За освобождение Европы

Выполняя приказ Кутузова «довершить поражение неприятеля на собственных полях его», казаки Платова первыми в русской армии в начале декабря 1812 года перешли границу. [119]

Обстановка в это время складывалась так: в районе Кенигсберга сосредоточивались остатки «Великой армии» под командованием Мюрата. Сюда же подошла свежая дивизия из корпуса Ожеро. Мюрат установил связь с войсками Йорка и Макдональда. Всего в его распоряжении было до 35 тысяч человек.

В районе Варшавы скапливались корпуса Шварценберга, Понятовского и Ренье, имеющие вместе более 50 тысяч человек. На Одере стоял корпус маршала Ожеро в 20 тысяч человек. В целом с гарнизонами крепостей на Висле (Данциг, Торн) противник имел до 160 тысяч человек, то есть в численном отношении вовсе не уступал русской армии.

Стратегический замысел Кутузова на этом этапе войны состоял в том, чтобы сосредоточить усилия на правом фланге с целью выведения из войны Пруссии, вспомогательные же действия вести в направлении на Варшаву, чтобы нанести там поражение корпусам Ренье и Понятовского и изолировать Австрию, которая в это время придерживалась нейтралитета.

Против группы Мюрата Кутузов направил войска Чичагова, Витгенштейна и Платова (всего до 55 тысяч человек) под общим командованием Чичагова. Они должны были действовать в направлении Кенигсберг — Эльбинг — Торн и в конечном счете выйти на нижнюю Вислу. Эта директива Кутузова стала осуществляться с первой половины декабря.

Сначала после перехода границы казаки в основном добивали мелкие группы противника и проводили интенсивную разведку. В рапорте Кутузову от 9 декабря Платов писал: «По повелению вашей светлости преследовал я неприятеля и за границею. Часть остатков его, потянувшаяся от Ковны вниз по течению левой стороны реки Немана по дороге на Тильзит, истреблена совершенно без остатка; из остальных взято много в плен, в том числе по сто штаб- и обер-офицеров и разных чинов».

Ввиду тяжелого положения корпуса с питанием и фуражом казаки Платова занимались поиском продовольственных складов. В местечке Калвария им удалось захватить огромные склады с мукой, овсом, сеном и крупой. Одновременно казаки разведали, [119] что французы вышли из Кенигсберга, вывезя все пушки, и направились к Данцигу и Торну. В местечке Мариуполе Платов допросил местного почтмейстера, который провожал Наполеона, следовавшего под именем Коленкура до Варшавы. Почтмейстер \ сообщил Платову, что Наполеон пробыл в Варшаве не более трех часов, а потом направился к Дрездену на встречу с австрийским императором. Почтмейстер сказал также, что Понятовский находится в Варшаве, но войск там пока нет.

За два дня преследования неприятеля казаками корпуса Платова было захвачено в плен более 200 офицеров, взято 4 пушки, 2 гвардейских штандарта. В своих донесениях Кутузову Платов отмечал высокую смертность среди пленных, подчеркивая, что ежесуточно умирает до 400 человек, в том числе и гвардейцы Наполеона. Накануне вторжения в Россию численность гвардии достигала 25 тысяч. Перед Березиной в наполеоновской гвардии оставалось уже 3500 пехотинцев старого состава, 1400 гвардейцев-кавалеристов и 1500 пеших кавалеристов. После Березины в гвардии было 159 офицеров и 1312 солдат. Такая высокая смертность объяснялась крайним истощением солдат армии Наполеона в период отступления из России. Платов особо подчеркивал в своих приказах этого времени, что с пленными казаки поступают гуманно, кормят хлебом и мясом, раненым и офицерам предоставляют повозки для следования в места сбора пленных.

11 декабря Платов получил предписание разведать силы Макдональда, отступающего из Тильзита. В ответном письме Платов просил укрепить его корпус регулярной кавалерией и пехотой на случай сражения с мощным корпусом Макдональда.

14 декабря Платову приказали действовать на коммуникациях противника, идущих из Кенигсберга в Эльбинг. Перед вступлением на прусскую территорию Платов отдал приказ по корпусу, в котором особо подчеркнул освободительную миссию русской армии, необходимость лояльного отношения к местному населению. По пути движения корпуса Платов распространял среди населения прокламации с объяснением целей похода русской армии. Это делалось для того, чтобы убедиться в настроении населения [120] по отношению к русским воинам. Однако опасения были напрасны. «Здешние жители, — докладывал Платов Кутузову 21 декабря, — принимают нас дружески». В журнале военных действий отмечалось: «Генерал Платов уведомляет, что жители Пруссии дружественно и беспритворно принимают наши войска, снабжая людей охотно пищею, а для лошадей доставляют фураж под квитанции, за что и с нашей стороны соответственно соблюдается порядок, так что жители везде отзываются весьма довольными». Объявляя благодарность войскам Милорадовича и Платова за похвальное поведение и «дружеское обхождение к жителям», Кутузов указывал, что этим они «доставляют пользу всей армии не только в настоящее, но и на предбудущее время». «Весь немецкий народ за нас, даже саксонцы, — писал Кутузов из Калита. — Немецкие государи не в силах больше остановить это движение. Им остается только примкнуть к нему. Между прочим, примерное поведение наших войск есть главная причина этого энтузиазма. Какая высокая нравственность наших солдат, какое поведение генералов».

