подчинялся ли воле большинства Н. Д. Каширин, избранный на том же собрании командиров главкомом? Ответ на это, думается, следует искать опять-таки в боевых документах, скрепленных его подписью.

«Наша задача, — писал главком в приказе от 17 июля 1918 года, — пробиться на соединение со своими частями, действующими со стороны центров, с которыми и установить связь. Ближайшей нашей задачей ставлю переход всего отряда через железнодорожную линию Челябинск — Уфа...»{29}

И в следующем приказе от 20 июля 1918 года Н. Д. Каширин подтверждал то же:

«Общая наша задача — выбравшись из горной и бедной хлебом полосы, двинуться в направлении на север от Верхнеуральска к линии железной дороги. Перейти железнодорожную магистраль на участке Челябинск — Златоуст и, двигаясь дальше в северном [44] направлении, соединиться с нашим центром»{30}.

Из этих приказов явствует, что основные цели наступления в течение первых дней боевых действий главком определял, сообразуясь с мнением большинства командиров, — двигаться на север, к центру, то есть к Екатеринбургу. И лишь 21 июля, когда стало очевидным, что наступление в восточном направлении развивается значительно успешнее наступления к северу от Тирляна, главком произвел перестройку боевого порядка Сводного Уральского отряда и издал приказ о непосредственной операции по овладению Верхнеуральском.

«Товарищу Блюхеру, — указывалось в приказе, — после сосредоточения отряда в дер. Казаккуловой двигаться в боевом порядке через деревню Узунгулово — Сазынбаеву — хутор Вятский на город Верхнеуральск с целью овладения этим пунктом в течение 22 июля». Командующему Верхнеуральским отрядом предписывалось «сгруппировать пехоту и артиллерию в один кулак и, связав свою пехоту с товарищем Блюхером живой связью, двинуть ее в направлении на Верхнеуральск, усиливая удар со стороны товарища Блюхера...».

Отряду Томина ставилась задача двигаться на Наурузово, в течение 22 июля овладеть этим пунктом и «в дальнейшем прикрывать фланг (левый. — И. П.) товарища Блюхера»{31}.

Таким образом, решающую роль в боях за Верхнеуральск главком отводил Уральскому отряду и его командующему — товарищу Блюхеру. Вряд ли такое предпочтение могло быть отдано человеку, который был «в корне не согласен с начатой операцией»{32}.

Взятие Верхнеуральска, несомненно, облегчило бы и выполнение ближайшей задачи, которую главком в приказе от 20 июля 1918 года определял так: «...обеспечить временно себе тыл, овладев узлом грунтовых дорог, выходящих из Верхнеуральска в необходимом для нас северном направлении»{33}, то есть движение на Миасс и далее, к Екатеринбургу. Но держал Николай Дмитриевич Каширин, как видно, в мыслях и другое — выбить хотя [45] бы на сутки-двое противника из родного города, спасти оставшихся там товарищей и семьи боевиков.

Из-за яростного сопротивления белогвардейцев овладеть Верхнеуральском 22 июля не удалось. Но и на рассвете 28-го, когда пали Извозские твердыни и враг откатился к востоку от города, встав под защиту Каменных сопок, партизаны не вступили на опустевшие улицы Верхнеуральска. Говорить здесь о якобы сбывшейся правоте Блюхера с Теминым и винить в серьезнейших ошибках братьев Кашириных, на мой взгляд, одинаково несправедливо, ибо бесцельность движения в ранее избранном северном направлении стала очевидной для всех только после 25 июля 1918 года — дня оставления Красной Армией Екатеринбурга. Это обстоятельство в первую очередь и вынудило партизанское командование после столь славных боев принять решение о спешном отводе всех отрядов обратно в Белорецк.

* * *

В Всрхнеуральске ныне много сделано для увековечения памяти героев легендарного партизанского рейда. Вслед за мемориалом на Извоз-горе и памятниками братьям Кашириным не менее сильное впечатление произвело на нас посещение городского народного музея. Директором в нем многие годы был Петр Степанович Павлов — ветеран знаменитой 24-й Железной дивизии, которая освобождала Симбирск, а затем навеки утвердила Советскую власть и в степном казачьем Верхнеуральске.

Я бывал во многих подобных музеях периферийных городов страны, но, признаюсь, нигде не видел столь интересных экспонатов и реликвий поры давно отгремевшей гражданской войны. Более того, верхнеуральцы обогатили свой музей и диорамой, чего нет даже в областных музеях нашего края.

