Глава 9.

Великий замысел Марка Антония и малый замысел Октавиана

Возрастающая роль Октавиана. Причины этого. Вергилий. Четвертая эклога. Антоний под впечатлением

Договор, заключенный в Брундизии, должен был казаться более странным его участникам, чем нам. Фигура Марка Антония была столь велика в глазах людей, завеса, окутывавшая его славные подвиги, была столь непроницаема, что было нечто ошеломительное в том, как Октавиан смог встать вровень с ним; видимо, некоторые еще не осознали это равенство. Реальные причины постепенного роста могущества Октавиана были вполне очевидны его современникам. Было это везением или тщательно скрываемым притворством? Взобрался ли он наверх на плечах других людей? Возможно ли, что его молодость вызвала отцовские чувства у ветеранов Цезаря и они вновь и вновь вставали на его сторону? Он показал себя столь бледно в сражении при Филиппах, в то время как Марк Антоний оставался душой и вдохновителем армии! Очень немногие римляне одобряли его физическую тщедушность. Они были людьми грубыми, которые считали это скорее виной, чем невезением. И все же этот юноша каким-то образом — трудно сказать, каким именно, — когда все было против него, постоянно оказывался в гуще борьбы и медленно, но верно затмевал Марка Антония.

Чтобы понять, что творилось в душе Антония в те дни, когда он женился на Октавии, нужно быть умнее, чем мы есть на самом деле. Однако мы можем домыслить то, чего не видели. Как уже отмечалось, Азиний Поллион, который в тот год был консулом, стал одним из главных переговорщиков в деле примирения Марка Антония и Октавиана. Поллион, сам будучи выдающимся грамматиком и знатоком латинского языка, управляя Цизальпийской Галлией вместо Антония, свел дружбу с молодым человеком, жителем Мантуи, который, как он полагал, мог стать замечательным поэтом. Во время раздела земли у этого юноши отобрали участок для передачи ветеранам. Он обратился за помощью к Поллиону. Поллион связался с Меценатом, который в то время был правой рукой Октавиана по гражданским делам, и тот решил, что юный поэт заслуживает того, чтобы иметь свой кусок земли в Италии. Молодого человека звали Публий Вергилий Марон, через несколько лет он стал известен как автор «Энеиды».

Вполне естественно, что Вергилий в благодарность за оказанную помощь написал произведение, прославлявшее его консульство. Темой он выбрал брак Октавии с Марком Антонием. Этим произведением стала знаменитая «Четвертая эклога».

Было бы странно, если бы невеста с женихом не слышали или не читали этой эклоги Вергилия. Можно не сомневаться, что польщенный Поллион поспешил одарить ею и жениха с невестой и всех своих друзей, включая Октавиана; вероятно, Вергилий читал ее на свадебном пире. Если основная идея и озадачивала позднейших комментаторов эклоги, то она была абсолютно понятна тем, кому адресовалась.

Вергилий там говорит, что наступили последние времена Сивиллиных пророчеств и наступает новый век. Дева Астрея (Справедливость), покинувшая землю по окончании золотого века, вновь возвращается, провозглашая век новый. Приходит другая раса людей: прежняя раса людей железного века умирает, и приходят люди золотого века. На земле правит Царь-Солнце. Каждый понимал, что это означает. Вергилий деликатно намекал на прошедшие гражданские войны и длительную жестокую борьбу; теперь он предсказывал возвращение на землю мирных времен.

Затем, обращаясь к Поллиону, Вергилий продолжает, что в это консульство Поллиона новый век начнется с рождения ребенка, который будет достоин жизни богов и, унаследовав качества своего отца, будет править в мире без войн.

Дитя, рождение которого предсказывал Вергилий, таким образом, должно оказаться будущим ребенком от брака Марка Антония и Октавии. «Отпрыск богов дорогой, Юпитера высшего племя» (пер. С. Шервинского). Вергилий ярко обрисовал будущее этого ребенка, использовав все свое воображение и доведя идею до уровня вдохновения. Эклога короткая, в ней шестьдесят три строки.

Из последующих событий видно, что она произвела огромное впечатление на Марка Антония. Мысль Вергилия глубоко засела у него голове, поскольку соответствовала его представлениям. Она также сильно воздействовала на других читателей Вергилия. Правоверные христиане даже считали, что речь в ней идет о рождении Христа. Если она так воздействовала на тех, к кому не была, собственно, обращена, неудивительно, что еще глубже она запала в душу тому, к кому обращалась непосредственно. В последующие месяцы после своей женитьбы Антоний, должно быть, раздумывал над идеей Вергилия.

