Трудное детство

Климент Ефремович Ворошилов родился 4 февраля (22 января) 1881 года в семье железнодорожника и крестьянки, недалеко от разъезда Волчеяровка Екатерининской (ныне Донецкой) железной дороги. Отец К. Е. Ворошилова — Ефрем Андреевич (1844 — 1907) был шестым сыном в большой крестьянской семье. Молодым парнем его призвали в армию. Он тянул солдатскую лямку более десяти лет, участвовал в русско-турецкой войне 1877 — 1878 годов. А вернувшись домой и оставшись без земельного надела, пошел работать на рудники и в шахты, пас скот в помещичьих имениях, был сторожем, путевым обходчиком. Мытарства подорвали его здоровье: ослабели силы, стал плохо слышать. Однажды в непогоду Ефрем Андреевич не различил шума настигавшего его поезда. Тяжело изуродованного его доставили в Луганскую больницу, и там он вскоре скончался.

Мать К. Е. Ворошилова — Мария Васильевна (1857 — 1919) — вынесла тяжелую долю русской крестьянки: изнурительный труд поденщицы, болезни и смерть детей. Великий Октябрь принес ей раскрепощение. Но в 1919 году она умерла от брюшного тифа. Нужда рано коснулась маленького Клима «С раннего детства пришлось познакомиться с самой горькой нуждой, — писал К. Е. Ворошилов. — В один из периодов безработицы отца ходил с сестрой «по миру» просить хлеба. С 6 — 7 лет пошел на работу выбирать колчедан на шахтах, за что получал по 10 копеек в день».

В поисках заработка семье Ворошиловых приходилось часто менять место жительства, но куда бы она ни попадала, ее как и все [4] другие рабочие семьи, ожидало одно и то же: полуголодное существование. «Жили Ворошиловы страшно бедно. Нуждались во всем, — писал товарищ Клима, рабочий Е. С. Плуготаренко. — В землянке Ворошиловых очень темно, пол был глиняный. Обстановка самая бедная. Вместо кровати были нары. Вместо стульев сбитая из досок скамейка».

Клим рос общительным и любознательным мальчиком, мечтал об учебе. Однако лишь в 1893 году в селе Васильевка, где в то время жила семья, открылась двухгодичная школа, и Клим впервые сел за парту. Ему шел тринадцатый год. Он учился и помогал матери, нанимался к помещику на сельскохозяйственные работы.

Два года учебы в школе дали К. Е. Ворошилову самую начальную, элементарную подготовку. Но он вспоминал о ней с неизменной благодарностью: школа привила ему любовь к книге, открыв тем самым путь к неисчерпаемому источнику знаний. С особым теплом Климент Ефремович говорил об учителе Семене Мартыновиче Рыжкове, который в свою очередь привязался к пытливому, способному мальчику.

«Смуглый, коренастый, с большими, умными глазами, вихрастый, он резко выделялся своей смышленостью, детской непринужденностью, наивной прямотой и независимостью характера, удивительной для его возраста, — писал С. М. Рыжков. — Он был очень правдив, никогда не запирался в проказах, не перелагал вину на товарищей, не лгал и не подхалимствовал перед своими более счастливыми товарищами. ...Это был живой, общительный и очень толковый мальчик, всегда жизнерадостный, несмотря на свою бедность, хороший товарищ и ученик».

Весной 1895 года К. Е. Ворошилов окончил Васильевскую школу. Очень хотелось учиться дальше.

«Школа, школа! — писал Климент Ефремович. — Как часто вспоминал я потом ее стены, небогатое убранство классных комнат, старенький глобус, по которому мы с Семеном Мартыновичем совершали увлекательные путешествия! Разбуженная школой жажда знаний не покидала меня потом всю жизнь...»

Но о продолжении учебы нечего было и мечтать: семье стало особенно тяжело. И Клим поступил на [55] большой завод Донецко-Юрьевского металлургического общества (ДЮМО), строительство которого развернулось в 1896 году в Алчевске. Как наиболее грамотного, его определили посыльным в заводскую контору. Но Клим не порвал своих связей со школой и с С. М. Рыжковым. Он помогал учителю вести занятия с неграмотными, читал им вслух книги.

Бывая на репетициях драматического кружка, на спевках, а иногда и участвуя в постановках, Клим встречался с молодыми рабочими и местными интеллигентами — конторскими служащими, учителями. Новые знакомые снабжали его книгами, беседовали с ним о прочитанном.

«Работа курьером-рассыльным, — писал К. Е. Ворошилов в своих воспоминаниях «Рассказы о жизни», — была своеобразной переходной ступенькой от школы к производству. Я по-прежнему был тесно связан с ребятами-подростками, с которыми вместе учился у Семена Мартыновича Рыжкова, да и с самим нашим учителем и его семьей. И в то же время круг моих знакомств расширялся. Встречаясь вечерами, во внерабочее время, со своими друзьями, молодыми рабочими Сергеем Сараевым, Павлом Пузановым, Иваном Придорожко, Епифаном Плуготаренко и другими, я все чаще ловил себя на мысли, что нас объединяет нечто большее, чем общее времяпрепровождение на танцах под гармошку или на скромных пирушках в субботний или воскресный день. Мы могли часами говорить о положении рабочих, заработках, штрафах, поведении заводских начальников, а также о событиях в стране или за ее пределами, вести о которых так или иначе доходили до наших мест».

Бывая по роду своей работы в конторе заводоуправления, заводских цехах, лаборатории, больнице, на почте, К. Е. Ворошилов хорошо узнал многих передовых рабочих, мастеров, учителей, врачей и с некоторыми из них сошелся довольно близко.

Его все больше тянуло на завод, и он решил перейти из конторы в цех.

Рабочая закалка

По признанию самого Климента Ефремовича, главной школой его жизни было «общение с людьми, заводская выучка, пребывание в рядах донецкого пролетариата».

Сначала он работал помощником машиниста на водокачке, а затем его направили слесарем в электротехнический цех. Заинтересовавшись устройством динамо-машин, Клим стал читать специальную литературу по электротехнике, и спустя некоторое время он уже знал о Фарадее, Ампере, Вольте, Оме, Эдисоне, Яблочкове, Ладыгине, Ленце, Якоби и других ученых, внесших большой вклад в науку об электричестве.

«Все это, — писал он впоследствии, — открывало передо мной целую область знаний, о которой я раньше не имел никакого представления.

Я готов был проводить в цехе дни и ночи — так было мне все здесь интересно. И не только здесь. Я уже не мог жить без книг, без друзей. Их радости и беды становились все более и более близкими мне».

Круг знакомых молодого рабочего расширялся с каждым днем. Среди них были люди разного общественного положения — конюх Берещанский и его сыновья Ананий, Иван, Павел, главный бухгалтер заводской конторы со своеобразной фамилией Граф и слесарь Антон Сложеникин, начальник механического цеха немец Генеман и фельдшер заводской больницы Василий Соколов, учительница Анна Романовна Шустова и ее коллеги — сестры Анна, Ольга и Мария Крюковы (они вместе участвовали в драматическом кружке). В Климе привлекали людей смелость и справедливость, простота и общительность, постоянная готовность поделиться всем, что имел, помочь другим.

В 1898 году К. Е. Ворошилов, несмотря на то, что ему не исполнилось и 18 лет, был назначен помощником машиниста портального электрического крана в чугунолитейный цех, а вскоре ему доверили и самостоятельную разливку жидкого чугуна. Такое случалось не часто.

«У нас был такой порядок, — писал алчевский рабочий И. А. Толсторебров, — прежде чем попасть в машинисты [6] крана, надо 2 — 3 года поработать помощником… а Климентий Ефремович помощником был только 6 — 7 месяцев».

К. Е. Ворошилов становится заметной фигурой на заводе и в городе. Рос его авторитет среди молодых рабочих.

Частые встречи молодежи не могли оставаться незамеченными. «Всевидящее око» местной полиции наблюдало за ними. А вскоре заводской пристав Греков перешел к действиям. Обвинив Климента Ефремовича в «неуважении к чину полиции» — тот не поприветствовал пристава, — арестовал его.

На второй день он был освобожден. Но с тех пор преследования стали систематическими и настойчивыми.

В 1898 году К. Е. Ворошилов принял участие в работе первого в Алчевске социал-демократического кружка, познакомился с марксизмом. Организатором кружка был передовой рабочий-литейщик Иван Алексеевич Галушка. Вначале он просто беседовал с теми, кому доверял, о политическом бесправии трудящихся в России и других капиталистических странах, а затем они стали тайно собираться в определенные дни. Здесь вместе с К. Е. Ворошиловым были его друзья — рабочие Дмитрий Константинович Паранич, братья Степан и Роман Побегайло, Иван Придорожко, Антон Сложеникин, конторщик Николай Федорович Иванов, фельдшер Василий Мануилович Соколов. Все они активно посещали занятия, старались понять, почему тяжело живется трудовому люду, как найти дорогу к лучшей жизни.

«Так возникла, — отмечал впоследствии Климент Ефремович, — наша дюмовская нелегальная группа рабочих — зародыш социал-демократического кружка...»

В одном из журналов К. Е. Ворошилов встретил статью об учении Карла Маркса. И хотя сущность марксизма излагалась в ней в извращенном, либерально-буржуазном духе, Климент Ефремович заинтересовался личностью Карла Маркса, его политическими взглядами и стал читать о Марксе и марксизме все, что удавалось отыскать в книгах и в периодических изданиях той поры. Обо всем прочитанном он рассказывал товарищам.

Иван Алексеевич Галушка, отлучаясь из Алчевска в Ростов-на-Дону, где находились его семья и близкие, поручал Климу провести занятия кружка, предварительно снабжая его необходимой литературой.

Однажды И. А. Галушка дал ему «Манифест коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса. Книга потрясла Климента Ефремовича. Особенно ему понравилось, как Маркс и Энгельс писали о рабочем классе — могильщике буржуазии. Еще и еще раз возвращался он к чтению гениального труда, анализировал его в беседах с товарищами, приводя примеры из жизни завода.

«Сознание своей правоты и силы, — вспоминал Климент Ефремович, — окрыляло нас, и мы старались очень осторожно разъяснять рабочим все то, что узнавали сами на занятиях кружка. Мы старались внушить нашим товарищам по работе, что мы должны быть смелыми и настойчивыми в отстаивании своих справедливых требований к заводской администрации, действовать организованно, и тогда хозяева завода будут вынуждены считаться с нами».

Вскоре сама жизнь подтвердила силу пролетарской солидарности.

Условия труда в литейном цехе были невыносимо тяжелыми. Но хуже всех было крановщикам. Выделявшиеся при разливке чугуна газы скапливались наверху, где находились их кабины. К концу смены крановщики угорали до такой степени, что едва держались на ногах. В один из дней крановщики во главе с Климом прекратили работу и потребовали от администрации немедленно принять меры. Их поддержали литейщики. И хотя эта «крановщичья забастовка» была краткосрочной, рабочие добились своего — в цехе были установлены вентиляторы. Весть об этом разнеслась по всему заводу.

«Инициативу в выступлении крановщиков, — писал Климент Ефремович, — стали связывать с моим именем, но я в то время еще не имел никакого опыта работы в массах и, скорее всего, выразил общий протест против тяжелых условий труда лишь потому, что боялся не выдержать и тем самым подвести товарищей, допустить аварию. Однако то, что произошло, оставило глубокий след в сознании рабочих нашего цеха и [8] даже всего завода: мы поняли, что если будем твердо и настойчиво поддерживать друг друга, то заводская администрация не может с этим не считаться».

После этого полицейская слежка за молодым рабочим еще более усилилась. Ворошилова уволили с завода и внесли в «черный список».

Около трех лет скитался он по Донбассу и югу России в поисках хотя бы случайного заработка. Вынужденный вернуться в Алчевск, К. Е. Ворошилов снова подвергся здесь преследованиям со стороны полиции. Однажды его жестоко избили. Товарищи не оставили его в беде. По вечерам они приходили в дом к сестре и матери Клима, лечили его, как могли, приносили еду, книги. Оставаться в городе было опасно, и Ворошилов, оправившись от побоев, тайно уехал в Луганск.

Город Луганск уже в то время был крупным промышленным центром. Климент Ефремович встретил многих своих знакомых по заводу ДЮМО — Дмитрия Паранича, Павла Пузанова, Сергея Сараева и других. Друзья помогли устроиться слесарем в ремонтную мастерскую паровозостроительного завода Гартмана (ныне тепловозостроительный завод имени Октябрьской революции), связали с местными социал-демократами — Я. И. Моргенштейном («Павел») и Т. Л. Бондаревым. Однако активно проявить себя в революционной работе Клименту Ефремовичу тогда не довелось: вскоре он был уволен с завода и выдворен из города за то, что выразил протест против обысков рабочих в проходной.

И снова скитания в поиске работы. Летом 1903 года К. Е. Ворошилов вернулся на гартмановский завод. На сей раз ему удается включиться в деятельность луганских революционеров.

Зарождение Луганской социал-демократической организации было связано с именем В. И. Ленина, с созданным им в 1895 году петербургским «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса» и возникшими под его влиянием «Союзами борьбы» в Екатеринославе (ныне Днепропетровск) и Киеве. Сосланный в Екатеринослав Иван Васильевич Бабушкин сыграл большую роль в создании социал-демократических кружков в Екатеринославе, Нижнеднепровске, Каменске (ныне Днепродзержинск), в установлении их связи с Петербургом, [9] Киевом, Харьковом, Луганском, Уралом. В Луганске организатором первого в городе марксистского кружка стал Константин Максимович Норинский, а вскоре стал ему помогать и прибывший из ссылки Василий Андреевич Шелгунов — оба они были товарищами И. В. Бабушкина по «Союзу борьбы».

Преследуемые полицией, К. М. Норинский, а затем и В. А. Шелгунов вынуждены были покинуть Луганск, но революционная работа в городе не прекратилась. Укрепились связи луганских рабочих с пролетариатом Бахмута, Мариуполя, Таганрога, Юзовки (ныне Донецк). В 1902 году луганские марксистские кружки объединились в единую городскую социал-демократическую организацию, был создан ее руководящий центр — Луганский комитет РСДРП.

Возвратившись в Луганск, К. Е. Ворошилов работал помощником машиниста-крановщика на разливке металла, а затем — машинистом крана в чугунолитейном цехе. Он быстро установил контакт с членами партийного комитета, стал бывать на нелегальных собраниях. По заданию комитета проводил беседы с рабочими, выполнял другие поручения.

В октябре 1903 года К. Е. Ворошилов навсегда связал свою судьбу с ленинской партией — стал членом РСДРП.

В книге «Рассказы о жизни» К. Е. Ворошилов так писал о своем пути в партию:

«...После того как впервые услыхал имя В. И. Ленина и все более узнавал о его неутомимой борьбе за сплочение наиболее сознательной части рабочего класса в боевую революционную партию, глубоко поверил ленинской правде. Ленин занял в моем сознании какое-то особое, главное место.

Мой путь в партию не был извилистым, но он был в то же время весьма своеобразным. Фактическую свою принадлежность к рабочему социал-демократическому движению я мог бы отнести к 1898 году, когда я вместе со своими ближайшими товарищами — Иваном Алексеевичем Галушкой, Павлом Ильичом Пузановым, Дмитрием Константиновичем Параничем и другими передовыми рабочими создал революционную группу на заводе ДЮМО, в Алчевске, но то были лишь первые робкие шаги моей революционной деятельности, [10] и понадобилось известное время для того, чтобы в полном смысле созреть для вступления в партию, для сознательной революционной работы в массах. Такая пора наступила как раз в тот момент, когда я вторично поступил на работу на гартмановский завод и когда во всей стране стал чувствоваться революционный подъем, предшествовавший первой революционной буре в России — революции 1905 — 1907 годов».

Луганская партийная организация выступила в поддержку решений II съезда РСДРП. Луганские большевики дали организованный отпор меньшевикам на городской партийной конференции, состоявшейся 20 ноября 1903 года. После этого их влияние среди рабочих социал-демократов окружающих Луганск рудников, шахт и других промышленных предприятий значительно усилилось.

В 1904 году Климента Ефремовича избрали в состав Луганского комитета РСДРП(большевиков). Его авторитет все более растет, и вскоре он становится руководителем Луганской партийной организации.

«Я познакомился с Ворошиловым на заводе Гартмана в 1904 году... — вспоминал один из старейших участников революционной борьбы в Донбассе, И. И. Алексеев («Кум»). — Ворошилов на Гартманском руководил положительно всей революционной работой.

...В подполье Клим Ворошилов пользовался громаднейшим авторитетом»{1}.

О неразрывной связи Климента Ефремовича с массами вспоминают и многие другие его товарищи и соратники по революционной борьбе. «Ворошилова у нас в Луганске знали все и любили здорово, — писал луганский рабочий П. И. Мальцев. — Прятаться ему было где. Переходил от одного подпольщика к другому»{2}.