Диорама челябинского художника В. А. Неясова «Штурм Извоз-горы» заняла от стены до стены всю переднюю часть главного зала музея. Достоверными образами, запоминающимися деталями она раскрывает динамику жаркого боя, взятие приступом неприятельских укреплений на участке Верхнеуральского стрелкового полка. В центре диорамы — командир полка И. В. Погорельский.

Конечно, можно понять верхнеуральцев, они прежде всего стремились с документальной точностью воскресить подвиг своих земляков. Картина же Извозского сражения [46] в действительности была значительно шире, объемней. Но лиха беда начало, от диорамы можно шагнуть и дальше — к панораме, место которой по праву будет уже не в музейном зале, а на самой Извоз-горе, там, где вместе с красными казаками Верхнеуральска добыли первую свою партизанскую победу екатеринбуржцы и баймакцы, троичане и стерлитамакцы.

Не менее выразительна и вторая неясовская работа, выполненная специально для Верхнеуральского музея, — «Переправа через Сим». Эта картина переносит нас в обстановку сражения, явившегося своеобразным апогеем всего партизанского рейда. Центральное место в ней отведено второму главкому Сводного Уральского отряда В. К. Блюхеру.

Когда я подошел к полотну вместе с ветеранами, Иван Григорьевич Лямин заметил:

— Облик Василия Константиновича схвачен верно. Таким мы и помним его. А вот с конем не совсем ладно вышло. За весь рейд никто из наших партизан ни разу не видел Блюхера на белом коне.

Я подтвердил, что и позже, на Дальнем Востоке, отец больше любил коней буланой масти.

— И мы о том же говорили, — вмиг загорелся Тимофей Леонтьевич Сысуев. — Сколько ни спорили, художник стоял на своем. Твердил: не та гамма будет, белый конь лучше смотрится...

— Может, гамма и получилась, — подал реплику Иван Петрович Батарев, — а правды уже нет...

Горячо, по-молодому зашумели наши старички. Этот момент не упустил кинооператор Борис Кустов. Спор у картины полностью вошел потом в отснятый киноочерк «Дорогами памяти»{34}.

* * *

Немало волнующих минут пережил я, находясь вместо с членами экспедиции на Вятском хуторе, где в конце июля 1918 года размещался штаб командующего Уральским отрядом. Ныне здесь одно из отделений передового в районе совхоза, который носит то же название, что и боевой партизанский отряд, — Уральский.

Партизан-ветеранов на былом хуторе, к сожалению, уже не было. Старейшим в отделении оказался кавалер ордена «Знак Почета» Илья Яковлевич Щербаков. [47]

— Тогда мне и семнадцать еще не минуло, — рассказывал он. — Но хоть издали, но видел твоего батю. Здесь и под Авзяном, А в главный поход он не взял. «И лет мало, и ростом не вышел, — сказал. — Взрослей, подрастай. Навоеваться успеешь». Действительно успел. За басмачами два года гонялся. На финской побывал. Прихватил и начало Отечественной. А потом до самой пенсии тут вот хозяйствовал…

* * *

На следующее утро мы простились с земляками Кашириных. По выезде из Верхнеуральска на нас вновь надвинулась крутолобая Извоз-гора. Остановились, чтобы еще раз взглянуть на могучие фигуры рабочего и казака, стоящих на бессменном посту у высокого шпиля своей краснопартизанской славы.

Теперь пора представить того, кто увековечил в камне первый массовый военный подвиг советских людей в годы гражданской войны. Автор монумента — челябинский скульптор, член Союза художников Российской Федерации С. Я. Савочкин. Все свое творчество он посвятил героике огненных лет. Его скульптурная композиция «Поэма о революции» экспонируется в Центральном музее В. И. Ленина. Многие другие работы С. Я. Савочкина стали памятниками. Воздвигнутые в Челябинске, Копейске, Кыштыме, Миассе и других городах и селах Южного Урала, они славят бессмертное мужество героев Великой Отечественной войны, которая опалила в юности сердце художника.