Влияние Клеопатры. Эллинистическая традиция. Ребенок

Марк Антоний всегда был приземленной натурой, в этом заключалась его слабость. Он руководствовался жизненным опытом. Достоинства его были в том, что он оставался добрым и смелым парнем, и даже в подпитии скорее веселился, нежели грустил. Можно предположить, что его воспитали сначала Фульвия, затем Клеопатра. Последняя тратила на него миллионы и растворяла в напитке жемчужины не только ради веселья. Во всем, что она делала, был тонкий расчет, и, разумеется, они не все время проводили в пирах и увеселениях, а иногда вели беседы на серьезные темы, например о будущей судьбе Египта, о будущем Рима, о форме правления, которая возникнет в Риме в результате гражданских войн, о борьбе сословий и их интересах. Клеопатра происходила из одной из самых знатных и успешных эллинистических династий, берущих свое начало от блестящего полководца Александра Великого. Птолемей Лаг прошел длинный и успешный путь. То, что Клеопатра рассказывала Антонию во время таких бесед, должно быть, стало откровением для этого умного, хотя и бесшабашного человека: она излагала ему основы политической науки, которая передавалась из поколения в поколение в этой семье со времен Александра. Это была высокая и требующая точности наука, которая в то время держалась в тайне от большинства людей; и египетская ее ветвь со множеством вариантов также учитывалась со времен старых фараонов. Антония, видимо, удивляли рассказы о божественных правителях, о природе этой божественности, о специальной службе примирения, существовавшей в те дни, о политических функциях этой службы и о других подобных вещах. Едва ли он удержался от того, чтобы не расспросить о странном обычае, идущем от фараонов и сохраненном Птолемеем Лагом, — о браках между братьями и сестрами; и все ответы довольно естественно подводили его к мысли, которую тайно подразумевала Клеопатра, — почему бы ему не стать царем Египта, божественным правителем, взяв у нее титул и используя несметные богатства древнего царства, которые позволят ему осуществлять военный контроль над Римом и всеми римскими владениями. Вот об этом и размышлял Марк Антоний, вернувшись из Египта. Он понимал, что небрежен, необязателен и не заботится о своем будущем. Его бросает из одной стороны в другую, а ему следовало бы сосредоточиться, разработать план действий. Когда он женился на Октавии, то еще не определился с предложением Клеопатры. В конце концов, он римлянин, и душа его оставалась римской. Поэтому у него был двойной интерес к поэме Вергилия. Казалось, будто Вергилий высказал мысли, принадлежавшие Клеопатре, однако более ясно, более твердо, как и подобает римлянину. Марк Антоний решился сделать эту идею своим принципом. Он, потомок Геркулеса, гордый своими божественными корнями, станет новым Александром, покорителем Азии и примирителем человечества в одном лице, как когда-то был Александр, и его сын будет царем золотого века, под чьей властью мир успокоится и будет счастлив вновь.

Это была блестящая мечта и небезосновательная. Правда, для этого следовало потрудиться: избавиться от Секста Помпея, покорить парфян, как ранее галлов. Но коль скоро с этим будет покончено, что мешает ему реализовать свою мечту?

Многое, следовательно, зависело от рождения ребенка Октавии и Антония. Возможно, и судьба Октавиана зависела от этого. Если ребенок окажется мальчиком (как все надеялись), Октавиан отойдет на второй план. Престиж Антония возрастет, и вероятность того, что его власть будет постоянной, станет практически неизбежной. Сам Октавиан ничего не мог противопоставить или предпринять против той замечательной идеи, которую высказал Вергилий. Эта эклога, впрочем, могла и его подвигнуть на осуществление подобной идеи.

Секст Помпей и Сицилия. Волнения в Риме. Давление на Октавиана. Собрание в Путеолах. Трудности. Мизенский договор

Марк Антоний оставался в Италии зиму и весну 39 г. до н. э., набирая и обучая войска для предстоящей парфянской экспедиции, которая должна была восстановить империю Александра Великого.

Секст Помпей выразил свое понимание примирения, затянув узел туже: блокада Италии стала более угрожающей реальностью, чем когда-либо прежде. Захват Сардинии означал, что Рим теперь взят в морскую блокаду, которая препятствовала морской торговле с Испанией и Африкой. Цены постоянно росли, и общественное мнение во всем обвиняло триумвиров, которые проводили время в конкурентной борьбе и соперничестве. Призывали к миру с Секстом. Однако Октавиан очень не хотел заключать мир, который расколет западный римский мир пополам и поставит его в зависимое и незавидное положение. Его нежелание еще более укрепилось, когда он узнал о планах Антония создать объединенную огромную восточную монархию.

Марк Антоний сдержал свое обещание и уговаривал Октавиана пойти на соглашение с Секстом; но, не добившись этого, он теперь побуждал Октавиана, если тот не намерен заключить мира, готовиться к войне.