Луганский партийный комитет возглавил борьбу наиболее сознательной и стойкой части рабочих города против попыток захваченного меньшевиками «Союза горнозаводских рабочих» навязать местным социал-демократам [11] свои оппортунистические взгляды. Порвав с этим «Союзом», луганские большевики создали свой Горный комитет, еще более укрепили связи с Екатеринославским комитетом РСДРП и под его руководством широко развернули политическую работу в массах. Они создали подпольную типографию, наладили нелегальное издание большевистских листовок и прокламаций, направленных против царизма и начавшейся в январе 1904 года ненавистной народу русско-японской войны.

В прокламации «К обществу», выпущенной 27 мая 1904 года, Луганский комитет РСДРП писал: «Товарищи! Ведь мы рабочие и крестьяне, только мы можем сбросить самодержавие со своего пути к свободе, равенству и братству. Вперед, товарищи!»{3}.

Призывы «Долой самодержавие!», «Да здравствует политическая свобода!» все чаще начинают звучать в листовках и подпольных выступлениях луганских большевиков. Они настойчиво разоблачали антиреволюционную, антиленинскую сущность меньшевизма. Эта борьба, как отмечал впоследствии Климент Ефремович, стала большой школой идейной закалки не только для членов Луганской социал-демократической организации, но и для всех сознательных рабочих Луганска.

Вожак луганских большевиков

Обстановка в Луганске и его окрестностях накануне революции 1905 — 1907 годов была, как и по всех стране, накаленной. Луганские пролетарии подвергались чудовищной эксплуатации русских и иностранных капиталистов; крестьяне близлежащих сел и деревень страдали от безземелья и всевозможных притеснений со стороны помещиков. Расстрел солдатами по приказу царя мирной рабочей демонстрации в Петербурге 9 января 1905 года вызвал и здесь мощный взрыв народного возмущения. [12]

Кровавое воскресенье стало началом первой русской революции. Рабочие и крестьяне Луганщины приняли в ней активное участие. Их борьбу возглавил Луганский комитет РСДРП (большевиков). По его инициативе в городе началась подготовка к всеобщей забастовке. В деревнях большевики разъясняли крестьянам необходимость совместных действий с рабочими, решительных выступлений против помещиков.

Посланцы партийного комитета побывали тогда во всех цехах гартмановского завода и на других предприятиях города. Они помогли рабочим выделить представителей в стачечный комитет.

16 февраля забастовали рабочие завода Гартмана. Они предъявили дирекции не только экономические, но и политические требования: 8-часовой рабочий день; увеличение заработка на 20 процентов; не рассчитывать и не арестовывать рабочих и выборных от них как во время забастовки, так и после нее; право участия народных представителей в управлении государственными делами; свобода слова, печати, собраний, союзов и стачек; освобождение всех пострадавших за убеждения. Эти требования были заранее обсуждены и изложены в специально выпущенной листовке. Их горячо поддержали все собравшиеся на митинг паровозостроители.

Выступая на этом митинге, К. Е. Ворошилов сказал:

— Дело революции зреет, и никто не в состоянии помешать нашей победе. Надо готовиться, поднимать массы на борьбу, действовать смело и организованно.

На следующий день заводской двор снова заполнили тысячи рабочих. Они единодушно утвердили 29 пунктов своих требований к дирекции завода и избрали 56 депутатов для ведения переговоров с администрацией (по два представителя от каждого из 28 заводских цехов и отделов). Депутатское собрание стало руководящим органом забастовщиков и выделило из своей среды исполнительный комитет. Председателем исполкома избрали К. Е. Ворошилова, его членами — передовых рабочих Д. А. Волошинова, Д. М. Губского, Д. Н. Гурова, И. Н. Нагих и других.

Чтобы устрашить рабочих и сломить их упорство, местные власти вызвали в Луганск роту солдат. Но забастовка [13] продолжалась. По призыву Луганского комитета РСДРП в поддержку паровозостроителей выступили рабочие железнодорожных мастерских, эмалировочного, костыльно-гвоздильного, спиртоочистительного и других заводов, многих мелких предприятий. Под руководством большевиков шесть тысяч рабочих двинулись к государственному патронному заводу, рабочие которого присоединились к шествию пролетарских колонн. Забастовка стала всеобщей.

Напуганная дирекция гартмановского завода пошла на уступки. Таким образом, забастовка, продолжавшаяся с 16 по 21 февраля, закончилась победой рабочих.

Одним из важных ее результатов было то, что луганским рабочим удалось сохранить депутатское собрание и превратить его в свой постоянный исполнительный орган — зародыш рабочей власти. По существу, писал позднее К. Е Ворошилов, наше депутатское собрание ...являлось подлинным Советом рабочих депутатов, подобным тем, которые возникли тогда в Иваново-Вознесенске, Петербурге, Москве и многих других городах страны...

Влияние депутатского собрания, работавшего под руководством городского большевистского комитета, было настолько сильным, что с его решениями были вынуждены считаться заводская администрация, домовладельцы, хозяева магазинов{4}.

Большое значение Луганский большевистский комитет придавал работе среди крестьян. При комитете была создана специальная крестьянская группа. Члены ее побывали тогда почти во всех селах уезда, проводили там беседы о начавшейся революции, распространяли большевистские листовки, выявляли надежных активистов из деревенской бедноты, договаривались с ними о совместных действиях.

Выступая на одной из нелегальных сходок крестьян села Александровки, Климент Ефремович говорил:

— Мы боремся за наше лучшее будущее, за новую жизнь... В этой священной борьбе у нас общие интересы, [14] рабочие и крестьяне — это единокровные братья, и мы должны идти одной дорогой и сообща бороться за землю и свободу, против наших общих врагов — помещиков и капиталистов.

Луганские большевики помогли создать в Александровке крестьянский актив, который установил связь с другими селами. Крестьяне Александровки в мае 1905 года отобрали землю у помещика Голубева и пользовались ею до 1907 года.

По указанию III съезда РСДРП Луганский партийный комитет вел энергичную работу по подготовке к вооруженному восстанию. К. Е. Ворошилов, Т. Л. Бондарев, А. Я. Пархоменко и другие большевики выявили надежных людей среди рабочих, служивших в армии и умевших владеть оружием, создали боевую дружину, обеспечили ее оружием, организовали при заводской больнице конспиративную санитарную дружину.

Боевые рабочие дружины состояли из строго законспирированных групп по 10 — 12 человек. Они проводили строевые занятия, тренировки в стрельбе, охраняли рабочие митинги. Особенно смело действовали рабочие-дружинники Н. М. Дьяченко, С. К. Крюков, А. А. Лимарев, И. Д. Литвинов, братья Павел и Петр Мальцевы, А. С. Руденко и многие другие. Все они в дальнейшем стали активными участниками Октябрьской революции и гражданской войны.

На счету дружин была и такая боевая операция, как поджог тюрьмы.

Вспоминая о тех днях, рабочий К. А. Кариков писал: «В Луганске было две тюрьмы: новая и старая. Старая пустовала, так как нуждалась в ремонте... Арестованных было много. Нам стало известно, что старую тюрьму будут ремонтировать. В этот момент мы получили боевой приказ от Ворошилова — сжечь тюрьму. Сожгли. Сожгли по Климову приказу».

В июле 1905 года луганские паровозостроители вновь забастовали. Но полиция напала на безоружных рабочих, собравшихся на общезаводской митинг, и открыла по ним стрельбу из револьверов, ранив при этом одного из своих (в дальнейшем этот факт послужил «основанием» для обвинения руководителей забастовки в уголовном преступлении — «умышленном покушении на жизнь полицейского»). [15]

К. Е. Ворошилов и некоторые другие участники и руководители забастовки были зверски избиты полицией и брошены в Луганскую тюрьму. Находясь в заключении, Климент Ефремович сумел наладить связь с членами большевистского комитета и с их помощью продолжал руководить городской партийной организацией.

Нарастание революции по всей стране вынудило самодержавие пойти на уступки — 17 октября 1905 года царь издал манифест, в котором обещал «гражданские свободы» и выборы в «законодательную» думу. Луганский пролетариат по примеру рабочих Петербурга, Москвы, Харькова и других городов усилил натиск на своих классовых врагов. А когда в Москве началось Декабрьское вооруженное восстание, луганские большевики предъявили городской думе ряд революционных требований, суть которых сводилась к следующему:

1. Немедленно распустить городскую думу, образовать вместо нее новую думу, выбранную на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права.

2. Немедленно удалить из города полицию и казаков, передать охрану города в руки народной милиции, отпустив необходимые средства на организацию и вооружение народной милиции.

3. Немедленно отвести соответствующее помещение для народных митингов.

4. Принять меры к прекращению повышения цен на продукты.

Рабочие города единодушно поддержали эти требования.

Отказ городского головы и гласных городской думы выполнить волю народных масс вызвал новый взрыв рабочего возмущения. Тысячи луганских пролетариев двинулись к тюрьме и потребовали освобождения руководителей июльской забастовки. Полиция, жандармские чины и прокурор, вызванные тюремщиками, пытались уговорить рабочих мирно разойтись, однако дело грозило обернуться вооруженной схваткой. В страхе городские власти вынуждены были выпустить на свободу под залог К. Е. Ворошилова, Т. Л. Бондарева, В. Т. Абросимова-Архипкина и других. [16]

В условиях назревавшей революции луганские большевики укрепляют связи с социал-демократическими организациями Алчевска, Алмазной, Горловки, Дружковки, Харькова, Юзовки, с крестьянами пригородных сел и деревень.

Наметились связи с солдатами. По поручению Луганского комитета РСДРП в воинских частях побывали Т. Л. Бондарев, К. Е. Ворошилов, А. Я. Пархоменко, И. И. Шмыров и другие большевики; в солдатских ротах и казачьих отрядах распространялась прокламация «Ко всем солдатам и казакам!». Боясь усиления влияния большевиков, начальство было вынуждено отозвать из Луганска находившиеся там казачьи и общевойсковые подразделения и заменить их другими.

Луганцы живо откликнулись на горловское вооруженное восстание и злодейский расстрел царскими солдатами восставших рабочих. Луганский комитет партии добывал оружие, бомбы, рассылал своих представителей по заводам и окрестностям. На призыв партийного комитета ответили сотни рабочих. Один из них, алчевский металлист Н. Н. Строкатенко, впоследствии писал:

«...Началось горловское восстание, и я поехал туда драться против самодержавия... Думаю, что не только я один поехал из-за ворошиловских прокламаций... Большинство участников горловского восстания были ворошиловскими учениками»{5}.

На помощь горловцам прибыли боевые дружинники из Алчевска, Гришина, Енакиева, Харцызска, Ясиноватой и других городов и железнодорожных станций, но силы были не равны. И хотя участники восстания сражались с полицией и войсками стойко и самоотверженно, восстание потерпело поражение. По полицейским данным, было убито 300 дружинников.

Постановлением царского суда многие участники горловского вооруженного восстания были осуждены на бессрочную каторгу или на 15 — 20 лет каторжных работ, а восемь организаторов и руководителей восстания приговорены к повешению. Были казнены: П. Л. Бабич, А. И. Вещаев, В. П. Григоращенко, [17] А. М. Кузнецов-Зубарев (М. Шайтлендер), И. Д. Митусов, Г. Ф. Ткаченко-Петренко, В. В. Шмуйлович и А. Ф. Щербаков. «Бесстрашно пошли они — восемь рабочих героев — на смерть, — писала тогда большевистская газета «Пролетарий». — Их повесили... за оградой Екатеринославской тюрьмы. Но они живы... Живы в памяти пролетариев, в неостанавливающейся пролетарской борьбе...»{6}.

После подавления восстания в Горловке усилилась угроза ареста членов Луганской большевистской организации. Работать становилось все труднее. Был арестован Я. И. Моргенштейн, под угрозой провала был вынужден покинуть город Л. Л. Шкловский («Сергей») — профессиональный революционер, присланный в Луганск партийным центром. Но луганские большевики и в этих условиях продолжали революционную борьбу.

Шла подготовка к IV (Объединительному) съезду РСДРП. Выполняя ленинские указания, луганцы вели упорную идейную борьбу против меньшевиков, разоблачали их оппортунистические взгляды и действия. Большую помощь в этом оказали проекты резолюций съезда, написанные В. И. Лениным и разосланные в местные партийные организации для обсуждения. Эти документы способствовали усилению большевистского влияния среди рабочих и крестьян. Их обсуждали на нелегальных собраниях и массовках.

«В апреле 1906 года в одной из балок вблизи Луганска состоялась большая массовка, на которой присутствовало около 400 человек, — вспоминает участник революционных событий той поры рабочий И. Д. Литвинов. — Доклад о предстоящем партийном съезде сделал тов. Ворошилов. Он охарактеризовал повестку дня съезда, изложил позиции большевиков и меньшевиков и т. д. Речь его была резко заостренной против меньшевистской тактики. После Ворошилова выступил меньшевистский гастролер, приехавший в Луганск проводить предсъездовскую кампанию. Он критиковал линию большевиков, охаивал восстание и т. д. Собрание начало шуметь и вскоре заставило меньшевистского оратора прекратить свою болтовню». [18]

Настоящий бой меньшевикам представители луганских большевиков дали на IV (Объединительной) конференции «Донецкого союза РСДРП». Они убедительно доказали необходимость объединения с меньшевиками на основе строгого соблюдения определенных условий — ленинских указаний, изложенных в проектах резолюций к предстоявшему съезду.

К. Е. Ворошилов вспоминал, что на конференции представители меньшевиков убеждали делегатов в необходимости выдержки, призывали «хорошо изучать марксизм», собирать силы и средства, не спешить с революционными действиями, пока не станет совершенно ясно, кого надо поддерживать в развертывавшейся революционной борьбе. Это была, отмечает он, типичная меньшевистская болтовня, и надо было дать ей суровую отповедь.

— Революция — это не пустая говорильня, — заявил на конференции К. Е. Ворошилов, — а тяжелое и смертельно опасное дело. Она не терпит пустозвонства и интеллигентской рыхлости... Революция — это кровное дело рабочих и долг подлинных революционеров — быть в первых рядах рабочего класса, а не путаться у него в ногах.

Эти слова вызвали бурную поддержку делегатов, и не только большевиков, но и многих рабочих, еще не порвавших с меньшевизмом. Возгласы: «Правильно!», «Долой меньшевистских соглашателей!», «Да здравствует ленинская платформа объединения!» — отражали настроение подавляющей массы участников конференции. Это была большая идейная победа над меньшевиками, и она была закреплена в результатах голосования по вопросу об объединении: конференция единогласно приняла резолюцию «О необходимости немедленного объединения обеих фракций».

Посланцами на IV (Объединительный) съезд партии луганские большевики избрали своего руководителя Клима Ворошилова и рабочего Ткаченко (в протоколах съезда — Володин и Н. Титов).

«С огромной радостью, — писал Климент Ефремович, — весной 1906 года я под фамилией Володина выехал из Луганска в Петербург, где еще ни разу не был. Мне было в то время 25 лет, и я с волнением и гордостью ощущал, что у меня в потайном кармане находится [19] мандат на предстоящий съезд партии и что в самое ближайшее время я встречусь с работниками Центрального Комитета, а может быть, и с Владимиром Ильичем Лениным, которого я уже хорошо знал по его выступлениям в нелегальной печати, по подпольным и легальным изданиям. Они оставили в моем сознании неизгладимый след. В лице Ленина я видел несгибаемого вождя революции, беспредельно преданного делу рабочего класса, всего народа».

Ленинская школа

В Петербурге К. Е. Ворошилов прежде всего ищет возможность для встречи с В. И. Лениным. В. Д. Бонч-Бруевич, с которым он был знаком по переписке, помог ему найти Н. К. Крупскую.

Н. К. Крупская тепло встретила молодого рабочего-большевика, обстоятельно проинструктировала его о правилах конспирации, сообщила, что съезд, по всей вероятности, состоится за границей, но точное место его проведения еще не определено. Посоветовала отдохнуть и познакомиться с городом.

— А увижу ли я товарища Ленина? — спросил ее Клим. — Где и когда это произойдет?

— Увидите и услышите вы его не один раз, — ответила Надежда Константиновна. — А сейчас подумайте лучше о том, чтобы не провалиться в Питере. Будьте осторожны — шпиков здесь тьма-тьмущая.

Помня советы Н. К. Крупской, К. Е. Ворошилов побывал на книжном складе издательства «Вперед», отобрал нужную рабочим литературу, договорился об отправке ее в Луганск и на соседние с ним шахты и рудники. При этом он показал хорошее знание легальных, полулегальных и нелегальных изданий, проявил широкую эрудицию.

«...Я невольно обратил внимание, — вспоминал В. Д. Бонч-Бруевич, — на его особенно значительную развитость, что тогда не часто встречалось среди представителей провинциальных наших рабочих организаций. В разговоре мне стало ясно, что он много читал и что вполне разбирается в литературе. [20] ...С Луганском у нас начались самые конспиративные дела. Мы посылали туда огромное количество литературы, которая великолепно расходилась по заводам».

А вскоре в стенах издательства «Вперед» состоялась долгожданная встреча с В. И. Лениным, который и сам хотел побеседовать до съезда с его делегатами-рабочими. На этой встрече были заслушаны краткие доклады с мест. К. Е. Ворошилов доложил о составе Луганской партийной организации, о настроении масс, рассказал о борьбе с меньшевиками, маневрах местной буржуазии в связи с выборами в Государственную думу. Владимир Ильич проявил большой интерес к сообщениям делегатов, уточнял многие детали, в том числе и подробности горловского вооруженного восстания.