Движение корпуса Платова неуклонно продолжалось. 23 декабря казаки заняли город Инстербург. На следующий день вместе с корпусом Витгенштейна прибыли в Велау. Поскольку противник довольно быстро отходил к Висле, Платов образовал «летучий отряд» из 1500 казаков, придав ему 4 орудия донской конной артиллерии. Возглавил отряд генерал Чернышев. Ему была поставлена задача форсированно следовать до Мельзака и далее, в зависимости от движения неприятеля. За «летучим отрядом» Чернышева следовал подполковник Власов с двумя казачьими полками.

25 декабря с остальными силами корпуса вслед за Чернышевым и Власовым выступил Платов. Через день отряд Чернышева подошел к Прейсиш-Эйлау. Казачий корпус в это время двигался на Прейш-Голанд, стараясь отрезать неприятелю переправу через Вислу. 28 декабря в Прейш-Голанде Платов получил известие о наличии крупных сил неприятеля в районе Мельгаузена. Через день в ожесточенном сражении казаки разгромили часть этих сил, заставив оставшиеся войска противника отступить к Эльбингу. Под непрерывным напором донцов французы очистили [121] Эльбинг и отступили по двум дорогам к Мариенбургу и Нейтигу.

Платов в создавшейся ситуации разделил свои войска: отряд под командованием генерал-майора Шепелева направил в сторону Нейтига, сам двинулся к Мариенбургу. 1 января после небольшой стычки с французами Платов занял этот город. По его докладу видно, что в Мариенбурге было «взято в плен до 300 человек, сверх того больных офицеров 40, рядовых 726, да российских, бывших в плену, рядовых 8».

Еще 30 декабря Платов отрядил Чернышева в сторону Мариенвердера с целью разгромить находящиеся там войска противника и захватить в плен вице-короля Италии Евгения Богарнё. Подойдя к городу, Чернышев разбил свой отряд на три колонны, сильными постами перекрыл все дороги туда. Однако незадолго до этого в Мариенвердер вошло несколько батальонов противника. Город пришлось брать штурмом. В ожесточенном сражении дрались, как простые солдаты, маршал Виктор и вице-король Италии Евгений Богарне, но город французы все же оставили. Виктор и Богарнё прорвались вместе с отступающими войсками.

1 января Чернышев захватил город Нейбург.

Платов в это время подошел к Данцигу и блокировал его. В крепости находился довольно сильный гарнизон во главе с решительным губернатором генералом Раппом. Платов предложил французам сдаться и получил категорический отказ. Усилив блокаду города, Платов направил отряды на дорогу, ведущую в Штеттин через Лауенбург и Нейштадт. Кроме того, казачий отряд был поставлен в Оливе с задачей держать выдвинутый вперед пост в Лангенфурте...

6 января Платов предпринял атаку на Данциг. В результате кровопролитного сражения казаки потеснили неприятеля и заняли предместья Данцига, однако большего не добились. Стало ясно, что донцы, не приспособленные к штурмовым действиям, не смогут взять эту сильную крепость, поэтому казачий корпус был заменен в блокаде Данцига войсками Витгенштейна и двинулся дальше на запад.

Затем вдруг последовал неожиданный вызов Платова в ставку Александра I, и с 17 января казачий атаман некоторое время находился в свите царя, тоскуя по военной жизни.

Оценивая действия корпуса Платова за конец декабря 1812-го — начало января 1813 года, Кутузов писал: «Одному деятельному преследованию вашего сиятельства обязаны мы падением городов Эльбинга, Мариенбурга, Мариенвердера и Ней-бурга. За дисциплину же, сохраняемую в войсках ваших, приношу вам совершенную признательность, о чем в общем приказе но армии отдаю».

В другом письме Платову, относящемуся к этому периоду, Кутузов говорил: «Услуги, оказанные Вами Отечеству в продолжение нынешней кампании, не имеют примеров: Вы доказали целой Европе могущество и силу обитателей благословенного Дона».

Присутствие казаков на немецкой земле, слухи об их подвигах в сражениях против Наполеона возбудили к ним интерес жителей Германии. Немецкие историки отмечали, что «основными героями похода русской армии в Германию в 1813 году были, как это подтверждается многочисленными свидетельствами современников, казаки, которые стали для немцев воплощением русских войск вообще. Восхищение казаками охватило в то время самые широкие слои народа». Жителям Германии нравились простота, человеколюбие казаков. Полюбились немцам и песни донцов. Один из современников событий 1813 года, слушавший их пение, свидетельствовал: «Оно подлинно национально и присуще только русским. Вокальный концерт, исполненный хором этих северных певцов, был, во всяком случае, очень приятен для слуха. Он похож больше всего на наши фуги и каноны. Обычно в нем чередуются сольные партии и хоры. Они никогда не поют без слов. Содержание песен, как правило, очень простое. Никогда не содержит чего-нибудь неприличного и обычно относится к обычаям и занятиям на их родине и к близким людям».