Трудность, как обычно, состояла в отсутствии средств. Казна пуста, и попытки собрать деньги за счет новых налогов привели к недовольству и беспорядкам. За суровой критикой комитета, его эгоизма, себялюбия и некомпетентности последовал мятеж.

Октавиана, пытавшегося утихомирить толпу, собравшуюся на Форуме, забросали камнями, и он оказался в опасности. Видя, что он практически осажден на Форуме, Антоний пришел вызволять его с помощью войска. Подойти к Форуму по Священной дороге не удалось, поскольку ее перекрыли мятежники. Сначала они не стали забрасывать его камнями, потому что знали о его желании заключить мир с Секстом Помпеем. Когда он отказался уйти, его также стали забрасывать камнями. Антоний, как обычно скорый в решениях, поспешил назад и призвал на помощь войска, располагавшиеся за пределами города. С их помощью он расчистил путь вниз по Священной дороге, потеснил толпу и прогнал ее в боковые улицы. Многие мятежники были убиты. К Октавиану вовремя подоспела помощь, и он укрылся в доме Антония.

Эти страсти, недоброжелательство и насилие, спровоцировавшие эти события, тела убитых, брошенные в реку, подавленное и мрачное состояние общественного мнения — все это вместе поколебало решение Октавиана, который чисто по-человечески не любил игнорировать общее мнение. Антоний убедил семью Луция Скрибония Либона пригласить Секста в Рим и поговорить со своим зятем. Он обещал, что сам будет отвечать за его безопасность. Это был ловкий ход против Октавиана, у которого никогда и в мыслях не было, что женитьба на Скрибонии заставит его столкнуться с ситуацией, которая ему так не нравилась. Он не хотел делать вид, что не замечает независимую власть Секста Помпея на Сицилии, но Антоний подталкивал его к этому. Скрибония и ее родственники, не зная об этом закулисном противостоянии, не видели причин, почему бы не пойти навстречу предложению Антония, тем более что это, казалось, было в интересах Октавиана. Они поспешили повиноваться, Секст не возражал, и Либоний выехал на остров Искью у берегов Неаполя. Давление общественного мнения было слишком сильным, чтобы Октавиан мог отказаться от встречи. Нехотя он уступил. Либоний предложил встречу лидеров. Октавиан и Антоний отправились в Байи, где их встречал Секст. Он прибыл туда в сопровождении эскадры лучших кораблей, сам он был на огромном шестипалубном флагмане.

На следующий день состоялась встреча. Был построен пирс, и на конце платформы места заняли Антоний и Октавиан. В нескольких ярдах в море на другой платформе был насыпан остров. Сюда подошел огромный флагман Секста, и, когда он пришвартовался, Секст с Либоном перебросили сходни и заняли места напротив Октавиана и Антония, их отделяла лишь полоска воды. Так началось совещание.

Секст пожелал иметь доступ в триумвират; если они гарантируют выполнение его требования, то могут рассчитывать на благополучное разрешение трудностей. Однако слишком много времени прошло с тех пор, когда Юлий и Помпей Великий были доверительными партнерами Марка Красса. Убийство Юлия послужило непреодолимым барьером для возможного доверия честности оптиматов. Встреча закончилась без всякого соглашения; однако друзья с обеих сторон приложили много усилий, которые увенчались большим успехом. Со стороны комитета было дано обещание, что люди, связанные с убийством Юлия и нашедшие приют у Секста Помпея, могут беспрепятственно отправиться в изгнание, а бежавшие к нему и не слишком активно участвовавшие в заговоре после конфискации их имущества будут восстановлены в правах, вернут себе гражданство и получат одну четвертую часть конфискованного имущества, — комитет (не слишком, впрочем, охотно) взял на себя ответственность за проведение этих мероприятий. Бежавшие согласились и просили Секста принять эти условия. Он также не слишком этого желал, но по их настоянию наконец согласился.

Затем состоялась еще одна встреча в море недалеко от Путеол, в результате которой было достигнуто соглашение. Война должна быть прекращена; торговля должна стать свободной; Помпей уберет гарнизоны из Италии и не будет принимать беглых рабов; Помпей сохраняет господство на Сицилии, Сардинии и Корсике, выплачивает дань зерном (вместе с задолженностью), собранным на этих островах, а также в Пелопоннесе; он имеет право предлагать консулов и может стать членом коллегии авгуров; все изгнанники могут вернуться, за исключением тех, кто обвинен в убийстве Юлия; те же, кто не участвовал в убийстве, полностью восстанавливают свои наделы; лица, занесенные в проскрипционные списки, получают четверть бывшего имущества; рабы, служившие в войске Помпея, получают свободу; ветераны его армии получают такие же вознаграждения, как и ветераны Антония и Октавиана.