В заключение Владимир Ильич подвел итоги и разъяснил делегатам обстановку в стране, ближайшие задачи партии. Он подчеркнул, что не следует рассчитывать на легкие победы в борьбе с меньшевиками, что на Объединительном съезде предстоит упорная борьба.

— Мы должны быть готовы, — заявил он, — с честью выдержать бой за нашу подлинно революционную программу и за истинно революционный характер всех решений IV партийного съезда.

Совещание закончилось, но делегаты не расходились. Владимир Ильич тепло и непринужденно беседовал с ними, интересовался многими вопросами: условиями труда, заработками рабочих, вооружением боевых дружин. А когда кто-то из рабочих делегатов сообщил, что крестьяне самовольно захватывают землю у помещиков, В. И. Ленин особенно оживился и сказал:

— Вот это настоящее революционное дело. И мы должны помочь крестьянам выступать еще более решительно, действовать организованно, с нами заодно.

«Как сейчас помню, — писал позднее К. Е. Ворошилов, — с каким воодушевлением Владимир Ильич подхватывал то или иное сообщение, которое правильно освещало ход событий. В таких случаях он оживлялся, поддерживал, а иногда и хвалил того, кто высказывал верные суждения и определения. Раза два и на мою долю выпало такое счастье — услышать от Ильича одобрительные замечания».

Эта первая встреча с вождем запомнилась Клименту Ефремовичу на всю жизнь. [21] «Настроение у нас было превосходное, — вспоминал К. Е. Ворошилов. — Это было хорошо видно по выражению лиц, по тем кратким и сердечным репликам, которыми мы обменивались, расходясь с этого маленького, но такого памятного для нас совещания.

Я чувствовал себя особенно восторженно — исполнилась моя мечта: я увидел Ленина. Владимир Ильич произвел на меня огромное впечатление. Все в нем показалось необыкновенным: и выражение его лица с какой-то особенно теплой и трогательной улыбкой, и манера говорить, выделяя сразу все самое главное и существенное, и его необычайная простота и искренность, и, особенно, такие ясные и такие зоркие глаза, перед которыми невозможно сфальшивить, — они дышат верой и правдой и ждут от собеседника того же самого и как бы просвечивают его насквозь».

IV (Объединительный) съезд РСДРП проходил с 10 по 25 апреля 1906 года в Стокгольме. Участие в его работе явилось для К. Е. Ворошилова замечательной школой революционной закалки.

На заседаниях съезда шла непримиримая борьба с меньшевиками. У Ленина делегаты-большевики учились отстаивать свою линию, разоблачать оппортунизм меньшевиков.

На IV съезде РСДРП К. Е. Ворошилов познакомился со многими видными участниками революционного движения — А. С. Бубновым, В. В. Воровским, Ф. Э. Дзержинским, Л. Б. Красиным, А. В. Луначарским, И. И. Скворцовым-Степановым, И. В. Сталиным, С. Г. Шаумяном, Е. М. Ярославским. Особенно дружеские отношения сложились у него с Ф. А. Сергеевым (Артемом), М. В. Фрунзе и М. И. Калининым. Они часто собирались вместе во время перерывов и в свободное от заседаний время, беседовали о положении дел в тех рабочих районах, которые они представляли на съезде, делились впечатлениями о докладах и выступлениях.

Однажды к ним подошел Владимир Ильич.

— Я вас давно приметил, — сказал он, — вы так все время своей кучкой, одной компанией и держитесь. Это хорошо. Была у нас «Могучая кучка» композиторов — Римский-Корсаков, Балакирев, Бородин, Мусоргский и другие. Они сказали свое новое слово в искусстве. [22]

А рабочий класс — это уже могучая организация. И нам предстоит, дорогие товарищи, не только сказать новое слово в революционной борьбе, но и покончить со старым миром угнетения и насилия, построить новую, замечательную жизнь.

Прохаживаясь вместе с ними, Владимир Ильич расспрашивал их о забастовочной борьбе, боевых рабочих дружинах, настроении трудящихся, привлечении к революционной борьбе молодежи и женщин, интересовался подробностями создания рабочего университета иваново-вознесенских большевиков, в котором готовились партийные агитаторы. Подчеркивая важное значение идейной вооруженности для всей нашей партии, Ленин заметил:

— Без научных знаний, и особенно без знания революционной теории, нельзя уверенно двигаться вперед. Если мы сумеем вооружить основную массу рабочих пониманием задач революции, мы победим наверняка, в кратчайшие исторические сроки и притом с наименьшими потерями{7}.

Как известно, на IV съезде РСДРП произошло лишь формальное объединение двух партийных фракций. Преобладание меньшевиков наложило свой отпечаток на всю работу съезда. И хотя ряд его важных решений был направлен на упрочение единства партии, наряду с ними были приняты и такие, которые шли вразрез с коренными интересами и задачами пролетариата. Однако и в этих условиях В. И. Ленин сумел мобилизовать все революционные силы партии на преодоление возникших трудностей — шатаний и уклона меньшевиков в сторону реформизма, их оппортунистического курса на соглашение с либеральной буржуазией.

Сразу же после съезда В. И. Ленин написал обращение к партии, в котором дал принципиальную критику меньшевистских решений съезда. Большевики, говорилось в нем, будут идейно бороться против тех решений, которые они считают ошибочными. Одновременно отмечалось, что они выступают против всякого раскола, стоят за подчинение решениям съезда. Вместе с Владимиром Ильичем и другими верными его соратниками письмо подписал и К. Е. Ворошилов. [23]

В духе этого важного партийного документа были проинструктированы В. И. Лениным все члены большевистской фракции съезда перед их отъездом на места. Особое внимание при этом Владимир Ильич обращал на необходимость подготовки вооруженного восстания, упрочения связей рабочего класса с крестьянством, всемерного укрепления в ходе революционной борьбы подлинно народных органов власти — Советов рабочих депутатов.

Указания В. И. Ленина стали для делегатов-большевиков и всей партии программой действий. Это был курс на дальнейшее развертывание революционной борьбы.

Встречи с В. И. Лениным вооружали Клима Ворошилова могучим идейным оружием, закаляли его волю. Это помогало преодолевать трудности, выдерживать самые тяжелые испытания, которые подстерегали в то суровое время профессионального революционера, большевика-подпольщика на каждом шагу.

Об этом хорошо сказал М. И. Калинин в связи с 50-летием Климента Ефремовича.

«Для меня в первую очередь, — писал он, — т. Ворошилов с первых дней своей революционной работы — большевик, пролетарий, квалифицированный металлист Луганского паровозостроительного завода. Таким я узнал его на IV Объединительном съезде нашей партии в Стокгольме в 1906 году под кличкой «Володя».

В партию вливалось сравнительно большое число молодых рабочих, но сохраниться, удержаться на партийной работе, в особенности на продолжительное время, разумеется, мог лишь небольшой процент. Первый же арест давал значительный отсев, затем высылки и житейские невзгоды, связанные с нелегальным и полулегальным положением, доканчивали очистку партии от всех ее случайных попутчиков. И вот т. Ворошилов принадлежит к тем, которые сохранили верность партии, верность большевизму до дней ее победы»{8}.

Выполняя ленинские указания, Луганский комитет РСДРП призвал большевиков и всех рабочих мобилизовать силы для продолжения борьбы с самодержавием, помещиками, буржуазией, выработал меры по усилению [24] влияния в массах, улучшению деятельности Луганского Совета, по дальнейшему укреплению боевых дружин. Именно в этот период К. Е. Ворошилов дважды ездил в Финляндию за оружием.

Обстановка в стране в тот период резко изменилась. После поражения Декабрьского вооруженного восстания начался постепенный спад революции. Царское правительство усилило репрессии против рабочих и крестьян, в ряде губерний было введено военное положение. Однако в Луганске местные власти все еще были напуганы революционным натиском рабочих и крестьян. Воспользовавшись этим, большевики действовали смело и решительно. Активизировал свою работу Луганский Совет во главе с К. Е. Ворошиловым С требованием Совета считались администрация заводов и даже местные органы власти. Так, например, по настоянию Совета были приняты на работу все уволенные за участие в забастовке.

Все это свидетельствовало о том, что реакции непросто было подавить революционный энтузиазм народа. А в ночь на 1 мая 1906 года на самой высокой трубе паровозостроительного завода Гартмана появился красный флаг. Утром его увидели даже с окраин города. Полиция в растерянности искала желающих за вознаграждение снять флаг, но таковых не нашлось.

По указанию свыше намечалось сбить знамя артиллерийскими выстрелами, а это угрожало разрушить не только трубу, но и другие заводские сооружения. И тогда представители власти официально обратились в Совет.

«Только после... настойчивых просьб дирекции и полиции, — вспоминал Климент Ефремович, — мы согласились обдумать сложившуюся ситуацию. Ночью, после того как наш победный флаг почти неделю гордо реял над революционным Луганском, мы его сняли».

Важным событием в деятельности Луганского комитета РСДРП и Луганского Совета в тот период было создание профсоюзной организации. Эта работа была начата сразу же после опубликования правительственного разрешения на создание «профессиональных обществ». Большевики взяли в свои руки всю подготовительную работу по выработке профсоюзного устава, определению структуры заводской профсоюзной организации, [25] подобрали в состав будущих руководящих профсоюзных органов завода, его цехов и отделов рабочих-большевиков и надежных беспартийных.

На первом общем собрании завода Гартмана, на котором присутствовало более 800 человек, победу на выборах руководящих органов профорганизации одержали большевики.

Перед Луганским комитетом партии открылись новые возможности для организаторской и политической работы в массах. Профобщество и его комиссии явились хорошим легальным прикрытием для революционной деятельности луганских большевиков. Авторитет профсоюзных органов был настолько высок, что дирекция завода, начальники цехов и мастерских вынуждены были согласовывать с ними все свои основные распоряжения, затрагивавшие интересы рабочих. Видя это, рабочие охотно вступали в профсоюз: только за три первых месяца существования «профобщества» его ряды увеличились с 800 до 2137 человек.

Все нити руководства революционным движением в Луганске и его окрестностях в тот период находились в руках К. Е. Ворошилова, и он вместе с другими членами Луганского комитета партии действовал смело и уверенно. «Оставаясь все время председателем депутатского собрания, — указывает он в автобиографии, — я был избран предом вновь организованного профсоюза рабочих завода Гартмана. Управление заводом фактически перешло в руки рабочих, и директор завода управлял номинально»{9}.

С помощью Луганского комитета РСДРП и профсоюзных активистов-паровозостроителей были созданы профсоюзные организации на соседних с городом шахтах и рудниках, на металлургическом заводе ДЮМО в Алчевске, в самом Луганске — рабочих типографий, булочников и кондитеров, приказчиков торговых заведений, модисток и др. В результате этого большевистское влияние среди рабочих и организованность луганских пролетариев в борьбе за свои экономические и политические права значительно повысились.

К этому же времени относится основание легальной газеты «Донецкий колокол». Председателем ее редколлегии [26] был утвержден К. Е. Ворошилов. Через этот печатный орган Луганский комитет партии и Луганский Совет держали рабочих и все население города в курсе событий международной и внутренней жизни.

Луганские большевики поддерживали связь с В. И. Лениным, провели в тот период ряд митингов и демонстраций. Владимир Ильич советовал им развивать профсоюзное движение и другие формы пролетарской борьбы, поддерживать в массах революционный дух, но предостерег от преждевременных выступлений.

Луганский пролетариат шел твердо за большевиками. Когда в ноябре 1906 года в Луганск прибыла выездная сессия Харьковской судебной палаты, чтобы судить К. Е. Ворошилова и других руководителей июльской забастовки рабочих-паровозостроителей за якобы совершенное ими уголовное преступление — покушение на жизнь полицейского, тысячи рабочих вышли на улицы города и выразили решительный протест против клеветы. Рабочая демонстрация была настолько внушительной, что царские судьи сочли целесообразным отложить процесс (в дальнейшем К. Е. Ворошилов и его товарищи были по суду оправданы).

Луганским большевикам удалось успешно провести избирательную кампанию по выборам во II Государственную думу.

Наступление реакции вынуждало луганских большевиков усиливать конспирацию. В этих условиях они проводили всю подготовку к V съезду РСДРП — составляли отчет Луганской партийной организации съезду, продолжали идейную борьбу с меньшевиками. Своими представителями на съезд они послали К. Е. Ворошилова (он выступал на съезде под вымышленной фамилией — Антимеков, то есть отрицающий меньшевиков) и К. Н. Самойлову (в протоколах съезда она значится под псевдонимом Большевикова).

На V съезде РСДРП (он проходил в Лондоне с 30 апреля по 19 мая 1907 года) К. Е. Ворошилов вновь встретился с В. И. Лениным и его верными соратниками — Л. Б. Красиным, М. М. Литвиновым, Ю. Ю. Мархлевским, И. И. Скворцовым-Степановым, И. В. Сталиным, И. С. Уншлихтом, С. Г. Шаумяном. Впервые выступил на высшем форуме партии. [27]

«Как и на IV съезде, — вспоминал Климент Ефремович, — В. И. Ленин почти каждодневно встречался с большевистской частью делегатов на фракционных собраниях. Эти сборы не имели официальной повестки и специального председателя, а скорее всего походили на товарищеские беседы единомышленников. Как всегда, Ленин старался ничем не выделиться из общей массы, и чаще всего руководил этими собраниями не он, а кто-либо другой. Однако, несмотря на это, как-то получалось так, что Владимир Ильич всегда был в центре внимания, и мы всей душой тянулись к нему. ...Наши фракционные собрания были для нас школой идейного воспитания и в то же время таким местом, где мы решали любые возникающие у нас вопросы»{10}.

Расставаясь с большевистскими делегатами съезда, Владимир Ильич советовал им всемерно повышать руководящую роль рабочего класса в революционной борьбе, разоблачать все происки меньшевиков, а также либеральной буржуазии, которая все более скатывалась на путь контрреволюции.

Возвратившись из Лондона в Луганск, К. Е. Ворошилов вновь активно включился в партийные дела. На большом нелегальном собрании в Вергунской балке, на котором присутствовало около 2 тысяч социал-демократов и передовых рабочих, он рассказал своим товарищам о решениях V съезда партии, ленинских указаниях, о новой обстановке в стране, сложившейся после разгона II Думы («Третьеиюньский переворот»). При этом он особо подчеркнул необходимость быстрейшего перехода всех партийных активистов на нелегальное положение и усиления их работы в массах под различными легальными прикрытиями.

Претворяя в жизнь решения V съезда партии, Луганский большевистский комитет стремился укрепить связи городской партийной организации с рабочими многочисленных шахт, рудников и других предприятий, тяготеющих к Луганску, осуществить задуманное еще до съезда создание окружной партийной организации. Кое-что в этом направлении удалось сделать. Во многих местах к руководству выдвинулись новые люди. [28] Радовало то, что среди них была способная и закаленная молодежь.

Однако спад революции и репрессии царизма против революционного движения все более давали себя чувствовать и в Луганске. За К. Е. Ворошиловым и другими членами партийного комитета неотступно охотились полицейские ищейки. В ночь на 31 июля 1907 года К. Е. Ворошилов был арестован.

В тюрьмах и ссылках

На допросах в Луганской тюрьме К. Е. Ворошилов вел себя стойко. Полиция и жандармы ничего не узнали от него: ни о личной подпольной деятельности, ни о работе Луганской большевистской организации. Для привлечения к судебной ответственности не было никаких оснований, но его продолжали держать в заключении. Лишь в конце сентября 1907 года министр внутренних дел постановил: «Выслать Ворошилова в Архангельскую губернию под гласный надзор полиции на три года, считая срок с 1 октября 1907 года»{11}.

Местом ссылки К. Е. Ворошилову назначили небольшой городок Пинегу в Архангельской губернии. Начался трудный этапный путь. За это время Климент Ефремович близко сошелся с товарищами по пересыльной партии — бывшим учителем Павлом Лагутиным и молодой одесской революционеркой Марией Найдой. обдумал с ними план побега. В Пинеге они привлекли к осуществлению этого плана политссыльных Я. П. Бутырина (Бутыркина), польского революционера, врача В. М. Богутского и при их содействии осуществили задуманное.

В полицейском телеграфном донесении о побеге говорилось:

«Архангельскому губернатору из Пинеги № 795. 22 декабря 1907 года скрылись политические Ворошилов и Найда. Исправник Кунников»{12}. [29]

Все попытки полиции поймать скрывшихся остались безрезультатными.

«...Поймать меня не удалось, — вспоминал К. Е. Ворошилов. — В этом была большая заслуга товарищей, которые принимали участие в организации побега, встречали и провожали меня в разных местах, снабжали паспортами, давали приют».

Отбывавшие в Архангельске ссылку большевики снабдили его подложными документами и отправили в Петербург, а оттуда он получил направление в Баку{13}.

К. Е. Ворошилов вошел в состав Бакинского партийного комитета. Вместе с П. А. Джапаридзе, П. Г. Мдивани (Буду), С. С. Спандаряном, И. В. Сталиным, С. Г. Шаумяном и другими большевиками он участвовал в борьбе против меньшевиков и эсеров, разъяснял рабочим ленинские указания и решения V съезда партии.

