Трое из старых казарм

Урал, где я провел более половины жизни, подарил мне много встреч и с другими ветеранами гражданской войны, которые отлично знали отца, начинали свой боевой путь под его командованием в красногвардейских и краснопартизанских отрядах. А в 1977 году я и сам прошел по дорогам, на которых рождалась громкая слава первых героев Республики Советов.

Близилось 00-летие Великого Октября. В честь этой знаменательной даты Свердловский обком комсомола организовал научно-агитационную экспедицию по местам боевых действий уральских красных партизан. В ее состав вошли следопыты студенческого отряда «Поиск» под руководством кандидата исторических наук М. П. Захарова. Научным руководителем экспедиции был профессор, доктор исторических наук И. Ф. Плотников, военным консультантом — подполковник Д. Г. Алексеев, совершивший еще в 1957 году путешествие по тому же маршруту вместе с членами военно-исторической экспедиции, [11] предпринятой по инициативе Челябинского обкома КПСС и политического управления Уральского военного округа. Я отправился в дальний путь в качестве комиссара экспедиции.

Июльским утром у главного здания Свердловского горного института состоялся митинг. Провожающие пожелали нам обогатиться новыми историческими материалами, провести как можно больше встреч с еще здравствующими ветеранами уральского «железного потока», а студентам группы «Поиск» — порадовать жителей Челябинской области и Башкирской автономной республики хорошими концертами героико-патриотического содержания.

При выезде из Свердловска мы сделали остановку у старинного здания казарм бывшего Оровайского полка. Оно отмечено мемориальной доской. Надпись на ней гласит: «Здесь в марте 1918 г. был сформирован первый полк Красной Армии на Урале — Первый Уральский стрелковый полк. Он участвовал в походе партизанского отряда В. К. Блюхера. Сражался в составе 30-й Иркутской Краснознаменной имени ВЦИК стрелковой дивизии».

Памятная доска была открыта накануне 50-летия Советских Вооруженных Сил, в 1968 году. Чести снять с нее покрывало удостоились три бывших командира 1-го Уральского стрелкового полка 30-й дивизии: В. А. Зубов, В. И. Хлебутин и Я. М. Кривощеков.

В далеком мае 1918 года им было по двадцать два — двадцать четыре года. Василий Алексеевич Зубов — во главе батальона, Валериан Иванович Хлебутин и Яков Михайлович Кривощеков, командуя ротами 1-го Уральского полка РККА, выступили из казарм на станцию Екатеринбург, чтобы под общим руководством челябинского предревкома Василия Блюхера прорваться на выручку осажденному дутовцами советскому гарнизону города Оренбурга.

Мне дороги эти люди. Я близко знал каждого из них. В 1957 году, уезжая в поход по местам своей боевой молодости, Яков Михайлович Кривощеков звал меня поехать вместе с ними, ветеранами, но я не смог, поскольку в то лето держал экзамены за первый год обучения на высших инженерных курсах, открытых после войны при Свердловском горном институте, и считал, что успешная их сдача будет лучшим подарком отцу, который лишь две зимы проучился в церковноприходской школе, а после [12] до всего доходил самоучкой. Ни в университете, ни в академии учиться ему так и не довелось.

В 1959 году Свердловск отмечал сорокалетие освобождения от белогвардейцев. На площади Уральских коммунаров состоялось открытие обелиска и был зажжен Огонь вечной славы борцам революции, отдавшим свои жизни за власть Советов. После торжеств былые командиры 1-го Уральского стрелкового полка пригласили меня побывать вместе с ними в их старых казармах.

Это посещение и по сей день в памяти.