Этот весьма обширный и удовлетворяющий обе стороны договор был подписан, скреплен печатью и передан на хранение весталкам, у которых обычно хранились такого рода документы.

Затем Секст, Антоний и Октавиан обменялись дружескими визитами, и это были не просто формальные визиты вежливости, а настоящие застолья. Вино лилось рекой. Бросили жребий, кто принимает первым. Развлечения, которые Секст устроил на своем флагмане, — предмет отдельной истории. В разгар веселья темная фигура склонилась к уху Секста и прошептала: «Может, приказать отдать швартовы и оставить тебя господином всех римских владений?» Это был грек, капитан Менас. Секст подумал и отвечал: «Менас, тебе следовало сделать это, не ставя меня в известность. Теперь же все должно остаться как было, я не могу нарушить слово».

Секст Помпей впоследствии умер в изгнании банкротом или тем, кого принято считать неудачником; Октавиан жил долго и стал Августом и правителем золотого века.

Развод со Скрибонией. Рождение Юлии. Чудо-ребенок. Антоний возвращается на Восток

Мисенский договор с воодушевлением был воспринят по всей Италии, кроме тех ветеранов, чьи земли должны были отдать прежним хозяевам. Они, однако, смолчали. Молчал и Октавиан, зато он выбрал этот знаменательный момент для расторжения брака со Скрибонией. Он не мог простить ей, что она сыграла определенную роль в том, чтобы принудить его к подписанию договора. Этот брак был чисто политическим, Октавиан всегда был равнодушен к Скрибонии и никогда ни во что ее не посвящал. Повод для развода, который был указан, — скверный характер супруги — вряд ли можно назвать серьезным. Он не мог сказать, что Скрибония бесплодна, поскольку она ожидала ребенка. И это соображение сдерживало Октавиана. Если бы родившийся ребенок был мальчиком, брак следовало сохранить. Однако, когда пришло время, родилась девочка; уведомление о разводе было передано Скрибонии в тот же день.

При таких необычных обстоятельствах родилась Юлия. Повлияли ли эти обстоятельства на ее будущий характер, можно только гадать. Скрибония не впала в отчаяние, но прожила долго, чтобы увидеть множество необычных и неожиданных событий, случившихся на ее веку.

Октавиан мог присоединиться к ветеранам, недовольным договором в Мисене, но в данный момент казалось, что снова всходит звезда Антония. Огромная толпа изгнанников хлынула в Италию, и комитет вновь стал популярным и достойным похвал. Для Марка Антония такой результат не был неожиданным. Он приободрился при таких знаках судьбы. Требовался только еще один штрих, который вознесет его на вершину. Если Октавия родит сына, он победит!

Время родов затягивалось, в августе или начале сентября должно было произойти это великое событие. Чудо-дитя, могучий отпрыск Юпитера, появился на свет, и, увы, это была девочка!

Есть что-то комичное, но и трагичное одновременно в том, как мгновенно рассыпался карточный домик мечты Антония. Родившаяся дочь — Антония Старшая — вырастет и станет образованной очаровательной женщиной, которая будет очень почитаемой личностью при дворе Августа; но она не стала чудо-ребенком, правителем золотого века... И если пол Юлии мало занимал Октавиана — а на самом деле сподвигнул его на то, чтобы проявить враждебность к Сексту Помпею и независимой Сицилии, — то пол дочери Антония стал для него большим несчастьем, которое повлияло на его будущее. Объединение Востока тоже было не столь легким делом, как он ранее полагал; Октавиан твердо вознамерился объединить Запад. К счастью, Марк Антоний не объявлял во всеуслышание о своих надеждах и намерениях.

Он уже выслал вперед Вентидия для организации первого этапа войны с парфянами, и некоторое время спустя в том же году он отплыл на Восток, чтобы быть на месте событий. Более разумная, чем Фульвия, Октавия озаботилась тем, чтобы отправиться вместе с ним, и, насколько можно было видеть, они оказались счастливой парой. Зиму они провели в Афинах. Антоний был довольно спокоен. Он одевался на греческий манер и жил как грек, посещая лекции философов, которые были столь характерны для жизни Афин. У него было множество причин изучать философию, во всяком случае политическую ее часть. Действенное покорение Азии включало в себя как знание современных идей, лежавших в основе общественного мнения, так и изучение способов влияния на эти идеи, их контролирования, чтобы склонить их на сторону того способа правления, которое он задумал.

В сущности, Антоний изучал основы пропаганды. Однажды разочаровавшись, он не оставлял надежды на то, что Октавия родит сына.