Умело сочетая легальные и подпольные формы борьбы, Климент Ефремович проводит в это время в Биби-Эйбате большую организационную и политическую работу, вовлекает в ряды профсоюза пролетариев разных национальностей.

«Старые рабочие, — писала газета «Бакинский рабочий», — помнят выступления тов. Ворошилова на рабочих собраниях, помнят, с какой настойчивостью отстаивал он требования и права рабочих. Тов. Ворошилова часто можно было видеть тогда в помещении правления Биби-Эйбатского отделения Союза нефтепромышленных рабочих (ныне дом № 8/1 по ул. Фрунзе). Здесь он беседовал с рабочими, внимательно разбирал их заявления, глубоко вникая в их нужды»{14}.

Усилившаяся слежка полицейских агентов и угроза провала вынуждают К. Е. Ворошилова уехать в Петербург. Здесь он был арестован. Его заключили в тюрьму «Кресты», а затем по этапу вновь направили в Архангельскую губернию, в город Мезень, где Климент Ефремович находился до конца октября 1909 года. Затем [30] ему удалось добиться перевода в Холмогоры. Холмогорский исправник получил из канцелярии губернатора следующее уведомление:

«Сделав распоряжение о переводе поднадзорного Климентия Ефремова Ворошилова из Мезенского уезда в г. Холмогоры, предлагаю Вашему Высокоблагородию, по прибытии названного лица, учредить за ним надзор полиции и об исполнении мне донести»{15}.

Вместе с другими большевиками К. Е. Ворошилову удается создать в Холмогорах социал-демократическую ячейку. Как ее руководителя, его ввели в комитет колонии политссыльных, избрали председателем товарищеского суда и председателем местного отделения общества Красного Креста, которое не только оказывало помощь наиболее нуждающимся политссыльным, но и содействовало организации и финансированию побегов. При участии Климента Ефремовича холмогорские ссыльные-большевики проводили дискуссии с меньшевиками и эсерами, разъясняли случайно примкнувшим к ним ссыльным ленинские взгляды. Таким образом, и в ссылке, под надзором полиции, К. Е. Ворошилов не прекратил своей революционной деятельности.

В связи со смертью Л. Н. Толстого политссыльные отправили в газету «Русские ведомости» следующую телеграмму: «Политические ссыльные города Холмогор выражают глубокую скорбь по поводу смерти страстного искателя правды, великого художника слова, будильника мысли, Льва Николаевича Толстого»{16}. В числе подписавших сообщение и Ворошилов.

В конце ноября 1910 года холмогорские политссыльные узнали о трагедии в Вологодской и Зерентуйской каторжных тюрьмах. В знак протеста против порки розгами политических заключенных некоторые жертвы зверской экзекуции покончили с собой. Весть об этом вызвала бурное негодование и политические демонстрации студентов.

В ответ на эти события В. И. Ленин писал в статье «Начало демонстраций»:

«В самое последнее время зверства царских тюремщиков, истязавших в Вологде и Зерентуе наших товарищей каторжан, преследуемых за их геройскую [31] борьбу в революции, подняли еще выше брожение среди студентов...

Пролетариат начал. Демократическая молодежь продолжает. Русский народ просыпается к новой борьбе, идет навстречу новой революции»{17}.

В эти дни К. Е. Ворошилов выступил инициатором протеста политссыльных Архангельской губернии против самодержавного произвола и беззакония. В перехваченном полицией письме Климента Ефремовича одному из политссыльных в Мезень говорилось:

«На днях у нас состоялось совещание по поводу зерентуйских и вологодских событий, на котором приняты две резолюции — одна, выражающая наше негодование и возмущение тем издевательствам и насилиям, которые творит правительство и по поводу возмутительной вакханалии, устроенной «зубрами» Г. Д. (Государственной думы, — Ред.) во время запроса левых фракций в Г. Д.; другая выражает наше преклонение перед геройской смертью Егора Сазонова{18} и товарищей... Эти резолюции будут подписаны всеми желающими не только в городе, но и в уезде и отосланы в редакции газет как русской, так и заграничной прессы. На том же совещании было решено известить и других ссыльных, разбросанных по всем градам и весям России. Очень просим сообщить, что предпринято у Вас по этому делу. Если у Вас еще ничего не сделано, то не откажитесь взять на себя инициативу в этом деле. В том и другом случае немедленно нам напишите. Желательно было бы, чтобы Ваша инициатива не ограничилась пределами Вашего града, а коснулась бы и «уголков», на которые, конечно, есть некоторая еще надежда. С тов. приветом К. Е. В.

Частным образом мы посылаем во фракцию соц.-дем. Г. Д. как копию из упомянутых резолюций, так и особое наше обращение к фракции. К. В.

Ответ адресуйте на меня В.»{19} [32]

К. Е. Ворошилов и другие политссыльные собрали тогда много подписей под текстом резолюций, осуждавших произвол царизма, добились опубликования этих очень важных по тому времени документов в печати. Таким образом, голос политссыльных Архангельской губернии был услышан общественностью всей страны.

После этого репрессии архангельских жандармов и полиции против политссыльных, особенно против тех, кто подписал резолюции протеста, значительно усилились. Пристально следила полиция за К. Е. Ворошиловым. Его неоднократно обыскивают и в феврале 1911 года заключают в Архангельскую тюрьму.

Полиция и жандармы решили создать против К. Е. Ворошилова и арестованных вместе с ним В. А. Липаева и И. М. Избицкого «громкое дело», добиться сурового приговора и тем самым внести страх и дезорганизацию в колонию холмогорских политссыльных.

И хотя для судебной расправы улик не оказалось, особое совещание при министре внутренних дел постановило: «Продлить Липаеву и Ворошилову срок гласного надзора полиции и высылки в Архангельскую губернию еще на один год, а Избицкого водворить для дальнейшего отбытия надзора полиции в Печорский край»{20}.

Несгибаемый большевик Ворошилов и в Архангельской тюрьме стал организатором борьбы заключенных против произвола тюремщиков, провел две голодовки — пятидневную и восьмидневную. Начальник губернской тюрьмы доносил Архангельскому губернскому жандармскому управлению (в октябре 1911 года):

«...Уведомляю Вас, что Климентий Ворошилов во время содержания во вверенной мне тюрьме с 24 февраля по 10 августа сего года был три раза подвергнут дисциплинарным взысканиям: 24 февраля за нарушение тюремных правил заключен в карцер на 7 суток; 28 марта за подстрекательство арестантов к незаконным требованиям — на 7 суток и 1 июля за нарушение правил во время прогулки также на 7 суток.

Кроме перечисленных взысканий Ворошилов часто подвергался заключениям и выговорам за целый ряд нарушений тюремного порядка. Вообще, содержась в [33] тюрьме, Ворошилов отличался крайне дурным поведением и строптивым характером, ведя себя вызывающе дерзко по отношению администрации и надзора, причем своим примером производил дурное влияние на других арестантов, склоняя их к нарушению тюремного порядка и дисциплины. Так, например, под непосредственным руководством Ворошилова арестантами, содержавшимися в одной с ним камере, была объявлена голодовка, мотивированная недовольством применяемыми к ним тюремными правилами, основанными на букве закона. Ввиду такого неодобрительного поведения Ворошилова в последнее время он был совершенно изолирован от других арестантов и помещен в отдельную камеру».

Больного и обессиленного голодовкой и тюремными карцерами Ворошилова с очередной партией «политических» отправили по этапу в уже знакомую ему Мезень, а затем еще дальше — в беломорский поселок Долгая Щель, почти у Полярного круга. Здесь совсем недавно отбывал ссылку его друг, петербургский рабочий Т. Е. Вилков, и Климент Ефремович писал ему из ссылки:

«Здравствуйте, дорогой дядя Трофим... С 15 февраля по 10 августа находился в Архангельской тюрьме, а по 3 сентября — в этапе, шествуя в твою хваленую Долгую Щель... Был арестован в Холмоторах вместе с двумя товарищами... Судебным порядком не рискнули жандармы преследовать, т. к. сознавали, что оскандалятся самым решительным образом, поэтому все пошло в административном порядке, а в результате год набросили. Архангельская тюрьма — это настоящий застенок... Сидел несколько раз в карцерах и простудил чертовски ноги, схватил ревматизм и теперь почти калека. Лечиться здесь, понятно, нечего и думать, и вот сижу тут, у Белого моря и жду погоды»{21}.

Климент Ефремович хорошо понимал, что остаться на зимовку в Долгой Щели в его положении означало обречь себя почти на неминуемую гибель. Поэтому он через местное полицейское начальство обратился к архангельскому губернатору с прошением, в котором писал:

«Я, сидя в Архангельской тюрьме, в карцерах этой тюрьмы настолько простудил ноги, что одно время, там же в тюрьме, не мог пользоваться 15-ти минутными прогулками, предоставленными арестантам. О моей болезни известно тюремному врачу и фельдшеру, у которых я лечился, поскольку это было возможно. В настоящее время я крайне нуждаюсь в систематическом лечении, а в условиях, в которых я живу, невозможно никакое лечение. Прошу Ваше Превосходительство, если не найдете возможным разрешить мне проживание в г. Мезени, распорядиться о переводе меня в Печорский край или еще куда-нибудь, где бы я смог начать необходимое лечение».

Случаи гибели политических ссыльных от болезней и тяжелых условий жизни были тогда довольно частыми, и сведения о них, проникая в печать, доставляли немало беспокойства местной и центральной власти. Видимо, боясь огласки, губернатор распорядился «поднадзорного Климентия Ворошилова водворить в г. Мезень, установив за ним тщательное наблюдение».

В Мезени Климент Ефремович включился в деятельность группы местных политссыльных, восстановил связи со своими товарищами, отбывавшими ссылку в Холмогорах, Пинеге, губернском центре. Все это не осталось незамеченным. В результате — обыски и новые этапы. В марте 1912 года «ввиду неодобрительного поведения» Ворошилова загоняют в самые глухие углы уезда — в Юрому, Усть-Вашку, Дорогорское.

В июле 1912 года К. Е. Ворошилов был освобожден от гласного надзора полиции. Наняв на последние гроши подводу, он немедленно выехал в Архангельск, а затем и за пределы губернии, направляясь в Донбасс. Вместо трех ссылка затянулась на пять лет.

Еще в Холмогорах К. Е. Ворошилов познакомился с политссыльной Екатериной Давыдовной Горбман. Она родилась в 1887 году в Одессе, в бедной семье. В пятнадцать лет начала работать, рано включилась в революционную деятельность. В 1907 году, после второго ареста, была отправлена в Архангельскую ссылку, в Онегу, а затем — в Холмогоры, где и встретила К. Е. Ворошилова. Они полюбили друг друга и навсегда соединили [35] свои судьбы. В 1910 году Екатерина Давыдовна была освобождена и уехала в Донбасс, где и ждала Климента Ефремовича.

По дороге в Донбасс К. Е. Ворошилов заехал в Петербург, ознакомился там с решениями VI (Пражской) Всероссийской конференции РСДРП, ленинскими статьями в «Правде» и «Социал-демократе», получил подробный инструктаж по выборам в IV Государственную думу.

В Донбассе устроиться на работу оказалось нелегко, К. Е. Ворошилов по-прежнему числился в «черных списках». В Алчевске друзья определили его на работу в свою кооперативную пекарню. Это было весьма кстати, так как позволяло ему открыто встречаться с рабочими и их семьями. «Четыре месяца я работал довольно активно, — писал позднее К. Е. Ворошилов — ...На заводе обретались наши революционные силы, и он представлял собой довольно значительную революционную единицу»{22}.

Под руководством К. Е. Ворошилова в Алчевске проводилась избирательная кампания по выборам в IV Государственную думу по рабочей курии. Рабочие избрали уполномоченными своих надежных представителей и тем самым содействовали победе в избирательной борьбе: депутатом Думы от рабочей курии Екатеринославской губернии был избран большевик Г. И. Петровский.

Полиция и жандармерия продолжали вести за К. Е. Ворошиловым негласное наблюдение. В марте 1913 года после двух арестов ему объявили решение о «мере пресечения недозволенной деятельности» — высылке под гласный надзор полиции на два года в Чердынский уезд Пермской губернии.

Как и в Архангельской ссылке, К. Е. Ворошилов установил здесь связи с политссыльными, вел политическую работу среди местных жителей. Революционная деятельность Ворошилова была хорошо законспирирована, и только благодаря этому он наряду с другими попал в список политссыльных, подлежавших амнистии в связи с празднованием трехсотлетия царского дома Романовых: срок Пермской ссылки Климента Ефремовича был сокращен на один год. [36]

13 марта 1914 года К. Е. Ворошилов вместе с Екатериной Давыдовной, добровольно делившей с ним эту ссылку, выехал в Донбасс.

В Луганске Климент Ефремович вновь оказался безработным; усилилась за ним и полицейская слежка. Все это вынудило его покинуть Донбасс, искать работу в других местах.

Первая мировая война застала К. Е. Ворошилова в Царицыне, где он работал на орудийном заводе. Там вместе с С. К. Мининым, с которым он познакомился еще в Архангельской ссылке, и другими товарищами К. Е. Ворошилов создал общество рабочих потребителей, организовал рабочий хор. Под прикрытием этих легальных организаций они проводили политическую работу в массах, а с началом первой мировой войны — антивоенную агитацию.

«К Ворошилову, — писал товарищ и друг Климента Ефремовича той поры рабочий П. В. Жидков, — частенько заходили старые луганцы. Засиживались допоздна, вели душевные простые разговоры. Говорили, конечно, и о войне.

— Эта война в интересах буржуазии, — твердо заявлял Ворошилов, — мы друзья с германским народом. Я возьму винтовку, когда начнется война против помещиков и фабрикантов. Я за революционную войну».

Солдат революции

Оставаться в Царицыне становилось опасно. Воспользовавшись случаем, К. Е. Ворошилов уехал в Петроград, поступил работать на механический завод Сургайло.

В столице явственно ощущалось нарастание революционной борьбы. К. Е. Ворошилов связался с М. И. Калининым и другими старыми товарищами, установил контакты с Петербургским комитетом партии. По их заданию он встречается с путиловцами и рабочими других заводов, начинает вести антивоенную работу среди солдат местного гарнизона. В дни Февральской революции ему было поручено поднять на восстание [37] Измайловский гвардейский полк, и он успешно справился с этой задачей.

Лейб-гвардии Измайловский полк, охранявший в то время Путиловский завод, получил от своего командира приказ стрелять по восставшим рабочим. Однако еще до этого К. Е. Ворошилов и другие большевики побывали в казармах полка, договорились с солдатами и некоторыми унтер-офицерами о том, что те будут выступать вместе с народом.

28 февраля 1917 года полк был выведен для выполнения отданного ему приказа. Одна из рот двинулась на сближение с многотысячной массой рабочих, а другие остались на месте в ожидании дальнейших команд. Приблизившись почти вплотную к рабочим, первая рота остановилась, и ее командир предъявил рабочим ультиматум; разойтись в течение десяти минут, иначе будет применено оружие.

Никто не тронулся с места. В этот напряженный момент навстречу солдатским шеренгам вышел К. Е. Ворошилов.

— Товарищи солдаты, товарищи измайловцы! — громко произнес он. — Я призываю вас не стрелять в своих братьев и сестер, а повернуть оружие против угнетателей народа. Долой царя! Солдаты, переходите на сторону революции!

Срок ультиматума подходил к концу. Бывший солдат Измайловского полка старый большевик Ф. Ф. Зорин так рассказал об этом эпизоде.

«...Ротный скомандовал:

— Прямо по бунтовщикам пальба ротой!..

Но ни один человек даже не пошевелился.

В бешенстве ротный подскочил к правофланговому солдату и рявкнул ему в лицо:

— Ты почему, сволочь, не выполнял команды?

Солдат молчал.

Бледный, с перекошенным лицом, ротный резким движением выхватил револьвер и выстрелил в солдата. Солдат, падая, откинул винтовку. Ее подхватил на лету унтер-офицер Миронов и со всего размаху ударил ротного прикладом по голове.

— Рота, слушай мою команду! — раздались его мужественные слова. — Товарищи! Мы с вами перешли грань, которая отделяла нас от народа, от революции. [38] Для нас сейчас одна дорога: только борьба за торжество революции, и в. этом наше личное спасение... Поэтому я требую выполнить мою команду точно и беспрекословно. Рота, кругом!

По этой команде все повернулись к ротам нашего батальона, стоявшим, в ста метрах от нас... Взяв винтовки наизготовку, мы двинулись вперед. Вместе с нами пошли вооруженные винтовками и револьверами человек двести рабочих. Командир второй роты отдал приказ открыть на нас огонь. Мы остановились и взяли на прицел вторую роту. Стало тихо. Вдруг послышалось:

— Не стреляйте!

Офицеры бросились бежать. Солдаты с радостью присоединялись к нам. Командование батальоном принял Миронов. Мы вошли во двор завода, чтобы повести за собой всех солдат Измайловского полка. Перед измайловцами выступил Ворошилов, призывая солдат вместе с работает довести революцию до победного конца»{23}.