Рассказывать начал Яков Михайлович Кривощеков:

— Сюда, в казармы Оровайского запасного полка, я впервые попал в 1916 году. Какая жизнь была в них в ту пору? Да вот послушайте... Как-то помощник взводного офицера Крохин провел вечернюю поверку. После переклички мы прочли молитву, кончавшуюся словами: «Избави нас от лукавого». Ждали команды: «Разойдись!» Но не избавил нас бог от лукавого, оказалось, Крохину дневальный не доставил чайник с кипятком, и тот скомандовал: «Шалин, с мандолиной на верхние пары — бегом марш! Остальные — нале-во!» Повернулись. «Руки вверх!» Подняли. «На полное приседание — опустись!» Опустились. «Шалин, вальс!» Раздались звуки вальса. «Шагом марш!» Взвод с поднятыми руками в положении полного приседания зашагал вокруг нар. Раз прошли, другой... А вальс не утихает. И водил нас Крохин по-гусиному до тех пор, пока трое в обморок не упали...

— Вот вам и казарменная жизнь тех лет, — подытожил Я. М. Кривощеков.

— А я с этими казармами встретился в иную пору, — сказал сухощавый, подтянутый, с крупными морщинами на лице Василий Алексеевич Зубов. — В феврале 1918 года приехал в Екатеринбург. За плечами был фронт. На германской командовал ротой. Решил твердо: буду служить трудовому народу. На здании казарм увидел надпись крупными буквами: «Красная Армия города Екатеринбурга». Записался добровольцем. Поначалу была создана войсковая единица, состоявшая из трех дружин, каждая из которых делилась на три сотни. Затем сотни переименовали в роты, дружины — в батальоны. А вся войсковая единица получила наименование 1-го Уральского стрелкового полка Рабоче-Крестьянской Красной Армии. В нем-то и встретил я земляка-билимбайца Якова Кривощекова, а потом подружился и с Валерианой, — Зубов кивнул [13] на опиравшегося на трость Хлебутина. — Он, как и я, прибыл сюда, в Оровайские, после фронта...

— Часть наша — 1-й Уральский стрелковый полк РККА, — подхватил нить разговора Валериан Иванович Хлебутин, — комплектовалась из добровольцев. Вошли в нее бывшие солдаты запасного полка, а также рабочие близлежащих заводов — Верх-Исетского, Нижнетагильского, Режевского, Билимбаевского... На командирские должности приглашали офицеров старой армии. Заключали с ними специальные договоры. Такой договор, сроком на шесть месяцев, подписал и я, но пробыл на фронтах гражданской войны, как говорится, от звонка до звонка...

— Наш полк был детищем Екатеринбургской партийной организации, — подчеркнул В. А. Зубов. — В его создании большую роль сыграли областные военные комиссары — Филипп Исаевич Голощекин и Сергей Андреевич Анучин. Слушали мы здесь видных уральских большевиков — Ивана Михайловича Малышева, Леонида Исааковича Вайнера. Бывал у нас в казармах и ваш отец, Василий Константинович Блюхер.

— Под его началом вышли мы из этих казарм в первый боевой поход, — заключил Я. М. Кривощеков. — Знали: едем под Оренбург бить дутовцев. Были уверены, что скоро вернемся. А получилось иначе...

* * *

Незадолго до этого трудовой Урал с ликованием отмечал первый советский Май. Торжества совпали с возвращением в родные города и поселки героев похода против дутовских белоказачьих банд.

Шумно было на Главном проспекте Екатеринбурга. Грянули оркестры. Парадное шествие открыли роты 1-го Уральского полка РККА. Да, эта часть была гордостью Екатеринбургского партийного комитета и городского Совета рабочих и солдатских депутатов. Они пестовали и крепили ее, заботились, чтобы первенец новой, Рабоче-Крестьянской Красной Армии служил образцом для всех формирующихся красноармейских частей Урала.

За 1-м Уральским стрелковым полком маршировали боевики красногвардейских дружин, громивших дутовцев на юге Урала. Весеннее солнце и степные ветры продубили, покрыли их лица ранним загаром. То в одной, то в другой шеренге мельтешили белые повязки на головах [14] раненых, не пожелавших покинуть в такой день боевой строй товарищей.