В начале весны 1813 года Платов был вызван Кутузовым в Калиш и некоторое время находился в свите прусского короля — союзника России в борьбе против Наполеона. [123]

16 апреля 1813 года умер М. И. Кутузов, обожаемый полководец, старший товарищ Платова, с которым они воевали начиная с 1773 года. Платов тяжело переживал эту потерю. Но впереди ожидались новые сражения, новые битвы, в которых необходимо было выполнить завет Кутузова и довершить разгром врага на его собственных полях.

14 мая главнокомандующим русской армии назначили Барклая-де-Толли. Смерть Кутузова была тяжелейшей потерей для русских войск. Это вскоре сказалось на ходе войны. 2 мая в битве при Люцене Наполеон разгромил союзников. Русско-прусские войска, потеряв более 20 тысяч человек, отступили за Эльбу. Наполеон занял Дрезден. 20 — 21 мая в битве при Бауцене союзники потерпели новое поражение, войска Бонапарта вошли в Бреславль.

Такой неожиданный поворот событий не на шутку встревожил Александра I и прусского короля Фридриха-Вильгельма I. Напуганные перспективой отступления перед Наполеоном, они предложили ему перемирие. Наполеон согласился, ибо перемирие в большей степени, чем союзникам, требовалось ему.

Плесвицкое перемирие продолжалось почти два месяца (с 23 мая по 18 июля). За это время войска получили подкрепление, пополнились вооружением и боеприпасами. В августе '| 1813 года к коалиции присоединилась Австрия, вскоре на театре военных действий появились шведские войска, что увеличило силы коалиции: союзники имели теперь армию в 550 тысяч человек. Наполеону удалось собрать только 440 тысяч человек. Ситуация складывалась явно не в его пользу: были потеряны Пруссия и Австрия с их людскими и экономическими ресурсами, в самой Франции, истощенной беспрерывными войнами, зрело недовольство.

Во время перемирия Платой лечился на минеральных водах в Богемии. Об этом известно из его письма А. А. Аракчееву от 12 июля 1813 года. В нем Платов, в частности, пишет: «Валдейнские воды есть точно минеральные, свойства кавказских вод, только с той разницею, что гораздо слабее. Надобно вчетверо против кавказских взять ванн. Я ими пользуюсь и [124] имею хорошее облегчение. До пятнадцатого сего течения, по моему счету, кончится 30 ванн и тридцать же раз, в бассейне купавшись по получасу, а потом перееду в Гудовин. Я буду пить и ванны брать кислой воды прилежно, и оная также похожа вкусом и цветом на кавказские».

К началу военных действий положение союзников значительно укрепилось. Они обладали теперь огромной силой. Для действия против Наполеона образовали три армии: Богемскую под командованием Шварценберга, Силезскую во главе с Блюхером и Северную, которой командовал Бернадот.

30 июля союзники вступили в Богемию. Первоначально события развивались медленно и как бы неуверенно, сказывалось относительно длительное бездействие.

Август прошел в мелких стычках, не считая крупной битвы при Дрездене, закончившейся поражением союзников. В начале сентября корпус Платова успешно действовал на коммуникациях противника в районе Зейде — Вальдгейм. Умные действия казаков Платова на коммуникациях неприятеля показали необходимость подвижного («летучего») корпуса. 11 сентября Платов получил приказ сформировать такой корпус «с целью, чтобы независимо от движений главных армий действовать в тылу неприятеля».

Вскоре корпус был сформирован, и 14 сентября Платов выступил из города Зейде к Хемницу, где был назначен общий сбор «летучего» корпуса. Здесь к Платову присоединились один полк венгерских гусар и один батальон пехоты с 2 орудиями. На следующий день корпус Платова двинулся к Пенигу с целью соединения с отрядами генералов Тиллемана и Кудашева. Соединенные силы под общим командованием Платова достигли Альтенбурга. Здесь произошло ожесточенное сражение союзников с отрядом французского генерала Лефевра.

Первый удар по французам нанесли казаки корпуса Платова. Сбив неприятеля с рубежа реки Плейсы, донцы отрезали Лефевру дорогу на Лейпциг, заставив отступить на Цейц. У местечка Мейзельвица французы пытались удержаться, но, атакованные донцами и отрядом Тиллемана, отступили. У Цейца Лефевр еще [125] раз попытался удержать напор казаков, но они смяли его, взяв в плен 36 офицеров и 1380 солдат. Корпус Платова потерял примерно 300 человек. В своем рапорте Барклаю-де-Толли Платов отмечал особенно упорное сопротивление гвардии, польских улан, «а особливо мамелюков и так называемых гвардейских татар».