И другие соображения удерживали его в Афинах. Этот город лежал на очень удобном расстоянии от Пелопоннеса, и он хотел предотвратить занятие Секстом Помпеем отошедшей ему территории до того, как тот выполнит условия договора. Никакая срочная необходимость не толкала его в Азию. Вентидий действовал очень успешно: он изгнал парфян из Малой Азии и убил предателя Лабиена. Общественная жизнь, разумеется, ни в коем случае не сводилась к одним посещениям лекций. Антоний позаботился, чтобы победы Вентидия широко отмечались в Афинах, и сам участвовал в этих торжествах. Итак, прошла зима. Весной Антоний побывал в Азии и отдал важные распоряжения о перераспределении власти, однако он не зашел слишком далеко.

Октавиан и Секст. Октавиан объявляет договор недействительным. Атака на Сицилию. Неудачное вторжение. Неудачи Октавиана. Неудачи Антония. Дети Клеопатры. Октавиан добивается своего

Тем временем Октавиан практически не давал ему поводов для беспокойства. Если бы Мисенский договор был выполнен как должно, у Антония была бы необходимость искать собственную выгоду, но, поскольку Октавиан и Секст Помпей все еще оставались на ножах, он мог заниматься своими делами. Секст все еще неофициально удерживал корабли с зерном и исподволь мешал торговцам рассчитываться по долгам. Радость в Риме была преждевременной.

Трудно сказать, что именно мог предпринять Октавиан, у которого не было флота, чтобы устранить эту напряженность. Удача, однако, была на его стороне. Ссора между Секстом и его адмиралом Менодором закончилась тем, что последний начал переговоры с римским правительством и предоставил Сардинию и Корсику в его распоряжение вместе с шестьюдесятью кораблями. Секст потребовал вернуть корабли, и Октавиан, увидев подходящий повод, ответил тем, что отозвал Мисенский договор на том основании, что его условия не могут быть выполнены. В действительности он считал, что невозможно делить западные римские владения и занимать подчиненное положение; Октавиан намеревался сохранить их под единым правлением. В глубине души он оставался «истинным европейцем», стремившимся отстаивать западную идею, идею Рима и римской жизни неделимой, как она ему представлялась. С шестьюдесятью кораблями Менодора и еще несколькими, построенными на Адриатике, Октавиан Намеревался рискнуть.

Был тщательно разработан план. Флот с Адриатики должен быть атаковать Мессинский пролив с юга, а флот Менодора — с севера, и, когда начнется сражение, поскольку внимание будет отвлечено, мощное войско переправится через пролив на Сицилию. Однако оборона Помпея была сильной и надежной. Его адмирал Менекрат одержал победу в северном сражении, и корабли Менодоpa в районе Кум либо были выброшены на берег, либо затоплены, но Менекрат погиб в этом сражении. Второй командующий так был огорчен его гибелью, что увел победивший флот с поля боя, а римский адмирал, собрав все, что осталось от потрепанной эскадры, направился к проливу навстречу флоту из Адриатики. Пока он мог контролировать пролив и мешать переброске сухопутной армии, не имело никакого значения, был ли флот победившим или нет. Он только опасался опоздать к условленному месту встречи.

Октавиан утратил внезапно обретенное преимущество, что было не так уж для него необычно. Хотя его практичные воины, видя положение дел, убеждали поспешить и захватить Помпея, который находился внутри Мессинской гавани, он на это категорически не соглашался. Он не хотел действовать, пока не соединится с флотом, идущим с севера, чтобы объединенными силами одержать решающую победу. Поскольку северный флот по уже известным нам причинам опаздывал, он вышел ему навстречу, причем путь проходил через Мессину. Ему, вероятно, не были известны соображения против проведения подобной операции. Тем не менее, они были, и весьма серьезные, что знал любой опытный моряк. Секст Помпей, засевший в Мессинской гавани, сразу воспользовался предоставленной возможностью. Выйдя из гавани на флагманском корабле при попутном ветре, он догнал арьергард флота Октавиана, загнал его в гавань и здесь уже по очереди уничтожал и топил все корабли. Флот Октавиана, лишенный маневренности при встречном ветре, был отрезан, загнан на берег или потоплен. Октавиану пришлось бежать с тонущего корабля и скрываться в прибрежных скалах. Он делал что мог, чтобы спасти людей и остатки своего флота, но не оставалось сомнений, что флота больше не существует. Лишь приближение северной флотилии спасло их от окончательного уничтожения. Военные умения не были среди тех талантов, которыми боги наградили Октавиана. Спасшиеся после разгрома провели, как могли, ночь на берегу. Шторм, разразившийся на следующий день, унес все, что еще оставалось. Он бушевал весь день и почти всю следующую ночь. Когда прояснилось, уже не могло идти и речи о том, чтобы сразиться с Секстом Помпеем.