Горожане восторженно приветствовали своих земляков, вернувшихся с фронта победителями. «Теперь уж все, — думалось многим. — Начнем во всю ширь, на полный размах строить новую жизнь...»

Отец был тогда в Екатеринбурге, слышал праздничный гул улиц. 28 апреля, в канун Первомая, его вызвала из Троицка для доклада Уралобкому об итогах боевых операций, предпринятых против дутовцев. Мечтал, конечно, прошагать майским утром вместе с боевыми товарищами по Главному проспекту родного их города. Но... не шагнешь, не сдвинешься даже с места. Надо лежать. Таков приказ врачей. Еще по дороге открылись недолеченные раны, и прямо с поезда был доставлен в госпиталь. Находился он там до 10 мая 1918 года.

Встав на ноги, отец распрощался с докторами:

— За поправку благодарю. Удерживать не старайтесь. Долечусь уж так...

В тот же день он был на приеме у областного военного комиссара Ф. И. Голощекина. В подробности минувших боев не вдавались. Обстановка на юге Урала вновь угрожающе накалилась. Белоказаки повели очередное наступление на Советы. Им удалось захватить станцию Новосергиевскую, а затем и окружить Оренбург.

— Надо выручать товарищей, — сказал Голощекин. — Знаю, что не здоровы, но...

— С кем ехать?

Областной военный комиссар ответил: «Выделяются Челябинский отряд шахтеров народных угольных копей под командованием Елькина, Екатеринбургский эскадрон, Челябинская батарея... и только что сформированный в Екатеринбурге 1-й Уральский полк Красной Армии, состоявший из рабочих добровольцев и кадровых офицеров старой армии»{2}.

Эти слова взяты мною из сокращенной стенограммы выступления отца 22 ноября 1935 года на встрече с писателями, работавшими над историей 30-й стрелковой дивизии. Впервые стенограмма была опубликована в сборнике воспоминаний «На Южном Урале» под названием «Революционные отряды рабочих, крестьян и казаков [15] Южного Урала в боях за Советскую Родину». В примечании редакции говорилось: «Публикуемая стенограмма выступления В. К. Блюхера хранилась у В. С. Русяева. В. К. Блюхер в 1936 году переслал ее Русяеву для некоторой правки и «расшифровки» отдельных мест (даты, цифры). В. К. Блюхер в своем выступлении несколько раз ссылался на В. С. Русяева как одного из непосредственных участников рейда Блюхера, хорошо знакомого со всеми деталями этого исторического события»{3}.

Позже появились другие публикации стенограммы, но они увидели свет уже после смерти Виктора Сергеевича Русяева и, естественно, не корректировались им. На мой взгляд, не все данные в них точны и достоверны, а потому опираюсь на текст именно первой, русяевской, стенограммы.

«12 мая, — свидетельствовал отец в 1935 году, — мы погрузили в эшелоны 1-й Уральский полк, Екатеринбургский эскадрон и двинулись в Челябинск, где к нам присоединились остальные части отряда»{4}.

Из Челябинска был взят курс на запад. Прямой дороги на Оренбург через Троицк — Орск тогда еще не имелось. У Кинеля свернули на юг и уже под Бузулуком попали во фронтовую полосу. На путях хозяйничали дутовцы.

Помня, что большинство в отряде составляет необстрелянная рабочая молодежь, командующий распорядился провести во всех ротах летучие митинги с выступлениями на них бывалых солдат.

За оружие пришлось взяться уже на следующий день. Поутру эшелоны остановились на разъезде за Бузулуком, перед испорченным участком пути. Бойцы выскочили из вагонов и принялись распрямлять скрученные в дугу концы рельсов. И вдруг застрочил пулемет, поднялась винтовочная пальба.

Люди попадали. Кто бьет, откуда — не видно. Заслышав перестрелку, отец кинулся к бойцам. Но кто-то другой спокойным, уверенным голосом уже подал нужную команду:

— Поднима-айсь! За мной, в атаку! Вперед!