23 сентября корпус Платова прибыл в Борн, 28 сентября — в Люцен. В окрестностях этого города захватили трех офицеров и 150 солдат противника, отбившихся от своих частей и занимавшихся мародерством. К Лейпцигу Платовым были посланы разведывательные партии. Кроме того, казаками осуществлялось пристальное наблюдение за корпусом маршала Ожеро, находившимся у Наумбурга, а также поддержание связи с Северной армией Бернадота.

Платова занимало и настроение жителей тех районов, в которых приходилось действовать его корпусу. С большим удовлетворением он писал в рапорте Барклаю-де-Толли от 29 сентября: «Долгом поставляю с особым восхищением донести вашему превосходительству, что жители здешние хотя и ожидают сегодня прибытия самого Наполеона в Лейпциг, что по дошедшим мне известиям полагаю неверно, но на самом поле бывшего Люценского сражения, в городе сем и в окрестностях встречают нас с хлебом-солью».

В конце октября ввиду отступления отрядов Лихтенштейна и Тиллемана к Цейцу Платов вынужденно оттянул свой корпус от Люцена к Пегау. 1 октября после короткого сражения с французами у деревни Мекленберг казаки отошли к Цвикау. Впереди была «битва народов» под Лейпцигом.

К началу этой грандиозной битвы Наполеон располагал 155 тысячами человек. Силы союзников значительно превосходили армию Наполеона и составляли примерно 220 тысяч человек.

Накануне битвы, 4 октября в 10 часов утра, корпус Платова подошел к Клейн-Песне, где занял позиции на правом крыле союзной армии.

В первый день сражения Платов, видя опасную атаку врага на корпус Клейнау, приказал донцам контратаковать. В кровопролитной схватке казаки смяли врага и прогнали до самых его [126] батарей. Когда наступила ночь, обе стороны остались на поле боя. Исход сражения не был решен в этот день. Наполеон потерял 30 тысяч человек, союзники — 40 тысяч.

Всю ночь к Наполеону и союзникам подходили подкрепления. Но если Бонапарт получил 15 тысяч человек, то союзники — 110 тысяч.

Ожесточенное сражение возобновилось 6 октября. В этот день, несмотря на сильную канонаду, Платов стремительно ринулся на противника со стороны деревни Хоммерфельд. Это привело к тому, что кавалерия генерала Нормана и графа Вюртембергского сдалась в плен. 6 саксонских батальонов также положили оружие. К ночи 6 октября противник начал отступление. Платов вместе с другими подвижными войсками союзников гнал неприятеля до пригорода Лейпцига, а в самом городе завязались ожесточенные сражения. Невероятные по напряжению бои шли на мостах. Наполеон приказал взорвать мосты через Эльстер, чтобы дать возможность своим войскам оторваться от преследования. В страшной неразберихе, царившей в этом районе, саперы взорвали мосты раньше, чем вся наполеоновская армия переправилась на противоположный берег реки. Около 28 тысяч человек из армии Наполеона остались на другом берегу Эльстера. Началась страшная паника: солдаты, офицеры, генералы и маршал Понятовский бросились в кипящие от пуль и ядер воды. Тысячи аз них утонули, в том числе и маршал Понятовский.

За время сражения у Лейпцига Наполеон потерял около 65 тысяч воинов, союзники — около 60 тысяч.

Во время отступления французской армии к Рейну (после Лейпцигской битвы) казаки Платова принимали деятельное участие в преследовании противника, постоянно действуя на путях его отхода. Казачьи отряды под командованием Платова и Иловайского были посланы на Камбург, к Веймару, для уничтожения переправы. Затем, когда Шварценберг, предполагая, что Наполеон примет сражение у Эрфурта, приостановил наступление союзных войск и принял меры для сосредоточения армий, отряды Платова, Иловайского и Тиллемана бросили в тыл противника между Эрфуртом и Готой. [127]

Сначала Платов хотел захватить Эрфурт, но ввиду сосредоточения в этом городе крупных сил неприятеля обошел его и двинулся к небольшому городу Фульду, ежедневно сталкиваясь с противником. 18 октября корпус Платова занял Фульд, 21-го подошел к Франкфурту и в тот же день вытеснил противника из города. В течение последующих дней казаки практически не выходили из беспрерывных сражений с неприятелем. Французы, перейдя Рейн, закрепились на противоположном берегу: кампания 1813 года закончилась.

Положение Наполеона в это время стало чрезвычайно тяжелым. От него один за другим начали откалываться его союзники. Уехал к себе в Неаполь король Неаполитанский Иоахим Мюрат, из Касселя уехал родной брат Наполеона король Вестфальский Жером. Один из лучших маршалов Наполеона, Даву, был осажден в Гамбурге русскими и пруссаками. Все понимали, что противники наполеоновской армии не успокоятся, пока не сведут Францию к ее прежним границам.

