С детства далекого...

В то лето я почти не виделся с отцом, ни разу не спускался с ним к Уссури. В прошлые каникулы все шло иначе. Как бы ни был он занят по службе, а нет-нет и приказывал:

— Детвора, собирайся! — И проходил в кабинет, чтобы через минуту-другую появиться уже не в военной форме, а в «вольной» рубахе с вышивкой на вороте.

Прихватив полотенца, мы сбегали по крутой лестнице к реке. Вдоволь накупавшись, возвращались на песок к отцу. Отдыхая, он никогда не ложился на спину. На ней было множество шрамов от ран, полученных еще в 1915 году под Тернополем, на германской войне.

— Долго колдовали над ними лекари, — рассказывал отец. — Сколько осколков выудили — и со счета сбился. Дважды с операционного стола санитары в мертвецкую уносили... Но выкарабкался. Со службы, правда, списали. Мечтал студентом стать. Да не получилось. Революция призвала быть ее защитником...

Когда я пошел в школу, многим одноклассникам не давала покоя моя фамилия. Немцем порой называли. Жаловался на ребят, а отец лишь усмехался: «Пустое. Русские мы из русских. Заруби это себе на носу».

Как-то из глухой деревеньки Барщиика, что затерялась где-то под Рыбинском, к нам в гости приехал дедушка — Константин Павлович. Дед Костя и поведал о том, как наш род в Блюхеров превратился. Виной тому, оказывается, был мой прапрадед. Служил-воевал он давным-давно, во времена Суворова и Кутузова. Домой возвратился георгиевским кавалером. Таких героев на деревне еще не видывали. И прозвали его сельчане за боевую удаль на войне с французами Блюхером{1}. [8]

— А после, — заключил дед Костя, — и всех нас, его детей и внуков, стали Блюхерами кликать. Как ранее звались, о том даже писаря забыли. Вот она какая, история, Васек...

Георгиевские крест и медаль на первой своей войне заслужил и отец. Когда же он вступил в бои за Советскую власть, то и награды ему пошли особые, награды первого в мире государства рабочих и крестьян.

Боевые ордена отца... К лету 1938 года у него было уже два ордена Ленина, пять орденов Красного Знамени и орден Красной Звезды под № 1. В числе первых полководцев страны он удостоился и звания Маршал Советского Союза.

Оренбург и Тобольск, Каховка и Перекоп, Волочаевка и КВЖД — эти слова были в нашей семье священными. Мы, дети, видели за ними не тихие, мирные места, а бои, с которыми прошел отец чуть ли не всю Россию вдоль и поперек.

И больше всего ценил он орден Красного Знамени № 1.

— Его заслужил весь Красный Урал. Мне лишь выпала честь носить этот орден, — не раз говорил отец.

В августовские дни 1938 года дальневосточные мальчишки в волочаевцев уже не играли. Их новыми кумирами стали герои Хасана, те командиры и красноармейцы, которые могучим ударом выбили японских захватчиков с советской территории и вновь водрузили красные флаги над сопками Заозерной и Безымянной.

Особая Краснознаменная дальневосточная армия к тому времени была преобразована в Краснознаменный Дальневосточный фронт. Отцу доверили командовать им.

Не добившись успеха, японское правительство запросило перемирия, и 11 августа 1938 года боевые действия на фронте прекратились.

В сентябре произошла моя последняя встреча с отцом. Было это уже в Москве. Он положил руки мне на плечи, приблизил к себе, а после протянул кожаную полевую сумку:

— Храни, Васек!

Только во снах потом я сбегал вместе с ним к берегам Уссури. Увидеть его и маму (а ее я тоже потерял вскоре же) сумел только после окончания Великой Отечественной войны. Но увидел их, к сожалению, лишь на фотографии. Разыскала тогда меня Зоя Сергеевна Дубасова. [9]

«Зошей» звали дома подругу мамы. Она-то и вручила мне фотографию двадцатых годов, на которой были запечатлены вместе «китайский генерал Галин» и незаменимая его переводчица. То было фото двадцатых годов. В Китае шла гражданская война. Отец тогда исполнял обязанности главного военного советника при революционном правительстве Сунь Ятсена.

Он много сделал для создания и упрочения Национально-революционной армии Китая. Большую работу среди китайских товарищей вела и моя мама — Галина Александровна Кольчугина, направленная в их страну Телеграфным агентством Советского Союза.

В 1928 году родители вернулись в СССР. Тогда-то я и появился на свет. Очень мало, всего лишь десять лет, довелось мне прожить с родителями. Редко я видел отца в его любимой косоворотке. Да и маму в гражданском платье почти не помню — все в шинели была, в гимнастерке...

Кожаная командирская сумка долго служила мне. Носил в ней учебники и тетради, когда учился в Бедно-демьянской семилетней школе — она находилась близ Пензы, а в планшетке хранил письма, которые слали мне верные друзья отца и матери. Из той же планшетки в военном 1944 году достал и заявление о вступлении в ряды ВЛКСМ.

Потом учился в столичном техникуме цветной металлургии. По его окончании мне предложили работать на медеплавильном заводе в неведомой дотоле Ревде. «Где это?» — спросил. «На Урале», — услышал в ответ. Снова вспомнился отец. Заявил: «Поеду туда, на Урал...»

Прибыл на Среднеуральский медеплавильный завод. Представился начальнику обогатительной фабрики Валентину Константиновичу Аполлонову. Изучив мои бумаги, он сказал:

— О, сын того самого Блюхера, что в наших местах воевал? А ты, выходит, сразу механиком намерен стать?

— Так назначили.

— А может, лучше с низов, как отец? Определю-ка тебя для начала бригадиром в ремонтную мастерскую...

Несколько лет я проработал в Ревде. Из бригадиров вышел в мастера, затем стал механиком обогатительной фабрики, а позже поднялся и до технического руководителя ремонтно-механического цеха СУМЗа. Те годы были самыми трудными в моей жизни, но рядом всегда находились [10] хорошие люди, умевшие и добрым словом ободрить, и от ошибок оградить. Они дали мне трудовую закалку, научили мастерству, высокой любви к рабочему человеку. Такое никогда не забудется.

В середине пятидесятых годов, получив назначение на должность главного механика Учалинского горно-обогатительного комбината, переехал из Ревды в Башкирию, Поселили меня, уже с семьей, в доме, вторую половину которого занимал Хафиз Галиасарович Галиасаров — заведующий конным двором рудника. Когда познакомился с ним ближе, узнал, что в годы гражданской войны он был красным партизаном и возглавлял в Сводном Уральском отряде отца конную разведку.

Сколько былей-легенд порассказал Хафиз Галиасарович о рейде по тылам врага десяти тысяч героев, об уральском «железном потоке»... А в 1956 году он же вручил мне особо дорогое письмо, пришедшее из Москвы за подписью Маршала Советского Союза И. С. Конева, уведомлявшее о том, что с родителей моих — Василия Константиновича Блюхера и Галины Александровны Кольчугиной-Блюхер — сняты все обвинения, поскольку они были ложными.