Первым на укрывшихся в кустах казаков бежал, паля [16] на ходу из нагана, командир батальона 1-го Уральского полка.

— Молодец, Павлищев! — похвалил отец.

С тех пор подобные стычки вошли в систему, ввязываться в них приходилось чуть ли не через каждый десяток верст. Так вырабатывалась новая тактика — тактика эшелонной войны. С каждой встречей с врагом красные уральцы лучше и лучше постигали ее «секреты» и убыстряли темпы своего продвижения на юг...

После короткого, но жестокого боя наши заняли станцию Новосергиевская. Дружными атаками из эшелонов выбили белоказаков с разъездов близ двух других станиц и уже на одиннадцатый день своего похода на станции Сырт встретились с красногвардейцами осажденного Оренбургского гарнизона.

Вскоре в Оренбурге узнали о спровоцированном империалистами Антанты мятеже Чехословацкого корпуса, но вести об этом носили отрывочный характер, и многие всерьез их не принимали. Считали, что выступления бывших военнопленных окажутся явлениями эпизодическими, будут легко и быстро подавлены.

Отец отнесся к этим событиям иначе. 18 июня он связался по телефону с находившимся в Уфе народным комиссаром по военным делам П. И. Подвойским и заявил, что считает «нравственным долгом перед Родиной и революцией направить часть уральских войск на помощь Троицку и Челябинску, чем будет облегчено положение и самого Екатеринбурга»{5}.

Нарком согласился с этим и предложил заменить уральские отряды мобилизованными рабочими Оренбурга и Бузулука. Отец не мог в такое время покинуть советские войска Оренбургской группы и направил часть сил своего отряда навстречу мятежникам. Дружной атакой белочехи были выбиты из Бузулука.

На этом успех и кончился. У наших имелось только восемьсот штыков и сабель. Противник предпринял контратаку впятеро большими силами и взял верх. Бузулук пришлось сдать. Одновременно по всей округе активизировались дутовцы. Натиск белогвардейщины с каждым днем нарастал. Стало очевидным, что и Оренбург разделит участь Бузулука. [17]

Возвратись в Оренбург, отец потребовал немедленного созыва командующих отрядов. Утром 28 июня -1918 года все они собрались в вагоне главнокомандующего Оренбургской группой Г. В. Зиновьева. При обсуждении вариантов отхода главком высказался за то, чтобы отводить части и отряды по не занятой противником железной дороге в сторону Ташкента. Отец назвал этот путь линией наименьшего сопротивления и заявил, что надо двигаться в район Челябинска и там помогать Красной Армии в ее борьбе с белочехами.

Кто только не пытался отговорить командира уральцев от столь рискованного намерения! Даже П. А. Кобозев, чрезвычайный комиссар Оренбургской губернии, с укоризной спросил:

— Куда ты пойдешь? В область, которая объята казачьим восстанием{6}?..

Точку зрения отца поддержали Николай Каширин и Михаил Калмыков. Большинство же командиров проголосовало за туркестанский вариант.

Калмыков тут же опротестовал это решение. Накануне на его имя каким-то чудом проскочила в Оренбург телеграмма из Уфы. Белочехи грозили ей уже и с востока, и с запада. Ревком приказывал командиру Уфимского отряда немедленно возвращаться.

На рассвете 29 июня Калмыков выступил с отрядом из Оренбурга. Провожая его, отец сказал:

— Не волнуйся, Михаил Васильевич, в одиночестве не оставим. И мы не покинем Урал. Вот обеспечим эвакуацию, и тоже двинемся на север.

В Оренбурге Блюхер встретился и с Николаем Кашириным — командиром Верхнеуральского красного казачьего отряда, который на совете главкомов так же страстно доказывал необходимость похода на север, к Челябинску. Они оказались тогда в абсолютном меньшинстве, но не изменили решению идти по тылам врага навстречу частям Красной Армии. Их отряды еще три дня оставались на передовых позициях за городом. Враг наседал, кидался в яростные атаки, но наши выстояли. Обеспечили полную эвакуацию на юг из Оренбурга советских учреждений и войск.