Октавиан был глубоко подавлен; мнение о нем в Риме складывалось под влиянием растущих цен и отсутствия продовольствия, и люди считали это поражение расплатой за нарушенный договор в Мисене и требовали заключения нового. Налоги платили нерегулярно, денег постоянно не хватало. В этой ситуации Октавиану надо было добиться впечатляющего результата. Был ли он на это способен? Это вопрос.

Марк Антоний тем временем, казалось, процветал. Если Октавиан не сумел одержать победу над Секстом Помпеем, то Вентидий одержал большую победу над парфянами в Сирии, где был убит Пакор, сын царя Орода. Это тем более была замечательная победа, что римляне так давно воевали с парфянами, что вроде бы даже и память стерлась о победе Красса при Каррах; это сражение отбросило парфян снова в Месопотамию. Вентидий стал первым римским полководцем, кто на самом деле нанес поражение военной мощи парфян. Будучи слишком умным, чтобы умалить свой успех, он отказался от преследования парфян за Евфрат. Вместо этого он обратился к более мелким царькам, которые все еще колебались, не зная, чью сторону принять. Царь Антиох из Комагены, запертый в Самосате, предложил тысячу талантов за мир и прощение. Вентидий передал просьбу Антонию. Последний, понимая, что его может превзойти подчиненный, ответил, что разберется с этим лично.

Первым знаком неудачи в жизни Антония было рождение дочери вместо ожидаемого сына. Вторым знаком стала Самосата. Защитники города, полагая, что их предложение отклонено, взялись защищать город, и когда Антоний прибыл, то обнаружил, что может получить гораздо меньшую сумму, чем предложенная прежде. Ему пришлось довольствоваться тремястами талантами, это было серьезное оскорбление. Он понял, что надо призвать на помощь Вентидия, который был послан домой для получения триумфа за победу над парфянами. Таким образом, отсутствовал единственный полководец, способный справиться с новой парфянской мощью.

Однако третьим знаком несчастливой судьбы оказалось рождение второго ребенка Октавии — это вновь была девочка! С момента рождения Антонии Младшей Антоний, должно быть, понял, что его надеждам не суждено сбыться. Октавия не смогла произвести на свет чудо-дитя. Больше он не мог ждать. Да и чего ждать, если недавно он узнал, что стал отцом мальчика, сына Клеопатры? Едва он покинул Египет три года назад, как Клеопатра родила двойню, мальчика и девочку. Возможно, поэтому она отослала его тогда. Зачем ему терзаться, когда у него уже был чудо-мальчик, а Клеопатра была богата и была женщиной того типа, которых он любил, всегда готовая делить с ним его планы и помочь в их реализации?

Но сначала следовало все обдумать. Он хотел сына, и он хотел обладать богатым Египтом, но, чтобы иметь и то и другое, ему нужна римская армия. Полномочия комитета триумвиров заканчивались в конце декабря, когда истекал пятилетний срок. Следовательно, он не мог немедленно порвать с Октавией. Кроме того (несмотря на случай с Фульвией), Марк Антоний не мог просто так оскорбить чувства женщины. Прежде всего он должен увидеть Октавиана и возобновить полномочия комитета и лишь затем действовать.

К тому же до него доходили слухи, что Октавиан не собирается сидеть сложа руки, потерпев поражение от Секста Помпея. Меценат уже приезжал к нему и имел с ним беседу. От Мецената, даже если и не от него, он уже слышал о большой победе тем летом Марка Агриппы в Галлии, которая вселила в Октавиана надежду. Агриппа подавил восстание, переправился через Рейн и еще раз показал себя опытным полководцем. Октавиан надумал повременить с Секстом Помпеем, занимаясь год-другой реорганизацией, а затем послать Агриппу решить сицилийскую проблему. Если кто и мог одержать победу над Секстом, так это Марк Агриппа. Пока Марк Антоний соперничал с Вентидием{26}, Октавиан выдвигал вперед Агриппу на дело, для которого тот был рожден; и результат должен был показать, кто поступал более предусмотрительно.

Положение Октавиана. Ливия. Предназначенные друг другу. Брак Октавиана и Ливии

Важность сицилийской проблемы навела Октавиана на мысль, которой, как мы увидим, он руководствовался в дальнейшем. Он все еще был молод, и было бы удивительно, если бы он вновь не вступил в брак. Но теперь следовало выбрать совсем другую жену — такую, которой он мог доверять, чтобы она была в курсе всех его намерений и, соответственно, действовала в его интересах. Размышления о неприятностях с Секстом Помпеем навели его на следующую мысль. До сих пор Октавиан был просто главой партии. Он возглавил тех, кто желал отомстить убийцам Юлия, и воспользовался выгодами пребывания в партии. Он критиковал Марка Антония за его соглашательство с олигархами, хотя не мог отрицать, что Антоний в то время и защитил имя Юлия. Октавиан хотел теперь установить отношения с такими слоями, которые будут его поддерживать и помогать, однако до сих пор они не входили в его ближайшее окружение. Значит, надо взять жену из их среды. Но была ли такая знатная женщина? Такая женщина была.