Солдаты Измайловского полка избрали К. Е. Ворошилова своим представителем в Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, и он вместе с другими большевиками включается в борьбу против меньшевиков и эсеров, которым удалось пробраться на руководящие посты в этом Совете.

Эсерско-меньшевистское большинство Петроградского Совета помогло тогда буржуазии образовать Временное правительство, добровольно согласилось делить с ним управление страной. Таким образом возникло двоевластие: «...рядом с Временным правительством, правительством буржуазии, — писал В. И. Ленин, — сложилось еще слабое, зачаточное, но все-таки несомненно существующее на деле и растущее другое правительство: Советы рабочих и солдатских депутатов»{24}.

Вышедшая из подполья ленинская партия приобретала все большее влияние, и те Советы, где ее посланцы составили большинство, становились единственно признаваемой народом реальной властью.

Однако так было далеко не везде. В близком сердцу [39] Климента Ефремовича Луганске свержение самодержавия было отмечено огромной демонстрацией, организованной большевиками. Но большевистская организация была ослаблена царскими репрессиями. Большинство депутатов в Совете оказалось представителями мелкой буржуазии и кустарей, находившимися под эсеровским и меньшевистским влиянием.

Луганский партийный комитет срочно вызвал Ворошилова.

В конце марта 1917 года К. Е. Ворошилов по указанию ЦК выехал из Петрограда в Луганск. Он был введен в состав только что избранного нового состава Луганского городского комитета партии и единодушно избран его председателем. Тогда же в порядке представительства Климент Ефремович вошел в Луганский городской Совет.

К. Е. Ворошилов прежде всего тесно сплотил вокруг Луганского партийного комитета уцелевшую от разгрома старую рабочую большевистскую гвардию. Из мест заключения и ссылок вернулись друзья, на которых можно было опереться. Вместе с ними Климент Ефремович укрепил связи городского комитета партии и большевистской фракции Луганского Совета с заводами, фабриками и мастерскими, широко развернул борьбу за освобождение масс из-под меньшевистского и эсеровского влияния.

Особое внимание Луганский комитет партии уделял в то время работе большевистской фракции Луганского Совета рабочих и солдатских депутатов, в котором было засилие меньшевиков и эсеров. На обсуждение Совета выносились наиболее острые политические и экономические вопросы, обсуждение которых сразу выявляло подлинные позиции большевиков и меньшевиков. Трудящиеся воочию убеждались, кто только на словах, а кто на деле защищает их интересы.

В результате активизации работы на заводах и фабриках и разоблачения оппортунизма меньшевиков выросли ряды Луганской партийной организации: к моменту Февральской революции она насчитывала 90 — 100 человек, к концу марта — до 800, а к середине апреля — до 1500 человек. Все это способствовало усилению влияния Луганской партийной организации не только в городе и уезде, но и за их пределами. [40] Важнейшим мероприятием, проведенным тогда Луганским партийным комитетом, была организация охраны революционных завоеваний.

«Через месяц нами были уже созданы сильные боевые дружины, — писал Климент Ефремович. — Оружие достали частью у местной воинской команды, частью извлекли из реки и других тайников, где оно пряталось в течение 10 — 11 лет со времени роспуска боевых дружин, созданных по постановлению Стокгольмского съезда РСДРП (1906 г.)... Наша боевая дружина взяла на себя охрану заводов и города... Почта, телеграф, банк и пр. — все охранялось членами боевой дружины»{25}.

Боевые рабочие дружины были созданы тогда на паровозостроительном, патронном и других заводах Луганска. Все они подчинялись Совету боевых дружин города, председателем которого был К. Е. Ворошилов, начальником штаба — А. Я. Пархоменко. Для борьбы с провокаторами и предателями был создан революционный суд — ревтрибунал.

7 апреля 1917 года газета «Правда» опубликовала статью В. И. Ленина «О задачах пролетариата в данной революции». Это были гениальные Апрельские тезисы, вооружившие партию новым стратегическим планом — планом перерастания буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую.

Луганский комитет развернул широкую работу по разъяснению ленинских тезисов.

К. Е. Ворошилов выступил с докладами об Апрельских тезисах В. И. Ленина на партийном собрании и общем собрании рабочих паровозостроительного завода Гартмана и с большой речью — на патронном заводе.

Как делегат Луганской партийной организации К. Е. Ворошилов участвовал в работе VII (Апрельской) Всероссийской партийной конференции. После конференции натиск луганских рабочих на меньшевистско-эсеровское большинство городского Совета стал еще сильнее. Важную роль при этом сыграли восстановленные большевиками заводские профсоюзные комитеты.

По инициативе большевистской фракции в те дни при Луганском Совете был создан продовольственный [41] комитет, во главе с рабочим-большевиком И. И. Алексеевым («Кум»). Комитет взял на учет все склады, магазины и находившиеся в них товары и продукты, разрешал торговлю только с ведома комитета и по твердым ценам.

Большое значение для укрепления большевистского влияния имела первая конференция Советов Славяносербского уезда, куда входил и город Луганск, состоявшаяся 15 — 16 мая 1917 года. Делегаты конференции высказались за передачу всей власти Советам, избрали уездный комитет Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, а также уездное бюро Советов. Председателем бюро был избран К. Е. Ворошилов.

Уездное, (районное) бюро Советов твердо поддерживало все действия местных Советов, направленные на защиту интересов трудящихся. Когда администрация Екатериновского рудника отказалась выполнить решение исполкома рудничного Совета об увеличении заработной платы рабочим, усилении технического надзора и др., рудничный Совет сам установил рабочий контроль, 8-часовой рабочий день и такой порядок, чтобы все финансовые операции осуществлялись только через его специального представителя. Под давлением Совета администрация рудника пошла на уступки, но затем обманула рабочих. Забрав все средства, управляющий и директор скрылись. Выехавший на рудник К. Е. Ворошилов помог задержать их и заставить полностью рассчитаться с рабочими.

Луганский парткомитет и Совет принимали энергичные меры по обеспечению города продовольствием. Они направили в уезд рабочих-большевиков. Крестьяне откликнулись на их просьбу и посылали в Луганск целые обозы с зерном.

Боевым органом партийного комитета стала созданная тогда газета «Донецкий пролетарий», первый номер которой вышел 1(14) июня 1917 года. К. Е. Ворошилова утвердили председателем ее редакционной коллегии. Газета была подлинным выразителем воли народных масс, активным защитником революционных завоеваний, борцом за лучшее будущее. На ее страницах часто выступали рабочие-большевики И. И. Алексеев («Кум»), М. К. Афонин, В. Е. Евтушенко, И. Е. Набивач, Марфа Цыбаненко, И. И. Шмыров и другие. Широко освещалась [42] в газете и сельская жизнь. Население города горячо поддерживало свою газету. Только в июне в фонд ее издания было собрано добровольных пожертвований 1825 руб. 95 коп.

«Газета, — писал в день ее тридцатилетия К. Е. Ворошилов, — сыграла огромную роль в деле мобилизации не только рабочих, но также и крестьянской бедноты, солдат и интеллигенции на штурм капитализма, на дело победы пролетарской революции и создания Советской власти»{26}.

Боевой тон во всей работе по мобилизации масс на революцию задавали рабочие крупнейших предприятий города — паровозостроительного и патронного заводов. 16 — 17 июня рабочее собрание завода Гартмана, на котором присутствовало около 3 тысяч человек, в принятом решении осудило политику Временного правительства и потребовало передачи власти в руки Советов.

18 июня 1917 года на собрании большевиков патронного завода резко критиковалась предательская тактика местных меньшевиков, выступивших с клеветническими нападками на большевиков — депутатов Совета, и в частности на председателя Луганского комитета партии К. Е. Ворошилова.

В резолюции, принятой на собрании, рабочие требовали отстранения с поста председателя Луганского Совета меньшевика Нестерова и увеличения числа мест в Совете для своих представителей. Городская большевистская организация поддержала эти требования рабочих-патронников.

22 июня 1917 года при Луганском комитете РСДРП(б) под председательством К. Е. Ворошилова состоялось заседание всех райкомов партии Луганска. Большевики обсудили задачи райкомов, признали, что настоящий состав Совета не является выразителем интересов рабочего класса, и потребовали его немедленной реорганизации — отзыва депутатов-соглашателей и введения в Совет новых депутатов.

В знак солидарности с революционным пролетариатом Петрограда, Москвы и ряда других городов, выступивших 18 июня под большевистским лозунгом «Долой министров-капиталистов», «Вся власть Советам!», [43] луганские большевики организовали 25 июня 1917 года массовую демонстрацию, провели митинг. Выступая в числе других ораторов, К. Е. Ворошилов разоблачал соглашательство меньшевиков и эсеров с буржуазией и заявил, что спасти страну от войны, голода и разрухи могут только Советы рабочих и солдатских депутатов.

Участники митинга единогласно проголосовали за резолюцию большевиков.

Луганские большевики уверенно вели за собой рабочих и всех трудящихся города. Оценивая их тактику, К. Е. Ворошилов позднее писал, что Луганск, «этот активнейший из революционных пролетарских центров юга России», с марта 1917 года «взял прямой курс на пролетарскую диктатуру...».

Расстрел 4 июля 1917 года мирной демонстрации питерских рабочих и солдат и развернувшиеся после этого репрессии Временного правительства против большевиков и других революционных организаций при поддержке эсеро-меньшевистского руководства Петроградского Совета создали в стране новую обстановку. Реальная власть оказалась в руках контрреволюционных сил — буржуазии и реакционной военщины. В связи с этим В. И. Ленин разработал новую тактику, нацелил партию на подготовку вооруженного восстания.

В обстановке травли и преследования большевиков состоялся VI съезд партии, работавший в Петрограде в полулегальных условиях с 26 июля по 3 августа 1917 года. К. Е. Ворошилов и А. 3. Каменский представляли на съезде луганских большевиков.

«С большим огорчением узнали мы, что родной наш Ильич в глубоком подполье и не сможет принять непосредственного участия в работе съезда, — вспоминал Климент Ефремович. — Однако, когда съезд открылся, мы, делегаты, сразу же почувствовали, что В. И. Ленин как бы незримо присутствует здесь, руководит нами, Так оно и было в действительности: в основу всех решений съезда легли ленинские указания»{27}.

Возвратившись в Луганск, К. Е. Ворошилов вместе с членами городского большевистского комитета принимает меры к тому, чтобы довести решения съезда до [44] всех партийных организаций. 11 — 13 августа на собрании городской партийной организации он выступил с докладом об итогах VI съезда партии. Большевики Луганска единодушно одобрили решения съезда и активно взялись за улучшение организационной и политической работы в массах, за подготовку всех трудящихся к решающей схватке с контрреволюцией.

Временное правительство, чувствуя нарастание революции, попыталось помешать мобилизации революционных сил. С этой целью оно предприняло созыв Всероссийского демократического совещания.

ЦК большевистской партии решил использовать трибуну Демократического совещания для разоблачения контрреволюционных замыслов его организаторов. Образованной для этой цели большевистской фракции поручалось выработать декларацию, зачитать ее перед началом работы совещания и в знак протеста покинуть зал заседаний. К. Е. Ворошилов и Г. И. Петровский были делегатами совещания от рабочих Донбасса и вместе с другими большевиками участвовали в проведении в жизнь этого постановления ЦК

«Самой буйной большевистской делегацией на этом Совещании, — вспоминал впоследствии Г. И. Петровский, — была Екатеринославо-Донбасская. Она старалась придать Демократическому совещанию революционный характер, требовала вынесения резолюции об укреплении Советской власти. В этой делегации большую роль играл К. Е. Ворошилов»{28}.

Большое внимание Луганский комитет партии уделял в тот период улучшению деятельности профсоюзов, работе среди женщин, созданию союзов молодежи, проведению избирательной кампании по выборам в городскую думу. В результате вокруг городской партийной организации удалось сплотить все трудовое население, и это обеспечило победу на выборах. На первом заседании думы была принята декларация в духе большевистских требований. Председателем думы был избран К. Е. Ворошилов, городским головою — большевик А. И. Червяков.

Рабочие и возглавлявшие их большевики стали подлинными хозяевами в Луганске. Но не бездействовали [45] и местные контрреволюционные силы. Зная о поддержке ими контрреволюционного мятежа генерала Корнилова, Луганский партийный комитет и большевистская фракция Совета на совместном заседании избрали Комитет спасения революции во главе с К. Е. Ворошиловым. Комитет взял на себя всю полноту власти в городе.

Революционный комитет и созданная им специальная комиссия по обороне Луганска приняли предупредительные меры против происков контрреволюции. Были арестованы наиболее активные представители крупной буржуазии, видные чиновники свергнутого самодержавного строя, офицеры местного гарнизона. В банк, на почту, телеграф и в другие учреждения были посланы комиссары ревкома. Большевистские агитаторы проводили большую работу в казачьих станицах, чтобы не допустить контрреволюционных выступлений богатой казачьей верхушки. Вооруженные рабочие взяли под охрану город, его заводы и фабрики.

В те тревожные дни для выполнения особо важных и оперативных заданий был создан «летучий отряд» Красной гвардии из стойких и закаленных большевиков во главе с А. Я Пархоменко. На их плечи пала основная тяжесть борьбы с контрреволюцией.

К. Е. Ворошилов писал о луганских красногвардейцах: «С тех пор я много видов видывал, но по совести должен сказать, такой добросовестной, такой самоотверженной и бескорыстной службы революции на боевых постах, как ее выполняли луганские пролетарии, я видел мало.

В дождь, невылазную грязь и холод, страшную темень ночи шли группами красногвардейцы после трудового дня на заводе, за город, в степь и до утра верными стражами оберегали всевозможные подступы к городу. И так не день, не два, а целые месяцы»{29}.

В этой сложной обстановке луганские большевики провели огромную работу по подготовке к перевыборам Луганского Совета и добились замечательной победы. Из 120 депутатов было избрано: большевиков — 82, меньшевиков — 22, эсеров — 13, украинских [46] националистов — 3. Председателем Луганского Совета был избран К. Е. Ворошилов.

В послании ЦК партии большевики-луганцы писали:

«...Все организации города в наших руках и ежедневно с челобитной являются из уезда, но нет сил. Вы знаете, какое значение имеет наш уезд, и оставлять его без внимания нельзя, тем более перед Учредительным собранием»{30}.

В ответ на это Я. М. Свердлов писал луганцам: «Очень рады, что вы приобрели такое влияние в широких массах. Само собой, необходимо приложить все усилия для закрепления за собой этого влияния. Мы понимаем значение вашей организации»{31}.

В ответе ЦК указывался также ряд мер по оказанию луганским большевикам практической помощи.

Пролетарский Луганск готовился к решительным революционным действиям.

Комиссар Петрограда

Накануне Великой Октябрьской социалистической революции в Донецко-Криворожском бассейне насчитывалось до 30 тысяч членов партии, в то время как в остальных районах Украины их было значительно меньше. Именно поэтому ЦК уделял Донбассу особое внимание как базе революции на всей Украине, направлял в этот крупный промышленный район наиболее опытных партийных работников. Секретарем областного большевистского комитета Донецко-Криворожского бассейна в тот период был член ЦК Ф. А. Сергеев (Артем). В областной партийной организации работали В. К. Аверин, К. Е. Ворошилов, Э. И. Квиринг, Г. И. Петровский, М. Л. Рухимович, Я. А. Яковлев (Эпштейн) и другие. Они уверенно направляли деятельность местных партийных организаций на выполнение решений VI съезда партии, настойчиво готовили рабочий класс и беднейшее крестьянство к вооруженному восстанию. [47]

Луганский комитет партии во главе с К. Е. Ворошиловым сосредоточил внимание городской организации на укреплении партийных рядов и усилении их связи с рабочими, деревенской беднотой и солдатами. За короткий срок численность большевиков в городе и уезде сильно возросла: в июне их было около 2,5 тысячи, а в октябре — уже 8 тысяч. Активно действовали районные комитеты партии — Гартмановский, Патронный, Железнодорожный и Городской; были созданы партийные организации на многих предприятиях уезда, почти на всех шахтах и рудниках, а также в ряде сел (Александровке, Ивановке, Веселой Горе и др.). Это сыграло решающую роль в дальнейшей большевизации Советов.

Все теснее сплачивались вокруг партии профсоюзные организации. Еще 20 августа 1917 года уездная конференция союза металлистов, в работе которой приняли участие К. Е. Ворошилов и Ф. А. Сергеев (Артем), в резолюции о текущем моменте осудила империалистическую контрреволюционную политику Временного правительства и заявила о необходимости передачи власти в руки народа.

Луганский партийный комитет через депутатов-большевиков настойчиво претворял в жизнь аграрную программу большевистской партии. По его инициативе при Луганском Совете был создан специальный отдел по работе среди крестьян. В результате Славяносерский уездный крестьянский союз, ранее находившийся под влиянием эсеров, был преобразован в Совет крестьянских депутатов.

Посланцы партийного комитета — рабочие-докладчики и группы агитаторов — проводили в селах митинги и собрания, распространяли среди крестьян большевистскую литературу и листовки. По их призыву крестьяне начали конфискацию помещичьих земель.