Корпус Платова базировался в Цвингенберге. Самого Матвея Ивановича вызвали в ставку во Франкфурт, где он пребывал до 26 ноября. Корпусом в его отсутствие командовал генерал-майор Щербатов.

26 ноября казачий корпус вместе с гвардией и войсками Витгенштейна двинулся в сторону Швейцарии. 5 декабря последовала небольшая остановка в герцогствах Вюртембергском и Баденском, после чего Платов пошел на Шарм.

Несмотря на всю безнадежность положения, Наполеон не складывал оружия. К этому времени он даже собрал 180-тысячную армию, однако эти войска были разбросаны на значительной территории. Наполеон велел забирать в свою армию юношей — призывников 1815 года. Они проходили поспешное обучение в специальных лагерях.

Союзные войска, разделенные на три армии, имели в своем составе около 230 тысяч человек, почти столько же шло им на подмогу со всех концов Европы. Платов с 26 казачьими полками находился в составе армии австрийского фельдмаршала Шварценберга. [128]

Вскоре союзники вступили на территорию Франции. Казачий корпус шел впереди главной армии, имея приказ поддерживать связь с армией Блюхера. В одном из своих писем, относящихся к этому времени, Платов писал управляющему военным министерством князю Горчакову: «...Военные дела наши идут, благодарение богу, хорошо, и сегодня повстречавшаяся неприятельская партия из корпуса маршала Виктора из города Воку-лер разбита моими казаками при деревне Еро. Начальник оной и более 20 драгун взяты в плен, и из всей партии спаслись только двое французов бегством. Я пишу вам из селения Дом-Ре-ми, что на реке Мезе. Селение сие известно в истории рождением славной девицы Жанны д'Арк, избавительницы Франции. Отсюда завтрашний день с корпусом моим последую через город Жуанвиль. Бар-Сюр-Об к городу Бар-Сюр-Сен, что на Дижонской дороге, дабы отрезать неприятеля, находящегося в Дижоне, и действовать по дороге к Парижу».

После соединения главной и Силезской армий казачий корпус направили в сторону Намюра, Фонтенбло и Мелена. В конце января 1814 года Платов перешел реку Ион и разослал в разные стороны поисковые отряды. Это в определенной степени парализовало усилия наполеоновской администрации в заготовке продовольствия, набора рекрутов.

3 февраля утром Платов выступил из Мальзерба с целью действовать по направлению к Мелену. В пути он узнал от пленных, что генерал Шарпантье выслал против него батальон молодой гвардии и часть линейной пехоты, всего численностью до 900 человек. Платов повернул корпус к Намюру, где укрепились французы. Намюр являлся важным стратегическим пунктом, державшим под контролем все пространство между Ионой и Луенглем. Наполеон, прекрасно понимавший стратегическую важность Намюра, приказал укрепить его. Под руководством полковника Боньи в течение короткого времени были исправлены мосты, сделанные на Луегльском канале, укреплена крепостная каменная стена.

Платов подошел к городу 3 февраля, с ходу овладел предместьем и предложил французам сдаться. Когда они отказались, казачий атаман решил штурмом овладеть Намюром. Главный удар [129] предполагалось нанести в районе Фонтенблоских ворот города; руководство данными боевыми действиями поручили генерал-майору Кайсарову. Генерал Греков 18-й с атаманским полком должен был вести атаку с южной стороны на Сен-Пьерские ворота. Отряду, находящемуся на дороге в Море, приказали отвлекать внимание неприятеля ложным нападением на Папский мост.

С наступлением темноты начался штурм Намюра. Французы упорно и с успехом защищались, однако вскоре артиллерии Платова удалось разбить крепостные ворота со стороны дороги на Фонтенбло. Спешенные казаки неудержимым потоком полились через раскрытые ворота в город. В это же время с другой стороны в Намюр ворвался полк Грекова 18-го. Группа французов заперлась в цитадели города и соглашалась на капитуляцию при условии полной гарантии их свободного отхода к Фонтенбло. Платов отверг это условие, и вскоре весь гарнизон сдался. Французы потеряли убитыми более 200 человек, в плен было захвачено 18 офицеров и более 600 солдат.

После взятия Намюра партии казаков корпуса Платова вели интенсивную разведку на дорогах из Орлеана в Париж. Сам Платов с частью корпуса двинулся к Фонтенбло, имея секретный приказ освободить папу римского, содержавшегося там в плену. Однако этот приказ Платову не суждено было выполнить: за два дня до вступления казаков в Фонтенбло французы вывезли оттуда римского первосвященника. Пробыв сутки в прекрасном дворце в Фонтенбло, казаки при приближении значительных сил французов покинули город.