Среди беженцев из Перузии мы уже заметили Тиберия Клавдия Нерона и его жену Ливию с малолетним сыном, будущим императором Тиберием. Возможно, Октавиан тогда и увидел Ливию. Тиберий с семьей перенесли немало потрясений, бежав из Перузии, попав на Сицилию, а затем отправившись к Антонию в Грецию. Они возвратились вместе с Антонием и после договора в Брундизий поселились в Риме, где, видимо, и оставались.

Ливия была красивой и волевой женщиной, обладала многими качествами, которых недоставало Октавиану. Она была высокой, величественной и привлекала внимание своей внешностью; по рождению она принадлежала к знаменитой семье Ливия Друза и получила аристократическое воспитание. Она придерживалась либеральных настроений, которые характеризовали эту замечательную семью. Ливия, следовательно, могла ввести Октавиана в мир, куда он едва ли был вхож. Она прекрасно разбиралась во всех этих интригах и подводных течениях в женских гостиных и на званых обедах. Она была яркой личностью, вдвоем они представляли пару, предназначенную судьбой друг для друга. Очевидно, они и сами так думали.

Легко понять, что Октавиан нашел в Ливии. Труднее себе вообразить, чем он привлек ее. Он не принадлежал к мужчинам, от которых женщины сходили с ума. Он был всего лишь лидером партии популяров — Октавианом по рождению без знатных предков и связей — словом, довольно обыкновенным. В то время надо было сильно верить в него, чтобы увидеть в нем будущего Августа. И все же она что-то такое в нем почувствовала, что заставило ее уйти к этому человеку от Тиберия Нерона. Что-то было в них общее — взаимная симпатия и уважение древних римских традиций — традиций Цинцинната и Катона; некое родство душ, вкусов и взглядов на мир.

Тиберий Нерон — один из незаметных в истории людей — не стал возражать. Его брак с Ливией был расторгнут накануне рождения ею второго сына Клавдия Друза. Брак с Октавианом последовал незамедлительно, и второй сын был рожден уже женой Октавиана. На эту тему много злословили, однако брак Октавиана и Ливии, столь стремительно заключенный, не оборвался столь же стремительно. Это был длительный союз, который ко времени его смерти насчитывал пятьдесят два года. Если Антоний утратил везение, порвав с Фульвией, Октавиан приобрел бесценное богатство, женившись на Ливии. Без нее он, может быть, никогда не стал бы Августом.

Соглашение между Антонием и Октавианом. Встреча в Таренте. Чудесное единодушие. Каждый идет своим путем

Неисповедимыми путями Провидения Марк Антоний и Октавиан на этом этапе должны были прийти к соглашению. Их интересы, такие разные, сошлись в одном: они должны были обновить закон, который придал бы комитету триумвиров легальный статус. Хотя Марк Антоний в соответствии с договоренностью в Брундизий мог набирать войско на территории Италии, ему было бы затруднительно это сделать в случае недружеского расположения Октавиана. Соглашение все сделало проще и легче. Антоний, прибывший набрать войско для парфянской войны, мог предоставить Октавиану флот, необходимый для сицилийской кампании. У него был большой морской ресурс. Марк Антоний отплыл в Италию в декабре 38 г. до н. э., чтобы встретиться с Октавианом.

Благодаря тому, что встреча была тщательно подготовлена, им, в сущности, нечего было делать в Таренте. Комедия, которая там разыгралась, возможно, очень серьезно воспринималась некоторыми современниками, как и людьми последующих поколений, но главное осталось за пределами сцены. Главные вещи были заранее подготовлены Меценатом.