В сентябре 1917 года пленум Донецко-Криворожского обкома партии положительно оценил работу Луганской партийной организации по укреплению союза рабочего класса с беднейшим крестьянством.

На страницах своей газеты «Донецкий пролетарий» луганские большевики разъясняли обстановку в стране, ленинские указания, мобилизовывали массы на защиту революционных завоеваний. На ее страницах были опубликованы статьи В. И. Ленина «Куда привели революцию эсеры и меньшевики?», «Три кризиса» и др., Ы. К. Крупской, М. С. Ольминского, Е. М. Ярославского, Ф. А. Сергеева (Артема) и других. Значительную роль в жизни большевиков Луганска и уезда сыграли опубликованные тогда же статьи главного редактора этой газеты К. Е. Ворошилова, написанные на местном материале, — «Завод Гартмана», «О власти», «Поход продолжается» и др.

Нарастание революционного кризиса в Донбассе сопровождалось резким обострением классовой борьбы. Крупная буржуазия грозила закрыть заводы и рудники, задушить революцию военной силой. В этих условиях важно было еще более вооружить рабочие красногвардейские дружины. Луганские большевики проводят обучение военному делу рабочих-дружинников (оружие им прислали харьковские металлисты, а часть его выделил гарнизонный Совет солдатских депутатов). В полную боевую готовность был приведен «летучий отряд» Красной гвардии под руководством А. Я. Пархоменко.

Следуя указаниям VI партийного съезда и ЦК партии, большевики Донбасса в тот период настойчиво готовили массы к вооруженному восстанию. 1 — 2 октябре состоялась Екатеринославская конференция РСДРП, которой участвовали делегаты и от Луганской партий-i ой организации. Она отметила рост боевых рабочих дружин, нацелила большевиков губернии на усиление борьбы за дальнейшую большевизацию Советов и передачу всей власти в их руки.

Напряженно работали в те дни все члены Луганского партийного комитета — К. Е. Ворошилов, А. З. Каменский, З. Ф. Ляпин и другие, городской голова А. И. Червяков, руководитель продовольственного комитета И. И. Алексеев («Кум»), большевистские комиссары на крупнейших предприятиях — И. И. Шмыров (паровозостроительный завод Гартмана), И. А. Венец-кий (патронный завод), И. И. Николаенко (железнодорожные мастерские), руководители профсоюзных организаций — П. В. Воронин, И. И. Дахно, И. Д. Литвинов, А. С. Мусько.

Сосредоточение в руках луганских большевиков всей полноты власти давало им уверенность в том, что [49] в нужный момент они сумеют обеспечить в местном масштабе победу вооруженного восстания. Об этом они доложили Центральному Комитету партии.

«...Мы в Луганске взяли не только все заводские комитеты, профессиональные союзы, Совет рабочих и солдатских депутатов, но и Городскую думу, — писал К. Е. Ворошилов в ЦК PCДРП(б) 10 октября 1917 года. — ...Настроение наших рабочих больше чем прекрасное... Наше влияние безгранично не только в городе, но и в уезде. Эсеры и меньшевики у нас вымирают, как осенью мухи»{32}.

21 октября в Харькове состоялся экстренный съезд представителей Советов рабочих депутатов, профессиональных союзов, горнозаводских комитетов, рабочей милиции и других организаций Донбасса. В принятой съездом резолюции говорилось: «Мы считаем всеобщую стачку Донецкого и Криворожского бассейнов единственным средством обратить внимание всего пролетариата и общественного мнения на преступное содействие Временного правительства угольным королям. ...Учитывая всю серьезность момента, съезд находит, что единичные выступления будут играть на руку донецким промышленникам и настоятельно предостерегает рабочих от таких выступлений{33}.

Решающий час приближался. Луганский партийный комитет готовился встретить его во всеоружии. Накануне II Всероссийского съезда Советов он так расставил свои силы, чтобы обеспечить полный успех вооруженного восстания

Луганский партийный комитет и Луганский Совет рабочих и солдатских депутатов внимательно следили за развитием событий в центре и тех местах и были полны решимости силой подавить выступление контрреволюционной -буржуазии и белогвардейских казачьих отрядов. Это было тем более необходимо, ибо в Луганске находились такие важнейшие для революции и народа промышленные предприятия, как паровозостроительный и патронный заводы.

Вспоминая об этом, Климент Ефремович писал:

«Наша большевистская организация, ожидая революционных событий, сочла необходимым, чтобы некоторые руководители. Луганского комитета партии и Совета рабочих и солдатских депутатов, в том числе и я, остались на месте. Делегатами на съезд мы послали тогда М. К. Афонина и Н. В. Кравцова — надежных товарищей, очень хорошо проявивших себя на всех этапах революционной борьбы, но в то время не стоявших во главе нашей организации...

В дни, когда собрался II съезд Советов, я находился в Луганске, с огромным вниманием следя за его работой и, разумеется, полностью одобряя все принятые им решения и декреты об установлении справедливого мира без аннексий и контрибуций, национализации земли, утверждении и укреплении революционных завоеваний. Я был глубоко тронут тем, что высший орган победившей социалистической революции — II съезд Советов — наряду с В. К. Авериным, М. К. Мурановым и другими представителями пролетарского Донбасса, участвовавшими в его работе, заочно избрал Г. И. Петровского и меня в состав Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИК). В этом мои товарищи-луганчане увидели огромное внимание партии и съезда Советов к Донецкому бассейну — крупнейшему промышленному и революционному центру Украины и к его людям — шахтерам, металлургам, беднейшим крестьянам, которые всегда были надежной опорой социалистической революции»{34}.

Позиции и влияние большевиков в Луганске оказались настолько прочными, что местная контрреволюция не решилась на какие-либо организованные действия.

Весть о Великой Октябрьской социалистической революции, о принятых II Всероссийским съездом Советов декретах о мире и земле, о создании первого Советского правительства — Совета Народных Комиссаров во главе с В. И. Лениным — была встречена луганскими рабочими и всем населением города и уезда с огромным удовлетворением. Луганский большевистский комитет сразу же принял неотложные меры, направленные на закрепление октябрьских завоеваний. [51]

«...По получении телеграмм из Питера о перевороте, — вспоминал К. Е. Ворошилов, — я, как председатель Луганского Совета, созвал пленум последнего, доложил радостную весть.

...Сообщения были выслушаны серьезно, сосредоточенно. Посыпались деловые вопросы исполкому о принятых мерах, усилении охраны, общей бдительности, дополнительных арестах, относительно банки, суда, телеграфа и пр.

...Октябрьский переворот совершился. Луганская организация и весь пролетариат этого района вздохнул легко и радостно, он почувствовал теперь свою несокрушимость вместе со всем российским пролетариатом и еще упорнее принялся за дело пролетарского строительства»{35}.

Как и перед всей партией, перед луганскими большевиками встали задачи, которые им до того не приходилось решать. Нужно было обеспечить бесперебойную работу заводов, снабжение предприятий топливом и металлом, своевременную выплату рабочим заработной платы, улучшить снабжение города продовольствием и предметами первой необходимости, ликвидировать старые и создать новые местные органы, подобрать для руководства ими наиболее грамотных и преданных делу революции рабочих, наладить охрану общественного порядка. При этом возникло много трудностей, ощущалась острая нехватка в людях, знакомых с административной и хозяйственной деятельностью.

Одновременно с текущими делами Луганская партийная организация по указанию ЦК партии активно участвовала в кампании по выборам в Учредительное собрание и добилась внушительной победы: в Луганске за большевиков голосовала преобладающая часть избирателей. Делегатами в Учредительное собрание были избраны большевики К. Е. Ворошилов и Ю. X. Лутовиков.

7 ноября 1917 года ЦК РСДРП(б) опубликовал в «Правде» обращение «Ко всем членам партии и ко всем трудящимся классам России». Оно было вызвано преступными действиями группы Каменева — Зиновьева, [52] которая шла на сговор с меньшевиками и эсерами, предлагавшими создание «однородного социалистического правительства» с незначительным числом большевиков и даже замену Ленина на посту главы правительства.

ЦК партии категорически отверг это соглашение группы Каменева — Зиновьева с эсерами и меньшевиками и потребовал от нее подчиниться воле большинства ЦК партии. Однако этого не последовало. Капитулянты заявили о своем несогласии с ЦК и покинули ответственные партийные и государственные посты.

Местные партийные организации, и в том числе луганские большевики, единодушно поддержали призыв ЦК партии: «В России не должно быть иного правительства, кроме Советского правительства» {36}.

В резолюции Луганского большевистского комитета, направленной в ЦК партии К. Е. Ворошиловым, сообщалось:

«Луганский комитет РСДРП приветствует Центральный Комитет за стойкую и правильную позицию, занятую им в этот исторический момент, переживаемый международным пролетариатом, в то же время выражает свое глубокое возмущение товарищами, дезертировавшими из Народного Комиссариата и Центрального Комитета партии, и настаивает на исключении из партии тех из них, которые не вернулись к своим постам»{37}.

В конце ноября 1917 года К. Е. Ворошилов выехал в Петроград и немедленно включился в практическую работу.

5 декабря 1917 года, за два дня до создания ВЧК, Совет Народных Комиссаров под председательством В. И. Ленина рассмотрел предложение Ф. Э. Дзержинского о ликвидации Петроградского градоначальства с передачей всех его дел соответствующим ведомствам и об организации специального органа для охраны порядка в Петрограде.

В протоколе этого заседания СНК (№ 19) было указано:

«Постановили: 1. Поручить тов. Ворошилову ликвидацию бывшего Петроградского градоначальства согласно плану тов. Дзержинского и организацию специального органа для поддержания порядка в Петрограде. Для помощи ему в этом деле организовать комиссию из трех лиц, а именно — представителей городского самоуправления, военного ведомства и Исп. Ком. Петр. Сов. Р. и С. Д. Поручить организацию этой комиссии тов. Ворошилову»{38}.

С присущей ему энергией и ответственностью К. Е. Ворошилов взялся за новое дело. Прежде всего он установил тесную связь с М. И. Калининым, который являлся в то время городским головою Петрограда, с Г. И. Петровским, только что назначенным на пост народного комиссара внутренних дел РСФСР, и с Ф. Э. Дзержинским — председателем Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК).

Климент Ефремович работал в постоянном содружестве с членами коллегии Наркомата внутренних дел — большевиками М. И. Лацисом (Судрабс), М. К. Мурановым, М. С. Урицким, И. С. Уншлихтоми другими. Вместе они рассматривали и решали многие вопросы, совершенствовали организационную структуру различных местных органов, занимались десятками текущих дел. При поддержке более опытных товарищей Климент Ефремович стал действовать все увереннее.

Вспоминая о том времени, К. Е. Ворошилов писал:

«В меру своего опыта и способностей я старался укреплять в Петрограде революционный порядок и взамен аппарата градоначальства создавал новое, пролетарское управление сложным городским хозяйством. На места, которые прежде занимали саботажники, приходилось ставить рядовых рабочих, солдат и матросов, беспредельно преданных революции, но еще совершенно не имевших навыков в хозяйственной и административной деятельности. И все же мы не унывали. В условиях разрухи, голода, недостатка топлива нам [54] удалось обеспечить нормальную жизнь населения огромного города, с помощью самих трудящихся преодолевать постоянно возникающие трудности. Буржуи, чиновная знать, взрослые члены их семей были мобилизованы на трудовую повинность: они заготавливали дрова, разгружали вагоны, убирали улицы, выполняли другие работы»{39}.

О том, насколько сложной и многообразной была тогда деятельность комиссии по охране порядка в Петрограде, можно судить хотя бы по заседанию коллегии Наркомата внутренних дел 27 декабря 1917 года. На том заседании было рассмотрено около двадцати вопросов, внесенных К. Е. Ворошиловым{40}.

Напряженность в работе К. Е. Ворошилова еще более усилилась после того, как Петроградский Совет назначил его председателем комитета по охране Петрограда. Именно в тот период он особенно сблизился с Ф. Э. Дзержинским.

«Он сообщил мне, — писал впоследствии Климент Ефремович о Ф. Э. Дзержинском, — что просил ЦК партии и правительство ввести меня в состав ВЧК. Вскоре так оно и произошло. С тех пор мы встречались еще чаще, иногда даже несколько раз в день{41}, и я мог в непосредственной близости наблюдать, каким поистине большим, благородным, обаятельным человеком был Дзержинский, и многому поучиться у него, несгибаемого революционера»{42}.

Являясь комиссаром Петрограда по гражданским делам, председателем комитета по охране Петрограда и членом ВЧК, К. Е. Ворошилов в то время часто встречается с В. И. Лениным, Я. М. Свердловым, В. Д. Бонн-Бруевичем, Н. В. Крыленко, Н. И. Подвойским, И. В. Сталиным, А. Д. Цюрупой, рабочим — членов ВЧК И. К. Ксенофонтовым и рядом других работников партии, и это обогащает его неоценимым опытом административной [55] и хозяйственной деятельности. Особенно большой школой для него был государственный и организаторский гений Владимира Ильича.

«В те памятные дни, — писал Климент Ефремович, — я часто встречался с В. И. Лениным, выполнял его поручения, наблюдал, как он работает, и, хотя неоднократно видел Ильича и прежде, открывал в нем все новые и новые грани, каких мне раньше не довелось подметить, — умение очень четко решать многие весьма сложные вопросы экономики, промышленности, транспорта, сельского хозяйства, материального и продовольственного снабжения, распределения жилищного фонда, работы научных учреждений, школ, больниц и т. п. Во всем этом он разбирался так хорошо, что поражал подчас опытных хозяйственников и администраторов.

Политическая мудрость, научный подход к любому делу, огромная работоспособность, умение направлять и контролировать колоссальное количество исполнителей сочетались в нем с глубоким знанием жизни народа, с какой-то поразительной способностью зажечь массы своим энтузиазмом, вдохнуть в них неиссякаемую веру в правоту и величие проводимых партией и Совнаркомом мер и тем самым обеспечить неизменный успех социалистических преобразований»{43}.

15 января 1918 года Совнарком под председательством В. И. Ленина принял декрет о создании Рабоче-крестьянской Красной Армии.

Наступили тревожные дни. Немецкие войска возобновили военные действия против молодой республики Советов. Петроград был объявлен на военном положении, войска и Балтийский флот привели в боевую готовность.

В феврале был опубликован написанный В. И. Лениным декрет-воззвание «Социалистическое отечество в опасности!». Он призывал местные Советы, армейские организации и трудящихся напрячь все силы для создания Красной Армии и пополнения ее рядов, наладить работу транспорта и снабжение продовольствием, установить повсюду строжайшую дисциплину и порядок. Климент Ефремович, как комиссар Петрограда и [56] председатель комитета по охране города, оказывает всяческую поддержку комитету революционной обороны столицы, вместе со всеми питерскими большевиками участвует в создании вооруженных отрядов рабочих-добровольцев. Из 60 тысяч человек, влившихся в те дни в ряды защитников Петрограда, около 20 тысяч сразу же были отправлены на фронт.

В конце февраля 1918 года только что созданные первые отряды и полки Красной Армии дали решительный отпор германским оккупантам под Нарвой и Псковом. В память об этом мы ежегодно отмечаем 23 февраля как всенародный праздник — День Советской Армии и Военно-Морского Флота.

Вооруженная защита завоеваний Октября требовала подчинить всю работу промышленности задаче разгрома интервентов и белогвардейцев.

Огромное внимание в тот период партия и В. И. Левин уделяли Донецко-Криворожскому бассейну, как важнейшей промышленной базе и арсеналу революции. Большую работу по упрочению Советской власти, национализации крупнейших предприятий и осуществлению рабочего контроля над производством по поручению ЦК там вели Г. К. Орджоникидзе, Г. И. Петровский, Ф. А. Сергеев (Артем) и многие другие видные большевики. В конце февраля 1918 года по направлению ЦК сюда прибыл К. Е. Ворошилов. Он включился в активную борьбу на хозяйственном фронте, участвовал в работе конференции совнархозов Донбасса, Криворожья, Харьковской и Екатеринославской губерний, был избран членом бюро Южного областного Совета Народного Хозяйства (ЮОСНХ).

На этой конференции против национализации металлургической и топливной промышленности выступили меньшевики и буржуазные националисты. Они настаивали на создании синдикатов, подменяя ими национализацию. Давая отпор этим предложениям, Климент Ефремович заявил на конференции:

«Меньшевики и их союзники, высказываясь за синдицирование промышленности по примеру Западной Европы и Америки, вполне последовательны, так как они исходят из понимания революции как буржуазной, а не социалистической. Большевики же рассматривают революцию как социалистическую. Поэтому они проводят [57] и будут проводить национализацию промышленности»{44}.

Претворяя в жизнь политику партии, луганские большевики и руководимые ими Советы и профсоюзные организации решительно осуществляли передачу в руки государства фабрик в заводов, шахт и рудников, налаживали социалистическое производство. Однако вторжение в пределы нашей страны австро-германских интервентов прервало эту созидательную работу.

К. Е Ворошилов вместе с А. Я. Пархоменко, Д. Ф. Рудем, Ф. Р. Якубовским и другими большевиками организовал первый Луганским социалистический партизанский отряд и вместе с ним ушел защищать Советскую власть.