Некоторое время спустя Платов получил известие, что союзная Богемская армия отходит, потерпев несколько поражений от Наполеона, а отряд французов в количестве 3 тысяч человек занял Жунвиль, чтобы отрезать казакам путь к отступлению. Платов тотчас снялся с места и ускоренным маршем двинулся через Бервер и Куртне к Вильнев-ля-Ру.

Лишь только донцы начали переправу через мост в Вильнев-ля-Ру, как на Санской дороге показались французы — авангард генерала Жерара. Около 4 тысяч врагов начали стремительную атаку на еще не развернувшийся к бою корпус Платова. В кровопролитном [130] сражении казаки сбили наступательный пыл французов, однако вынуждены были начать отступление к Жуаньи, ибо неприятель получил подкрепление. В Жуаньи корпус Платова соединился с отрядом генерал-майора Сеславина и вскоре вступил в город Арсис-Сюр-Об.

25 февраля, передав свой отряд Кайсарову, Платов отбыл в ставку, куда его вызвали рескриптом царя. Однако и в последующие дни Платов участвовал в сражениях против французов: 26 февраля при Лаоне, 8 — 9 марта — при Сезане.

К этому времени союзники решили предпринять операцию по захвату Парижа. Из перехваченных казаками Платова писем жены Наполеона Марии-Луизы и министра полиции Савари к Бонапарту выяснилось: настроение в Париже такое, что сопротивления не предвидится. Захват же столицы союзниками мог решить исход войны, поэтому союзные войска двинулись в сторону Парижа. В их составе был и Платов.

30 марта после ожесточенного многочасового боя маршал Мармон, защищавший Париж, капитулировал.

6 апреля 1814 года Наполеон отрекся от престола. Многолетние кровавые войны наполеоновской эпохи, в которых пришлось участвовать Платову, закончились, ибо в битвах «ста дней» Платов не участвовал.

* * *

Наступили желанные дни мира, войска после долгих лет почти беспрерывных сражений отдыхали. Повсюду полыхало бурное веселье: миру радовались как союзники, так и сами французы, уставшие от господства Наполеона.

В это время Александр I получил от англичан предложение посетить Лондон. В состав свиты, готовившейся к отплытию в Англию, включили и Платова. Имя казачьего атамана еще до его вступления в Западную Европу и приезда в Лондон знали в Англии. Вот что писала одна из лондонских газет по этому поводу в конце 1812 года: «Непрестанно получаемые здесь известия об успехах российского оружия, можно сказать, приводят в восторг всю Англию. Повсеместные пиршества изъявляют совершенно [131] искреннее участие в сих торжествах над общим неприятелем... Имена Кутузова, Платова, Витгенштейна носятся из уст в уста во всех обществах и беседах. Рюмки стучат, вино разливается повсюду: и если русские продолжат еще далее успехи свои, то они не только лишат неприятеля, своих французов, могущества их на твердой земле, но и у нас от сих побед не станет вина, или, по крайней мере, оно очень вздорожает».

24 мая Ла-Манш был буквально забит военными судами, стоявшими в два ряда от побережья Франции до берегов Англии. В час дня при ясной и тихой погоде русская делегация погрузилась в Булони на фрегат и в шесть часов вечера прибыла в Дувр. Через два часа под гром пушечной стрельбы и восторженные крики англичан русские сошли на английский берег.

Утром следующего дня свита Александра I в специальных колясках направилась в Лондон. Вспоминая переезд из Дувра в столицу, один из участников этого события писал: «Дорога и лошади бесподобные: до Лондона мы ехали только 12 часов. На станциях везде были завтраки за счет принца-регента. Дороги по Англии — сады, а деревушки — дачи. Чистота удивительная, и архитектура своя. Домики небольшие, но опрятные. Везде видно богатство, и не встретится ни один нищий, тогда как во Франции облепят они приезжего и бегут непрерывно за коляской. Дорогою не было проезда от англичан: везде кричали «ура!», и женщины на скаку подбегали к коляске пожать руку. Миндальные пироги на столе и окна в домах украшены именами Блюхера и Платова». На всем пути от Дувра к Лондону были установлены многочисленные триумфальные арки, увитые живыми цветами.

При въезде Платова в Лондон (в свите Александра I) мужчины горячо жали ему руку, передавая ее соседу для пожатия. Сдержанные англичане на сей раз изменили своей национальной черте и наперебой громко восхваляли подвиги Платова и его казаков. Доходили до курьезов: чопорные английские леди вырывали на память по волоску из хвоста боевого коня атамана. На этом коне Матвей Иванович прошел с боями всю Европу и теперь с трудом пробирался сквозь густую толпу англичан. [132]

Покоя не было и в доме, где поселили Платова. Как только он появлялся во дворе, его сразу окружала многочисленная толпа, дежурившая у ворот. Снова раздавались восторженные голоса, крики: «Ура! Ура! Платов!» Даже Александра I встречали с меньшим энтузиазмом.