Весной 1976 года мне сообщили, что С. Я. Савочкин начал работу над скульптурным портретом отца и хотел бы получить от меня советы, замечания. Еду в Челябинск. В мастерской художника сразу же обратил внимание на картон с крупно написанными фломастером словами: «Преданность и убежденность». Перехватив мой взгляд, Сергей Яковлевич пояснил:

— Нет, нет, эти слова я взял не у Василия Константиновича. Но мне кажется, что они определяют главные черты его характера: личную отвагу в бою и непримиримую ненависть к врагам трудового народа, непреклонное мужество и трогательную заботу о быте подчиненных...

— Удивились, наверное, и тому, — продолжал скульптор, — почему это я отважился на конный портрет. Понимаю, [48] после гражданской войны Василий Константинович был одним из тех военачальников, которые настойчиво оснащали армию современным вооружением и техникой. Но в первых боях за Советскую власть конь для красных воинов был незаменим. Вот и захотелось мне увидеть первого краснознаменца Республики именно на копе...

В работе С. Я. Савочкину помогали фотографии отца, которых он собрал великое множество, воспоминания о нем его ближайших сподвижников. Полагаю, и я оказал скульптору посильную помощь в его работе. Рассказал ему малоизвестные эпизоды из жизни отца, характерные манеры поведения, пополнил его фототеку рядом редких снимков. Сергей Яковлевич оказался своеобразным слушателем — был весь внимание, цепким взглядом из-под седых кустистых бровей испытующе изучал мое лицо и в то же время его сильная, натруженная рука не знала покоя, машинально, привычно наносила и наносила фломастером на лист ватмана какие-то штрихи.

В конце беседы Савочкин сказал:

— А ведь у вас с Василием Константиновичем и форма головы, и верхняя часть лица похожи. Не ошибаюсь?

— Пожалуй, нет, — ответил я, удивленный столь быстрым открытием мастера. — Мне приходилось слышать такие же слова от людей, близко знавших отца и в молодости, и в зрелом возрасте...

* * *

В первоначальном плане нашего похода предполагалось, что в Челябинске мы посетим мастерскую С. Я. Савочкина. Однако накануне Сергей Яковлевич позвонил мне, извинился и сказал, что смотреть у него сейчас нечего. Прежней работы уже нет. Родился другой замысел. Новая вещь будет масштабней и более впечатляющей. Но познакомить с ней он сможет месяца через два-три, не раньше.

В Верхнеуральске при первой встрече с монументальным «Памятником партизанам» С. Я. Савочкина и при расставании с ним я сокрушался над неожиданным решением скульптора разрушить, как я считал, уже вполне готовую работу и начать все с начала. Но какой-то окажется эта новая вещь?

Ждать пришлось недолго. В конце октября того ж» 1977 года получил от Сергея Яковлевича приглашение [49] приехать в Челябинск на областную художественную выставку. Савочкин писал, что его новая работа прошла все этапы отборочного конкурса и будет экспонироваться среди других произведений, посвященных 60-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции.

Я посетил челябинскую выставку, но не в день открытия, а, как говорится, под заключительные ее аккорды. Это было к лучшему, ибо тогда и у многочисленных зрителей, и у членов жюри уже сложилось вполне определенное мнение, что новая скульптурная композиция «Первый краснознаменец Республики» С. Я. Савочкину вполне удалась.

Да, это был уже не скульптурный портрет, а скульптурная композиция, в которой мастер выразительно запечатлел не вождя-одиночку, а именно проявление массового героизма первых борцов за власть Советов. В центре по-прежнему образ партизанского главкома, но в нем теперь больше не только портретного сходства, но и черт, раскрывающих суть полководца нового типа, рожденного Великим Октябрем. Справа и чуть впереди — юный трубач в буденовке и гимнастерке с красноармейскими «разговорами». Слева и несколько позади — степенный бородач с трехлинейкой на плече. Он из недавних красных партизан. И стар и млад вместе со своим главкомом идут в новый поход, на новые подвиги во имя защиты завоеваний первого государства рабочих и крестьян.

Есть памятники отцу в Каховке и Волочаевке, в Чите и Свердловске, но все они представляют лишь его скульптурные портреты. А такой вот композиции, передающей и динамику, и массовость подвига, я пока не видел нигде. Отец был простым рабочим и солдатом. Руководителем масс его сделала пролетарская революция, а в полководцы выдвинул народ, которому он верой и правдой служил до последних дней жизни.

Обо всем этом говорит новая работа Сергея Яковлевича Савочкина.

Дальше