Начать с того, что Октавиан позаботился, чтобы Марк Антоний не высадился в Брундизий и не занял бы главный порт, связанный с Востоком. Антоний несколько озадаченный двинулся в Тарент; он, очевидно, не стеснялся в выражениях по поводу такого приема, поскольку Октавия была встревожена. Получив разрешение навестить брата, она встретилась с Октавианом на некотором расстоянии от Та-рента. С ним были Агриппа и Меценат, так что не было сомнений в том, какое значение он придает предстоящему разговору с Антонием. Все трое сочувствовали ее положению — жены одного соперника и сестры другого, — которая неизбежно должна проиграть при любом исходе борьбы. Октавиан вел себя с огромным тактом. Он высказал свои претензии относительно поведения Антония, затем позволил Октавии заступиться за мужа. Для нее, мол, было величайшим удовлетворением видеть то дружественное настроение, в котором тот продолжил путь в Тарент. Его не удовлетворит ничего, кроме личной встречи с Октавианом. И в самом деле, было трогательно наблюдать радушие, с которым Антоний вышел навстречу свояку. Он также устроил свою штаб-квартиру в Таренте. Гавань была полна его кораблями. Армия Октавиана, пришедшая на берега Тарса, дружелюбно отнеслась к морякам Антония. Лодки двух лидеров встретились посреди реки. После приветствий и споров, кому принимать гостя первым, жребий пал на Октавиана, который становился гостем Антония и мог навестить свою сестру. После достигнутой договоренности совместный отряд армии и флота проводил обоих полководцев в экипаж, и они направились в штаб-квартиру Антония в Таренте. Когда они действовали по согласию, их единение и в самом деле выглядело изумительно. Октавиан провел ночь в Таренте без личной охраны или официальных гарантий безопасности, выказывая полное доверие Антонию, который отплатил ему взаимностью и посетил его. в качестве доказательства абсолютного доверия.

После таких предварительных мероприятий они перешли к делу и договорились, что Октавия будет выступать гарантом примирения между двумя оппонентами, и вполне вероятно, что она относилась к своей миссии весьма серьезно. Было условлено возобновить закон, устанавливающий полномочия комитета триумвиров на следующие пять лет начиная с 1 января 37 г. до н. э. Оставались в силе и предварительные договоренности. Октавиан предоставлял в распоряжение Антония 20 тысяч обученных италийских легионеров, а Антоний в ответ передавал Октавиану 120 кораблей. Октавия с одобрения мужа подарила брату эскадру из десяти трехпалубных судов необычной конструкции. Октавиан ответил тем, что дал ей тысячу солдат преторианской когорты, или личной гвардии, которыми Антоний мог распоряжаться по своему усмотрению. Это был не пустячный дар, если бы Антоний захотел им воспользоваться.

Итак, они расстались. Марк Антоний — почему бы и нет? — поручил Октавиану заботу о самом дорогом — своей жене и детях, включая и детей от Фульвии. Затем он покинул Тарент и отправился на Восток... с какими планами и мыслями, мы скоро узнаем.

Были ли у Октавиана какие-либо подозрения? В общем, для этого не было причин; в тот момент лучше было закрыть глаза и ничего не замечать. Октавия, очевидно, подозревала, что ей лучше не ссориться с мужем. Что же касается Антония, то он получил все, что хотел, и оставил Октавиана вести бесконечную и, видимо, безнадежную войну с Секстом Помпеем, а сам плыл навстречу солнцу, богатству и успеху.

Женитьба Антония на Клеопатре осенью 37 г. до н. э. Великий план

Пока Агриппа готовился к нападению на Сицилию, Марк Антоний прибыл в Сирию и устроил штаб-квартиру в Антиохии. Он наконец решился и обдумал свой план. Он направил Фонтея Капитона в Египет встретиться с Клеопатрой. Ждала ли она вестей? Возможно. Вероятно, она уже знала о намерении Антония отложиться от Запада — на какое-то время — и вести войну с парфянами с ее помощью. Она отправилась в Сирию.

Осенью того же года, когда были возобновлены полномочия комитета, Марк Антоний, встретив царицу Египта в полной ее славе и блеске в Сирии, женился на ней. Этот брак не имел законной силы в глазах римлян, но они не придавали этому никакого значения. Он торжественно признал близнецов своими сыном и дочерью от Клеопатры, и в честь этого они получили новые имена, под которыми а остались в истории, — Александр Гелиос и Клеопатра Селена. Эти необычные имена не были пустым звуком для эллинистического греческого Востока. Антоний полагал, что Александр Гелиос и станет тем чудо-ребенком из Вергилиевой мечты, которую разделял и он сам: станет Царем-Солнцем, под именем которого призовет к единению весь Восток. Он намеревался восстановить (где можно, с помощью убеждения в соответствии с великой традицией Александра, а где нельзя — с помощью римского оружия) империю Александра, которая некогда простиралась от того места, где начинались владения Антония в Македонии, до рек Оке и Инд и гор Афганистана. Таковы были планы.

Чтобы положить начало этим планам, он подарил Клеопатре с правом пользования по доверенности на двух детей утраченные их предком Птолемеем II азиатские провинции, куда входили Сирия, Кипр и большая часть Киликии, — на деле большинство этих земель служило отправной точкой для наступления на парфян и покорения Востока. Он получил от Октавиана 20 тысяч войска в обмен на корабли. Теперь у него за спиной было огромное богатство благодаря женитьбе на Клеопатре. Римляне могли не одобрять эти действия — но кто из них рискнул бы отрицать, что его замысел величественнее и успешнее, чем ничтожный замысел Октавиана?