Все наперебой приглашали Платова в гости, считая за особую честь видеть его у себя дома. Многочисленные предложения о посещении Платов получал и от лондонских театров. Чтобы не обидеть приглашающих, он старался побывать во всех театрах. Как только Матвей Иванович появлялся там, все присутствовавшие, в том числе и актеры, стоя приветствовали атамана, забывая о представлении. Пробыв полчаса в одном театре, Платов спешил в другой. Там все повторялось: крики, гул одобрения, нескончаемые похвалы атаману и его казакам.

Вечерами, в короткие часы отдыха, Платов бродил по дому. Непривычным для атамана было то, что дом, как и многие дома в Англии, отапливался углем. От сгораемого угля тяжело дышалось, болела голова. А на улице и в самый лучший день поутру всегда стоял туман, в пасмурную же погоду было совсем темно. Дома, нештукатуренные и покрытые черепицей, выглядели уныло.

Однако свободного времени у Платова оставалось немного. Ему постоянно приходилось участвовать в каких-либо мероприятиях. Три дня в Лондоне устраивали иллюминацию, высвечивая имена Кутузова, Блюхера, Платова. 31 мая после богослужения восторженная толпа англичан вынесла Платова из церкви на руках и несла его до самой кареты.

Украшенный многими русскими и иностранными орденами, Матвей Иванович находился в центре внимания. О нем слагались стихи, в которых воспевались подвиги «зарейнско-донского атамана», как называли Платова англичане.

Его осыпали наградами и почестями. Знаменитый Оксфордский университет присвоил Платову звание почетного доктора права с вручением докторского диплома. Именем атамана был назван новый корабль английского военно-морского флота. [133]

В это время в честь Платова в Лондоне выбили две медали. На лицевой стороне одной из них помещено обращенное влево поясное изображение Платова в профиль. В обрезе рукава видны инициалы гравера «И. М.», совпадающие с именем лондонского гравера того времени И. Мильтона. На реверсе медали четырехстрочная надпись на английском: «Ревностный военной службой тревожил галлов всадник, страшный копьем» (перефразировка из Овидия).

На другой медали атаман предстает в генеральском мундире с орденами и лентой через плечо. Сверху значится: «Принц Платов, казачий генерал». По окружности в линейном ободке круговая надпись, повествующая о том, что медаль выбита в июне 1814 года в честь визита союзных государей в Лондон. На реверсе ее — скачущий вправо казак с пикой в одной руке и ружьем в другой. Такие медали диаметром 43 миллиметра известны в свинце и бронзе.

В 1814 — 1815 годах появились односторонние медальоны с портретами Платова. Один из таких медальонов был выполнен известным венским гравером Геубергером. На нем Платов изображен в профиль в мундире с множеством орденов. Сверху — дуговая надпись по-немецки: «Гетман граф Платов».

На другом медальоне казачий атаман изображен погрудно в мундире с орденами и лентой. В правой руке — булава, за левой рукой видна высокая казачья шапка е султаном. Вверху написано по-русски: «Граф Платов». Диаметр медальона 51 миллиметр. Гравер неизвестен. Несколько экземпляров этого медальона находится в Эрмитаже.

Принц-регент Англии, узнав от своих приближенных, что светло-серый конь, на котором ездил Платов, был неразлучным спутником донского героя во всех битвах начиная с 1806 года, захотел иметь изображение этого коня. Но Матвей Иванович подарил принцу не изображение, а саму лошадь. В ответ на это принц-регент преподнес атаману дорогие часы и свой портрет, осыпанный драгоценными камнями.

В это же время в Англии приняли решение о создании небольшой галереи портретов полководцев, отличившихся в боях [134] против Наполеона. Поместили там и портрет генерала Платова, повесив под ним изображение боевого коня атамана, выполненное известным лондонским художником.

Существует много рассказов об ординарце Платова, сопровождавшем его в Лондон. Англичане, видя, что Матвей Иванович воздерживается от питья крепких спиртных напитков, решили угощать его ординарца. Последний, почувствовав необычную популярность своего хозяина, стал самостоятельно наносить визиты англичанам, однако Платов вскоре положил этому конец, арестовав назойливого визитера.

Среди подарков, полученных казачьим атаманом в Лондоне, особенно примечательна сабля великолепной работы. История этой сабли весьма своеобразна.

После окончания войны с Наполеоном на общем собрании всех сословий Лондона было решено преподнести сабли особо отличившимся полководцам армий союзников: австрийцу Шварценбергу, представителю Пруссии Блюхеру, представителю России Барклаю-де-Толли. Все трое имели высший воинский чин фельдмаршала. Хотя Платов и не был фельдмаршалом, а являлся генералом от кавалерии, ввиду особых личных заслуг его также включили в этот почетный список.