Только 1 июля 1918 года отряды Блюхера и Николая Каширина выступили из Оренбурга, держа путь на северо-восток. [18]

Отец вел на прорыв более девятисот пехотинцев, эскадрон кавалерии и артиллерийскую батарею четырехорудийного состава. С Кашириным шло триста семнадцать казаков-конников и сто девяносто пять пластунов-пехотинцев.

Части Уральского отряда на марше составляли главные силы. Каширины несли службу боевого охранения. Вокруг рыскали белоказаки. В открытые схватки ввязываться не решались. Лишь попугивали издали винтовочными выстрелами да пулеметной трескотней. Отряды в походе потерь не имели. Наоборот, ряды их почти непрерывно росли.

Разведчики помимо своих основных функций отлично выполняли и обязанности агитаторов. Возвращаясь с заданий, почти всегда приводили с собой новых и новых добровольцев. Нередко большие группы вооруженных рабочих и крестьян присоединялись к отрядам. Наиболее крупными среди них были дружины приисковых рабочих под командованием Синельникова и Верзилова, а также казачья конная сотня Михайлюка.

Пополнениям радовались. С каждой встречей новых товарищей прибывало бодрости и веры в конечный успех дела. Но шли осторожно, нащупывая наиболее верные пути и по крохам выведывая сведения о том, что делается в лежащих далее селениях и городах.

За Ак-Мечетью долетела черная весть — Верхнеуральск оставлен советскими частями... Пришлось изменить направление и пойти на Белорецкий завод.

* * *

— Да, обернулось все совсем иначе, чем мы предполагали. С июля по сентябрь восемнадцатого года Урал-обком не получал от нас никаких вестей, — вспоминал спустя много лет Я. М. Кривощеков. — Ну а в сам Екатеринбург нашему полку случилось войти только через год с лишним. Это было в конце июля девятнадцатого, когда мы уже вовсю били колчаковцев.

Слушал я ветеранов, следил за боевыми маршрутами 1-го Уральского полка, а самому хотелось представить себе: а какими же в ту пору были сами рассказчики?

— Какими? Взгляните-ка...

На стол легли фотографии. На первой был юноша — худенький, с припухлыми губами, тонкой шеей в широком вороте гимнастерки. [19]

— Командир 1-го Уральского Зубов Василий Алексеевич. Собственной персоной, — пояснил Хлебутин. — Полк принял, когда двадцати пяти еще не было. И командовал он нами в боях на вятских полях и в пермских лесах.

— А где же вы, Валериан Иванович?

— Неужели не распознали? — теперь уже комментарии давал Зубов. — Видите, важный какой: мундир английский, краги, весь в ремнях... А все равно по облику — мальчишка. Он, Валериан-то, на два года меня моложе. Полк я ему в наступлении передал незадолго до освобождения Екатеринбурга. И снялся на фото он в этом же городе, теперешнем нашем Свердловске...

Третьего героя, разумеется, угадать уже было нетрудно, да и усы Яков Михайлович начал носить еще с той далекой поры. За Тоболом Хлебутина свалил тиф. Во главе 1-го Уральского встал он, Кривощеков. Далеко на восток провел полк — до самого Иркутска, а после ходил со своими бойцами в атаки на юге страны. Там бойцы 1-го Уральского полка штурмом взяли Сивашский железнодорожный мост и ворвались на степные просторы Крыма. После окончания гражданской войны довелось Якову Михайловичу писать боевую историю родного полка. И начал он ее такими словами:

«1-й Уральский стрелковый полк 30-й дивизии был одной из тех боеспособных частей Красной Армии периода гражданской войны, которые стойко защищали Советскую власть, самоотверженно дрались за нее. В его истории не было такого случая, когда бы он, не выдержав напора противника, бежал с поля боя. Этого за полком не водилось. Напротив, действуя в обороне, он сам обращал в бегство атакующего противника. Начав же наступление, не останавливался до тех пор, пока не достигал указанной старшим командованием цели»{7}.