Сквозь огненное кольцо

1 марта 1918 года под натиском интервентов был оставлен Киев. Нависла угроза над Харьковом и Петроградом. В. И. Ленин в это время поставил перед чрезвычайным комиссаром юга России Г. К. Орджоникидзе следующие неотложные задачи:

«Немедленная эвакуация хлеба и металлов на восток, организация подрывных групп, создание единого фронта обороны от Крыма до Великороссии с вовлечением в дело крестьян....»{45}

10 марта 1918 года Владимир Ильич в беседе с находившимся в Москве председателем Совнаркома Донецко-Криворожской республики Ф. А. Сергеевым (Артемом) особенно говорил о необходимости превратить Донбасс в центр собирания сил и организации отпора вражеским полчищам. Эти ленинские указания были приняты коммунистами Донкривбасса к неуклонному руководству. Созданный 7 марта чрезвычайный штаб обороны Донбасса, в состав которого вошли Ф. А Сергеев (Артем), К. Е. Ворошилов, Н. А. Руднев, М. Л Рухимович, принимал меры к формированию и отправке на фронт новых рабочих отрядов.

Австро-немецкие войска двигались в направлении Бахмач — Конотоп, намереваясь с ходу овладеть Харьковом. Сдерживая натиск врага, здесь отважно сражались бойцы 4-й Украинской армии, социалистический отряд, возглавляемый В. И. Киквидзе, части червонного казачества под командованием В. М. Примакова, отряды харьковских рабочих и солдат во главе с Н. А. Рудневым.

Находясь тогда в Луганске, К. Е. Ворошилов возглавил 1-й Луганский социалистический партизанский отряд и вместе с двумя бронепоездами, созданными луганскими рабочими, направился в район боевых действий. Он докладывал в ЦК партии: «С отрядом в 600 человек, состоящим, главным образом, из луганских рабочих, выступили из Луганска навстречу наступающим и занимающим территорию родины — оккупантам немцам. Идем через Родаково, Купянск, Харьков, Ворожбу — на Конотоп. Будем биться с палачами пролетарской революции»{46}.

Вскоре отправился на фронт и 2-й Луганский рабочий отряд под командованием А. Я. Пархоменко.

Десять дней продолжался ожесточенный бой под Конотопом, у станции Дубовязовка. Луганцы и харьковские рабочие мужественно отражали удары 27-го резервного немецкого корпуса. Однако силы были слишком неравны.

8 апреля 191В года немецкие части заняли Харьков. Эшелоны с эвакуированными рабочими семьями и ценными грузами к этому времени были уже выведены из города. С ними отходили на восток руководители Харьковской партийной организации и несколько красногвардейских отрядов под командованием К. Е. Ворошилова.

В это время стало известно, что противник занял Змиев — единственный пункт, через который еще можно было пройти на Луганск. На совещании командиров с участием Артема, Ворошилова, Руднева и Рухимовича было решено пробиваться, и в этом бою, продолжавшемся три часа, рабочие — луганцы и харьковчане вновь показали образцы мужества и отваги. [59]

В Луганск переместились областной партийный комитет и Совнарком Донецко-Криворожской республики. Город стал на какой-то срок центром обороны всего Донбасса. Донецкий бассейн был объявлен на военном положении.

16 апреля И. В. Сталин в разговоре по прямому проводу с одним из комиссаров Донецкой республики А. 3. Каменским передал ему указание Владимира Ильича о необходимости отстаивать Донбасс до последней возможности, активизировать работу по эвакуации.

В тот же день состоялось расширенное заседание Совнаркома Донецко-Криворожской республики, на котором по договоренности с командованием войск Украины было решено объединить все вооруженные силы, находившиеся на территории Донбасса. Постановлением Совнаркома республики все вновь организованные красногвардейские отряды и разрозненные воинские части, отошедшие к Луганску из-под Харькова, были сведены в 5-ю Украинскую армию. Ее командующим был назначен К. Е. Ворошилов, а начальником штаба — Н. А. Руднев.

Большевики Донбасса создали тогда два укрепленных района — Луганский и Юзовский. В Луганском укрепрайоне и его опорных пунктах организацией обороны непосредственно занимались К. Е. Ворошилов, А. Я. Пархоменко, Н. А Руднев. 5-я Украинская армия прочно удерживала занятые ею позиции. Некоторые опорные пункты переходили из рук в руки по нескольку раз. В течение трех дней шли бои за станцию Родаково. Контратаками наших войск две дивизии противника были отброшены и понесли большие потери.

Вой у Родакова имел особое значение. Задержка вражеских войск на этом рубеже позволила вывезти из районов, которым угрожала оккупация, десятки эшелонов. Только из Луганска выехали тогда тысячи рабочих-металлистов и членов их семей, партийные и советские учреждения, были вывезены станки и другое заводское оборудование, паровозы, подвижной состав, металл, уголь, рельсы, обмундирование, продовольствие. Особенно важным было то, что удалось погрузить в составы орудия, пулеметы, снаряды, готовую продукцию патронного завода.

Пролетариям Луганска в годы гражданской войны не один раз пришлось защищать родную землю от врагов революции. Подступы к городу в районе Острой Могилы были местом ожесточенных сражений. За выдающиеся заслуги в борьбе за Советскую власть Луганск в 1924 году был удостоен ордена Красного Знамени. Эту награду трудящимся города вручили тогда Г. И. Петровский и К. Е. Ворошилов.

В апреле 1918 года интервентам удалось обойти Луганск с севера, захватить станцию Чертково, через которую осуществлялась прямая связь Донбасса с РСФСР. Они стремились зажать советские войска в тиски, разгромить их, захватить богатые трофеи. Но эти расчеты не оправдались. По предложению К. Е. Ворошилова Совнарком Донецко-Криворожской республики на одном из своих последних заседаний принял решение отходить на Царицын через белоказачьи донские степи.

Тяжелый пятисоткилометровый поход начался в обстановке вражеского окружения и преследования. Исключительная сложность отступления состояла в том, что советские войска были привязаны к линии железной дороги и у них не было никаких возможностей для маневрирования. В восьмидесяти эшелонах находилось до 50 тысяч человек, главным образом дети, женщины, старики. Бойцов было не более 15 тысяч. Местность была совершенно открытая, что давало врагу возможность постоянно делать внезапные налеты на любой эшелон.

На железнодорожных путях скопились десятки эшелонов, а на станции Лихая образовалась огромная «пробка», чем не замедлил воспользоваться противник. Он решил окружить Лихую и разгромить растянувшуюся вдоль железнодорожной линии армию К. Е. Ворошилова. Климент Ефремович организовал круговую оборону. Сергеев (Артем) и Руднев тем временем «проталкивали» составы все дальше и дальше на восток. С юга их прикрывал Луганский отряд, а с севера — сводные отряды каменских рабочих-шахтеров, крестьян и революционных казаков под командованием Е. А. Щаденко.

«Почти сто паровозов, самых крупных, самых мощных, — писал впоследствии Сергеев (Артем), — везли [61] народное имущество колоссальной боевой ценности. Ворошилов проделывал чудеса в тылу; он не давал немцам ни одной минуты покоя. Он связывал их действия и ликвидировал обходы»{47}.

Три дня продолжались упорные бои, пока все эшелоны не были отведены от Миллерова на юг — к станции Лихая и не отправлены отсюда на восток — к станции Белая Калитва. Враг спешил покончить с отступавшими на восток советскими частями и обрушил на Белую Калитву удар многочисленных, хорошо вооруженных отрядов. Однако сломить сопротивление наших войск не смог и отступил.

Через несколько часов на Белую Калитву были брошены вражеские броневики и самолеты. Но красные бронепоезда отбили и этот натиск.

Каждый новый километр пути преодолевался с боями. Под огнем чинили разрушенную врагом железнодорожную линию, мосты, водокачки.

Станция Морозовская, через которую предстояло пройти эшелонам, находилась в руках врагов. 10 мая 1918 года передовой отряд 5-й Украинской армии — Каменский красногвардейский — выбил белоказаков со станции и освободил путь.

Трудности усугубились тем, что в отряды стали проникать провокационные слухи, панические настроения. Начались разговоры о том, что не лучше ли оставить эшелоны и двигаться вперед походным порядком. На совещании командно-политического состава К. Е. Ворошилов потребовал покончить с этими разговорами, убедил собравшихся, что бросать эшелоны ни в коем случае нельзя, потому что в них боеприпасы и ценные грузы, рабочие и члены их семей.

Движение к Царицыну продолжалось. Однако враг не оставлял отступавшие части в покое. Ему пособничали предатели. Так, начальник станции Суровикино сообщил белоказакам о прибытии санитарного состава. Беззащитные больные и раненые красноармейцы и медицинский персонал санитарного поезда были зверски изрублены и расстреляны. Из 600 человек в живых осталось лишь 70. Наши части выбили врага из Суровикина, [62] но слишком тяжела была утрата Командование призвало бойцов и командиров усилить бдительность.

Тщательно изучая донесения своих разведчиков, штаб 5-й Украинской армии умело использовал их в ходе боевых действий.

Климент Ефремович время от времени выезжал на автоброневике по различным направлениям для уточнения обстановки. Эти поездки были сопряжены с немалым риском.

В одном из хуторов броневик Ворошилова застрял в канаве и попал в засаду. Белоказаки почуяли изрядную добычу.

— За такую махину сам Мамонтов в маковку расцелует... И опять же, видать, главари тута, — радовались бандиты.

— Кресты повесят. Это точно, — разглагольствовали они.

К броневику подогнали две пары быков, зацепили веревками за переднюю ось и потащили. Ворошилов тихо шепнул шоферу:

— Выползем — включай мотор.

Как только взревел мотор, заработал пулемет броневика. Ошалевшие быки рванули, топча казаков. А машина, выбравшись на окраину, развернулась и помчалась к своим. Вдогонку ей неслись запоздалые выстрелы...{48}

Нападения белоказаков на красные войска усилились. Отряд Е. А. Щаденко прикрывал эшелоны от вражеских атак с запада, а основные силы армии продолжали продвигаться на восток. Миновав станцию Чир, подошли к разъезду Рычковскому, и здесь пришлось надолго остановиться: мост через Дон, самый большой в этом районе, был взорван.

Создалось катастрофическое положение: путь вперед был отрезан, с запада, севера и юга наседали бело-казачьи полки.

Воспользовавшись создавшейся обстановкой, белогвардейский генерал Мамонтов послал в штаб 5-й Украинской армии парламентеров: он надеялся запугать К. Е. Ворошилова и его боевых соратников, вынудить их к сдаче на милость победителя. [63]

В полной форме, с Георгиевскими крестами, старейшие казаки шли к эшелонам с белым флагом. Климент Ефремович приказал провести их в свой вагон. Здесь и состоялась их беседа.

— Господин Ворошилов, — заявил глава парламентеров, — ваша армия окружена, и все вы, вместе с эшелонами, находитесь в кольце наших войск. Железнодорожная линия, мосты на пути к Царицыну разрушены, и мы не дадим их восстановить. Положение ваше безнадежное. Мы предлагаем вам прекратить сопротивление и сдать в неприкосновенности все оружие и имущество. При выполнении этого требования мы гарантируем вам, вашим бойцам и всем беженцам жизнь и свободное возвращение в вашу Совдепию.

— У нашей родины, — ответил командарм, — есть официальное наименование — Советская Россия, РСФСР. Область войска Донского всегда была и остается составной частью России. Почему же мы должны возвращаться куда-то? Разве мы не у себя на родине? Или вы, господа станичники, стали уже немецкими подданными? Похоже на это — ведь ваши белые генералы и вы вместе с ними и оружие получаете от немцев, и воюете рядом с ними против своего народа, хотите уничтожить Советскую власть. Не простит вам этого трудовое казачество.

Парламентеры злобно переглянулись. А старший из них продолжал гнуть свою линию.

— При чем тут немцы? — сказал он. — Мы, казаки, — хозяева Дона и не дадим голытьбе и иногородним устанавливать здесь свои порядки. И вы, красные, нам не указ. Сдавайте оружие и эшелоны и уходите подобру-поздорову.

— А мы, господа хорошие, — заметил Климент Ефремович, — ничего иного и не хотим. Мы спешим и задерживаться на Дону не собираемся, только намерены добраться до Царицына не с пустыми руками. Почему же вы нас не пропускаете, нападаете на нашу армию и эшелоны, убиваете наших бойцов и даже больных и раненых не пощадили в Суровикине? Чем провинились перед донскими станицами наши бойцы и беженцы, которые отступают только потому, что не захотели быть под пятой немецкого сапога? А что касается того, какие порядки будут на Дону и во всей нашей стране, [64] то это от вас, станичных богатеев, и ваших атаманов не зависит. Этот вопрос уже решила Октябрьская революция, и основная масса казачества твердо пошла за большевиками. Разве вы не знаете, что в нашей армии сражаются против белогвардейцев и немцев не только луганские, харьковские и таганрогские рабочие, но и тысячи казаков из Каменской, Морозовской и других донских станиц?

— Это изменники, — запальчиво огрызнулся казачий старейшина. — Истинные казаки никогда не пойдут с красными.

— Напрасно вы так думаете, — возразил Ворошилов. — Придет время, и оно уже недалеко, когда все казачество хорошо поймет, кто вы такие и кому служите. Но прежде всего от вас отвернутся те трудовые станичники, которых вам пока еще удается обманывать, скрывая от них правду о Советской власти Скоро, очень скоро они сами назовут тех, кто действительно изменил родине и народу. Что же вы еще хотите сказать?

— Сдавайте оружие и эшелоны, и мы отпустим вас на все четыре стороны, — упрямо и заученно повторил глава парламентеров. — Мы гарантируем вам жизнь и свободу.

Климент Ефремович улыбнулся и как бы с укоризной заявил белогвардейским посланцам:

— Вы, господа парламентеры, многое знаете о наших трудностях и недостатках, потому что мы перед вами как на ладони, и к тому же вы непрерывно чините нам всякие пакости. Но и мы кое-что замечаем: наша армия, хотя и находится почти в полном окружении, получает все же постоянную помощь и поддержку из ваших же станиц — к нам присоединяются все новые и новые красные казачьи отряды. Оружия, снарядов и патронов у нас с избытком. Вот почему не увенчалась успехом ни одна атака ваших генералов и атаманов против наших войск и эшелонов, а потеряли вы в этих боях, как нам известно, не сотни, а тысячи. Все, что вы разрушаете, мы восстанавливаем и будем восстанавливать. Ведь мы — рабочие, мастеровые, и умелых рукам не занимать. Разве вы не видите, что мы хотя и медленно, но продвигаемся все ближе и ближе к Царицыну. Вам нас не задержать. [65] Вы старше и опытнее меня, и неужели вы думаете, что я и все другие наши командиры и комиссары такие простаки, что добровольно отдадим вам то, что вы не можете взять силой? Этого никогда не будет, и я хочу предупредить: если вы будете и дальше нападать на нас, то этим лишь еще больше увеличите ваши потери.

А эшелоны, — добавил он весело, — нужны нам и Царицыну, пожалуй, больше, чем кому-то другому. Вам и без этого немцы помогают. Да и нехорошо, станичники, зариться на чужое добро{49}.

Климент Ефремович встал и дал этим понять, что переговоры окончены. Парламентеров проводили за линию боевого охранения, и они пошли к своим, по степи. Ветер трепал их белый флаг, который они так и несли над собой, пока не скрылись из виду.

Попытка белогвардейцев запугать К. Е. Ворошилова, командный состав и бойцов 5-й Украинской армии привела к совсем иным результатам: повысился боевой дух красноармейцев, они стали еще упорнее отражать наскоки белоказачьих отрядов.

Однако К. Е. Ворошилов прекрасно понимал, что белые генералы не упустят благоприятного для них момента, попытаются именно здесь разгромить его армию. Поэтому он решил готовить прочную круговую оборону. Началось сооружение оборонительных линий.

Центром обороны стали Рычковские высоты, на которых были подготовлены две-три полосы окопов, созданы пулеметные гнезда, артиллерийские позиции. Здесь находился командный пункт К. Е. Ворошилова (полевой штаб армии был размещен на хуторе Ближняя Мельница). Одновременно была создана ударная группа под командованием Н. А. Руднева. При поддержке бронемашин и артиллерии эта группа напала на скопление вражеских сил в районе станицы Нижне-Чирской, не дала им прорваться в тыл наших войск.

Кровопролитные бои на этом рубеже обороны 5-й Украинской армии продолжались с 16 июня по 2 июля 1918 года. Противник неоднократно совершал яростные атаки на различные участки Рычковских высот, но не добился успеха и понес значительные потери.

Одновременно с упорной обороной Рычковских высот [66] круглосуточно вели восстановление взорванного моста. Руководил работами М. Л. Рухимович, имевший техническое образование, а прорабом назначили практика деда Матвиенко. Бойцам помогали пожилые рабочие, женщины, подростки. Мост через Дон был восстановлен в необычайно короткий срок — за три недели.