Сабля, предназначенная Платову, отличалась великолепной ювелирной работой. На одной стороне ее на эмали помещен герб соединенного королевства Великобритании, на другой — вензельное изображение Платова; верх сабли украшен алмазами, на ножнах выбиты изображения сцен из бурной военной биографии героя. На клинке по-английски вырезана надпись: «Общее собрание думы города Лондона на заседании, происходившем в среду 8 июля 1814 года, определило поднести саблю эту атаману графу Платову в ознаменование живейших чувств, коими сия дума одушевлена, и глубоким познаниям его блистательным дарованиям, высокости духа, непоколебимому мужеству, оказанным в продолжение долговременной войны, предпринятой для утверждения мира, тишины и благоденствия в Европе».

Уважение к подвигам Платова и его казаков было столь велико, что для вручения сабли лондонский магистрат обратился [135] к посредничеству национального героя Англии герцогу Веллингтону, который препроводил Платову сей дар с письмом, составленным в самых искренних выражениях.

После смерти Платова эта сабля некоторое время находилась у его потомков. В 1866 году она была передана его внуком (сыном дочери атамана Марии) корнетом Николаем Тимофеевичем Грековым в атаманский дворец, а со времени образования музея истории донского казачества выставлялась в его экспозиции.

В 1919 году с благословения атамана А. Богаевского саблю Платова (в числе многих ценностей Новочеркасского музея) вывезли за границу. Сначала она попала в Турцию, затем перекочевала в Чехословакию. В тяжелые годы фашистской оккупации Чехословакии сотрудники Пражского национального музея сумели сохранить ценности, вывезенные из Новочеркасска.

После освобождения Праги советскими войсками сотрудники Национального музея передали советским офицерам часть экспонатов, похищенных белогвардейцами в 1919 году. В их числе была и сабля, подаренная Платову в Лондоне. Сейчас она находится в экспозиции Новочеркасского музея истории донского казачества.

В бытность Платова в Англии мастера лондонского оружейного завода подарили Александру I миниатюрную стальную блоху со сложным внутренним механизмом. Платов, горячо любивший все русское и менее всего восторгавшийся чудесами английской техники, заявил, что российские мастера не уступят англичанам в знании своего дела. Рассказывают, что по возвращении в Россию казачий атаман отвез эту блоху в Тулу и поручил одному из мастеров сделать что-нибудь более замечательное. Мастер не только подковал эту блоху на все ноги, но выполнил это так искусно, что на каждой из микроскопических подков оставил свое имя. Как известно, данное событие послужило сюжетом для повести Н. С. Лескова «Левша».

Интересно, что годом раньше такие же почести были оказаны в Лондоне простому донскому казаку А. Землянухину, прибывшему сюда с известием о взятии Гамбурга. О Землянухине [136] тогда писали многие русские и иностранные газеты, в его честь устраивались обеды и приемы в лучших домах Лондона.

В английском парламенте он произнес патриотическую речь, прославляющую донское казачество, всю Россию в целом. На предложение англичан остаться в Лондоне Землянухин ответил, что не променяет всех дворцов Англии на свою убогую хижину, на свою родную землю.

Уезжая из Лондона, казак оставил англичанам в качестве реликвий саблю и пику. Обе они до сих пор находятся в Британском национальном музее.

В середине июня 1814 года русская делегация отбыла из Англии. Платов возвратился к своим полкам, собравшимся в это время на берегах Рейна, Келя, Кобленца, Майнца и Мангейма. Вскоре все русские войска начали движение в сторону российских границ. В авангарде четырех колонн русской армии, следовавшей через Германию и Польшу, возвращались и донцы.

Сам Платов в это время находился при главной квартире главнокомандующего русской армией Барклая-де-Толли в Варшаве. Здесь Матвей Иванович получил письмо Барклая, в котором тот, оценивая роль казаков в низвержении Наполеона, писал: «Донские казаки, ...явясь на полях тарутинских, были сильным подкреплением армии после кровопролитных боев ее. Вскоре после того, как враг... испытав могущество и твердость воинства и всего народа русского, обратился к постыдному для него бегству, воины донские, быстро тогда на истребление стремившиеся, устилали следы трофеями побед своих, исторгали из рук его богатства, в Москве похищенные. Когда победоносные войска... изгнав с лица земли своей все силы вражьи, обращены были на освобождение от ига его чужих земель, полки донские, сподвизаясь им повсюду, достойно разделяли с ними славу защитников Германии, избавителей самой Франции и восстановителей мира во всей Европе... В то достопамятное время не было ни одного случая, где бы герои донские не блеснули подвигами военными и патриотическими; не было битвы, где бы они не восторжествовали, не было трудов, которых бы они не преодолели». [137]

После бегства Наполеона с острова Эльбы Платов во главе 10 казачьих полков двинулся к границам Франции. Но участвовать в новых схватках с Бонапартом ему не пришлось: при Ватерлоо Наполеон был разбит и вскоре сослан на остров Святой Елены.

В составе свиты Александра I Платов снова посетил Париж, откуда вскоре отбыл в Петербург.

После восьмимесячного пребывания в Петербурге Матвей Иванович возвратился на берега родного Дона.