Вот так сложились боевые биографии у трех молодых краскомов, которые вышли из старых казарм далеким майским днем 1918 года.

После освобождения Екатеринбурга в июле 1919 года не преминули они вместе с ветеранами 1-го Уральского полка РККА, ставшего к тому времени 268-м стрелковым полком 30-й дивизии, побывать на своих бывших зимних квартирах, побывать там, где первыми среди [20] уральцев приняли красноармейскую клятву, присягнули на верность первому в мире рабоче-крестьянскому Советскому государству.

Уволившись в запас из рядов РККА в 1924 году, Яков Михайлович Кривощеков вернулся на Урал, в родной поселок Билимбаевского завода. И ныне живет там же. Последний раз я гостил в его доме, что на улице Кирова, летом 1979 года. Крепок еще был, сам и воду носил, и дрова колол. За такими делами и засняли его приехавшие вместе со мной работники Свердловского телевидения. Они тогда готовили передачу, посвященную 60-летию освобождения Урала от Колчака.

Василий Алексеевич Зубов служил в тридцатые годы в отделе боевой подготовки штаба Уральского военного округа, а после войны также обосновался в том же Билимбае, где и прожил всю оставшуюся жизнь.

А Валериану Ивановичу Хлебутину выпало пройти и через многие испытания Великой Отечественной войны. В 1943 году он получил назначение на должность начальника химической службы родной 30-й стрелковой дивизии, которая к прежним своим громким титулам — Иркутская ордена Ленина трижды Краснознаменная имени ВЦИК — добавила звание гвардейской. Такой чести ее личный состав удостоился за героизм при обороне перевалов Главного Кавказского хребта. Затем гвардейская дивизия вошла в состав группы войск, которым была поставлена задача штурмом взять город Новороссийск. Не усидел в ту горячую пору в штабе былой командир 1-го Уральского, упросил командира дивизии гвардии генерал-майора Б. Н. Аршинцева разрешить ему в наступлении вернуться в старую должность и покомандовать стрелковым полком. Просьба гвардии подполковника В. И. Хлебутина была уважена.

Как уже упоминалось, именно этим трем заслуженным командирам в канун полувекового юбилея Советских Вооруженных Сил было предоставлено право открыть мемориальную мраморную доску на здании старых казарм. После торжественного церемониала ветеранов пригласили в Н-скую часть Свердловского гарнизона. Молодые воины-уральцы горячо поздравили их с недавним получением высоких правительственных наград. В ноябре 1967 года за активное участие в Октябрьской революции гражданской войне и в борьбе за установление Советской власти Василий Алексеевич Зубов был [21] награжден орденом Ленина, а Яков Михайлович Кривощеков и Валериан Иванович Хлебутин — орденами Красного Знамени.

А теперь еще об одной встрече в той же воинской части. Замер строй. В центре плаца — шеренги молодых солдат в еще не обмявшихся шинелях. Лишь вчера реактивный лайнер, выполняющий рейс Симферополь — Свердловск, доставил их на уральскую землю.

Принимать призывников из Крымской области вошло здесь в традицию. Дело в том, что эта воинская часть в годы Великой Отечественной войны, как и 1-й Уральский полк РККА в гражданскую, участвовала в освобождении Крыма. И благодарные труженики Таврии с гордостью направляют своих лучших сынов в Свердловск: пусть они достойно исполняют на Урале свой патриотический долг.

И вот они встретились: ветераны, которые защитили в первых боях с врагами Советской Родины завоевания Великого Октября, и их внуки — юноши, только начинающие свою армейскую службу.

К молодым обратился Василий Алексеевич Зубов.

Да, подвиги героев гражданской и Великой Отечественной войн неразрывно связаны с трудовой доблестью советских людей, строящих коммунизм, с нынешней службой вооруженных защитников Родины