В то же самое время был получен приказ по войскам Северо-Кавказского военного округа. В нем говорилось:

«1) Все оставшиеся части бывших 3-й и 5-й армий, части бывшей армии Царицынского фронта и части, сформированные из населения Морозовского и Донецкого округов, объединить в одну группу, командующим которой назначается бывший командующий 5-й армией т. Климент Ефремович Ворошилов.

2) Всем названным выше воинским частям впредь именоваться «Группой тов. Ворошилова».

3) Все начальники частей, отрядов и армий, перечисленных выше в § 1, обязуются беспрекословно подчиняться всем приказам т. Ворошилова...»{50}.

5 июля 1918 года был получен еще один приказ — по войскам Донской Советской республики:

«Постановлением Донского советского правительства от 2 июля член Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и командующий войсками Донецкого и Усть-Медведицкого округов товарищ Ворошилов назначен Главнокомандующим войсками Донской Советской республики. Под командование товарища Ворошилова переходят все войска, расположенные на фронте от Торговой до Поворино, то есть войска Сальского, Котельниковского, Второго Донского, Морозовского, Донецкого, Усть-Медведицкого и Хоперского округов»{51}.

Первый приказ был принят к немедленному исполнению, а второй не был претворен в жизнь, так как Донская Советская республика вскоре была задушена белоказачьей контрреволюцией. Но он, став известным войскам и населению Дона, способствовал сплочению вокруг «группы тов. Ворошилова» всех революционных сил, действовавших в этом районе. [67]

К. Е. Ворошилов стремился как можно быстрее завершить переправу войск, пришедших с ним с Украины. В ночь на 2 июля белоказаки попытались захватить или вновь разрушить только что восстановленный мост, но все их атаки были отбиты. Сводный Коммунистический полк И. С. Локотоша начал успешное наступление на левом берегу Дона, передовой его отряд занял станцию Ляпичев.

До соседней станции Кривая Музга, где стояли уже царицынские части, оставались считанные километры, но между красными войсками все еще находился 44-й белоказачий конный полк. Ударом с двух сторон преграда была сметена, и через станции Ляпичев и Кривая Музга к Царицыну двинулись эшелоны.

Так завершилось трехмесячное отступление к берегам Волги 5-й Украинской армии и отходивших вместе с ней частей 3-й Украинской армии, рабочих и казачьих красных отрядов. В тяжелых и упорных боях примером стойкости и беззаветной храбрости в борьбе за власть Советов были все его участники — красные воины, рабочие и члены их семей. Многие из них за мужество и отвагу были награждены орденом Красного Знамени.

Значительная роль в успешном завершении этого перехода принадлежала командарму К. Е. Ворошилову и его боевому помощнику — начальнику штаба 5-й Украинской армии Н. А. Рудневу.

«Ворошилов и Руднев, — писал Ф. А. Сергеев (Артем), — были везде, где носилась смерть и где натиск озверелых казаков грозил смять и прорвать нашу длинную, узкую ленту эшелонов, растянувшихся на с лишком тридцать верст»{52}.

Организаторами боевых действий были также испытанные большевики Ф. А. Сергеев (Артем), А. Я. Пархоменко, М. Л. Рухимович, Е. А. Щаденко и другие. Вместе с ними вели повседневную политическую работу в войсках и в эшелонах А. З. Каменский, Б. И. Магидов, А. И Червяков, десятки и сотни политработников, партийных активистов.

В автобиографии К. Е. Ворошилова об этом периоде его жизни сказано:

«Военную работу начал с отряда, [68] организованного в 1918 году, в марте под моим командованием дравшегося с оккупационными немецкими войсками. Вскоре был назначен командиром 5-й Украинской армии, а затем командовал отрядами, отходившими под напором немецких войск с Украины на Волгу и к Царицыну.

...Десятки тысяч деморализованных, изнуренных, оборванных людей и тысячи вагонов со скарбом рабочих и их семьями нужно было провести через бушевавший казачий Дон. Целых три месяца, окруженные со всех сторон генералами Мамонтовым, Фицхелауровым, Денисовым и др., пробивались мои отряды, восстанавливая ж.-д. полотно, на десятки верст снесенное и сожженное, строя заново мосты и возводя насыпи и плотины»{53}.

«Группа войск Ворошилова» в дальнейшем составила ядро 10-й армии, оборонявшей Царицын. Вместе с царицынскими пролетариями она явилась главной силой в защите от белогвардейцев этого важного стратегического пункта на юго-востоке страны.

Большевистская крепость на Волге

Летом и осенью 1918 года город Царицын стал одним из важнейших участков обороны Советской республики. Через этот промышленный железнодорожный узел и волжский порт осуществлялось снабжение центральных районов страны хлебом с Северного Кавказа, нефтью из Баку, хлопком из Средней Азии. Этот пролетарский форпост в Нижнем Поволжье стал в тот период главным препятствием на пути соединения сил донской и восточной контрреволюции.

ЦК РКП (б) и Совнарком принимали все меры к тому, чтобы удержать Царицын в руках Советской власти. Вся героическая защита Царицына проводилась под непосредственным руководством ЦК партии, В. И. Ленина. [69]

В начале июня 1918 года в Царицын в качестве особоуполномоченного по продовольствию на юге России прибыл И. В. Сталин. В короткий срок ему при активном содействии местных большевиков удалось направить в Москву и Петроград по железной дороге и Волге несколько миллионов пудов хлеба, рыбы и других продовольственных грузов. Однако обстановка в Царицыне и на подступах к нему складывалась тогда таким образом, что Сталин все более втягивался в военные дела.

Прорыв к Царицыну из Донбасса 5-й Украинской армии явился серьезным подкреплением Царицынскому гарнизону и городской партийной организации. Прибывшие из Луганска и Харькова партийные работники стали опорой городского комитета РКП (б), помогли Царицынской партийной организации и Царицынскому Совету укрепить их связи с рабочей массой и всем трудовым населением города.

Царицын был окружен в то время врагами. К тому же в самом городе скопилось немало бежавших сюда из центра правых эсеров, бывших офицеров, буржуев и других враждебных Советам элементов, часть из них проникла в гражданские и воинские учреждения. Между тем находившийся здесь комиссариат Северо-Кавказского военного округа, его штаб, местные органы не принимали должных мер к усилению обороны города и пресечению враждебной деятельности замаскировавшихся контрреволюционеров. Все это грозило опасными последствиями.

По инициативе Сталина и Ворошилова 17 июля состоялось совещание командного состава Царицынского участка фронта, партийных и советских работников для обсуждения создавшегося положения. Выработали меры по усилению политического руководства и повышению революционной бдительности. Об этом было сообщено в Москву, и с согласия В. И. Ленина 19 июля 1918 года был образован Военный совет Северо-Кавказского военного округа. Председателем его был утвержден И. В. Сталин, членами — К. Е. Ворошилов и председатель Царицынского Совета С. К. Минин.

Большевики Царицына резко усилили борьбу за укрепление обороны города и за очищение всех военных и гражданских учреждений от замаскировавшихся контрреволюционеров — предателей и шпионов. Прежде [70] всего были укреплены надежными работниками важнейшие участки, от которых зависела деятельность фронта и тыла. К. Е. Ворошилов возглавил оборону города, а затем стал членом Реввоенсовета Южного фронта, командующим 10-й армией — самой крупной армией этого фронта.

Начальнику штаба «группы войск» Н. А. Рудневу вскоре было поручено формирование резервных частей. Особоуполномоченным по поручениям Военного совета был назначен А. Я. Пархоменко, председателем губернской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией — луганский большевик А. И. Червяков. Б. И. Магидов стал редактором вновь созданной красноармейской газеты «Солдат революции». В дальнейшем он возглавил Царицынский городской комитет партии.

В результате большой организаторской и политической работы, проведенной большевиками, на заводах, фабриках и в учреждениях Царицына заметно укрепилась дисциплина. На улицах города появились военные и рабочие патрули: они проверяли документы, изымали оружие у частных лиц, направляли на оборонительные работы богатых бездельников.

«Физиономия Царицына в короткий срок стала совершенно неузнаваема, — писал впоследствии К. Е. Ворошилов. — Город, в садах которого еще недавно гремела музыка, где сбежавшаяся буржуазия вместе с белым офицерством открыто, толпами бродила по улицам, превращается в красный военный лагерь, где строжайший порядок и воинская дисциплина господствовали надо всем»{54}.

Под руководством горкома партии рабочие Царицына оказали тогда огромную помощь воинским частям в пополнении их боевой техникой. На царицынских заводах было отремонтировано 300 орудий, изготовлено 11 бронепоездов и 18 броневиков. На многих предприятиях города ремонтировалось стрелковое оружие, готовились боеприпасы. Тысячи горожан участвовали в рытье окопов и укреплении боевых позиций.

Защита Царицына требовала все большего числа бойцов, и К. Е. Ворошилов вместе с Н. А. Рудневым рассылают [71] в окрестные села своих представителей для мобилизации в армию надежного пополнения. Вся тяжесть работы по обучению их военному делу легла на плечи Руднева.

Большое внимание Климент Ефремович уделял совершенствованию управления войсками и улучшению структуры воинских частей и соединений. Для борьбы с очень подвижными белоказачьими конными частями создавались менее громоздкие дивизии, усиленные большим числом пулеметов и артиллерии; отряды красных конников сводились в более крупные кавалерийские части. Для оперативной поддержки пехоты и конницы была создана колонна бронепоездов под командованием участника героического перехода, луганского рабочего Ф. Н. Алябьева.

Все это позволило усилить оборону Царицына и осуществить на отдельных участках наступательные операции. В районе станций Зимовники и Куберле Владикавказской железной дороги под руководством К. Е. Ворошилова была проведена операция по разгрому вражеской группировки, попытавшейся овладеть этой важной магистралью.

В Сальских степях К. Е. Ворошилов провел тогда большую работу по организации из партизанских отрядов регулярных частей Красной Армии. Он настойчиво и терпеливо убеждал партизанских командиров в необходимости подчинить все революционные силы единому командованию и общей воинской дисциплине.

В те дни К. Е. Ворошилов впервые встретился с С. М. Буденным. Вместе они провели боевую операцию по освобождению Большой Мартыновки, где выдерживали длительную осаду белогвардейцев Мартыновский партизанский отряд и местные жители.

Возвратившись в Царицын, К. Е. Ворошилов продолжал руководить обороной города. Положение здесь становилось все более напряженным. На северном, Поворинском, участке 20-тысячная группа белогвардейцев генерала Фицхелаурова стремилась захватить Камышин и пробиться к Волге. С запада на станцию Воропоново, близ Царицына, двигалась ударная группа генерала Мамонтова, насчитывавшая до 30 тысяч штыков и сабель. Усилился натиск на город и с юга. Вражеское [72] полукольцо, упиравшееся флангами в волжский берег, сжималось все теснее.

Чтобы добиться поставленной цели — захвата Царицына, — генерал Краснов разрешил солдатам безудержный грабеж. «По взятии Царицына даю вам полную волю и свободу на три дня, — заявил он. — Все, что будет захвачено, — ваше. Можете забирать и отправлять себе домой, родным».

Руководители обороны Царицына провели вторую мобилизацию в армию нескольких возрастов. Царицын был объявлен на осадном положении. Военный совет 11 августа принял приказ о сокращении линии фронта.

«Завоеваниям Октябрьской революции, — говорилось в приказе, — грозит смертельная опасность. Чехословаки на востоке, англо-французы на севере и на побережье Каспия, красновско-германские банды на юге угрожают низложить Советскую власть, отнять землю у крестьян, раздавить свободный пролетариат и посадить на спину трудящимся буржуазию, помещиков, коннозаводчиков и генералов.

Царицын окружается.

Царицын может пасть»{55}.

В приказе были указаны пути отхода частей и поставлены новые задачи боевым участкам. При этом обращалось внимание на необходимость ежедневной глубокой разведки тыла противника, на охрану переправ, укрепление связи между участками, намечались меры по уничтожению белых банд, прорывавшихся в наш тыл, а также по усилению борьбы с дезертирством.

В это время в Царицыне состоялась общегородская партийная конференция, которая уделила большое внимание обучению коммунистов военному делу. В решении конференции было записано, что изучение военного искусства обязательно для каждого способного носить оружие члена партии, уклоняющиеся будут исключаться из партии.

Боевые соратники К. Е. Ворошилова вспоминали о том, с каким напряжением, не зная ни сна, ни отдыха, работал он в те дни: руководил обороной города, участвовал [73] в кровопролитных схватках. Его слово и личный пример поднимали боевой дух защитников Царицына.

Вот как описывает один из таких моментов — бой на центральном участке 28 августа 1918 года — активный участник царицынской обороны Е. А. Щаденко:

«...Мы выехали с т. Ворошиловым на позиции, которые находились только в 5 — 7 км от города...

Армия, устало отстреливаясь и тупо отбиваясь от наседавшего врага, медленно откатывалась к Волге, не понимая той опасности, которую таила в себе река, не имеющая переправ. Станции Воропоново и Садовая лежали в черных клубах дыма от рвущихся снарядов... Белые пулеметы клокочут... Кажется, нет выхода, и Царицын придется сдать...

Истомленных, голодных, раздетых бойцов уже ничто не может заставить сражаться и побеждать... Мы торопливо подъезжаем к Коммунистической дивизии донбасских рабочих.

— Вперед, товарищи! — хрипло кричит командарм. — Отступать некуда... Сзади Волга... За мной, сыны революции...

И Коммунистическая дивизия, сползающая с последних высот к Волге, ринулась вперед. За ней порывисто бросилась Донецко-Морозовская дивизия, и скоро весь фронт пришел в движение. Казачьи полки сразу отхлынули на 10 километров.

Пять верст прошли мы в цепи под ураганным огнем.

— Теперь — на другой участок, — торопит Климент»{56}.

Красным бойцам, оборонявшим Царицын, самоотверженно помогали царицынские рабочие, все трудовое население. Участник боев Г. Арзамасцев в своих воспоминаниях писал: ««Город не сдавать!» — этот лозунг царицынских большевиков был лозунгом всего царицынского пролетариата. В одиночку, группами, колоннами шли юноши и старики, женщины и даже дети в ряды защитников города на призыв Совета о мобилизации».

Не менее опасной, чем вражеское окружение, была контрреволюция в самом городе. Окопавшиеся в Царицыне [74] контрреволюционеры готовили восстание и приурочивали его к моменту наступления белоказачьих войск. Но заговор был своевременно раскрыт работниками ЧК.

Очищение фронтовых и тыловых учреждений от предателей и изменников подняло дух красных бойцов, и они усилили свой натиск на белоказаков. На северном участке обороны наши войска взяли станцию Иловля, на западе — города Калач, Ляпичев, мост через Дон, на юге — Ромашки, Демиковский, Дымкин. Об этом было сообщено В. И. Ленину. В ответ из Москвы пришла следующая телеграмма:

«Царицын, Военсовет, Командующему фронтом Ворошилову. Начальникам боевых участков Худякову, Харченко, Колпакову, Ковалеву. Начальнику Военно-Волжской флотилии Золотареву.

Передайте наш братский привет геройской команде и всем революционным войскам Царицынского фронта, самоотверженно борющимся за утверждение власти рабочих и крестьян. Передайте им, что Советская Россия с восхищением отмечает геройские подвиги коммунистических и революционных полков Худякова, Харченко и Колпакова, кавалерии Думенко и Булаткина, броневых поездов Алябиева, Военно-Волжской флотилии Золотарева.

Держите Красные знамена высоко, несите их вперед бесстрашно, искореняйте помещичье-генеральскую и кулацкую контрреволюцию беспощадно и покажите всему миру, что Социалистическая Россия непобедима.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов-Ленин

Народный Комиссар и Председатель Военно-Революционного Совета

Южного фронта И. Сталин

Москва 19-го сентября 1918 года»{57}.

В те дни Реввоенсовет 10-й армии направил в Москву эшелон с хлебом и другими продовольственными грузами для трудящихся голодавшей столицы. Сопровождать [75] эшелон поручили особоуполномоченному Реввоенсовета армии А. Я. Пархоменко. Ему было дано задание во что бы то ни стало добиться в центре быстрейшей отправки в Царицын боеприпасов.

Настойчивый А. Я. Пархоменко горячо взялся за дело. В. И. Ленин принял его в тот же день, когда он прибыл в Москву, и обещал оказать содействие.

— Давайте вместе хлопотать, — сказал ему Владимир Ильич, — заводы уже возобновили производство снарядов. Все, что нужно будет, — дадим, а кто будет тормозить, звоните. Узнавайте фамилию этого бюрократа и звоните...{58}

В отделе снабжения военного ведомства бюрократов было немало, и они посылали Пархоменко из кабинета в кабинет, однако стоило только ему сказать, кто обещал помощь и поддержку, как сразу же менялось отношение, и это позволило за короткий срок добиться того, на что в иных условиях были бы потрачены многие недели.

Огромной тяжестью обрушилась на защитников Царицына страшная весть о злодейском ранении В. И. Ленина. Красноармейцы и все трудящиеся города клялись отомстить за раны родного Ильича.

10 сентября 1918 года в Царицыне состоялось вручение красных знамен Военного совета Северо-Кавказского военного округа и Царицынского комитета партии. Знамена с надписью «За доблесть в боях» получили наиболее отличившиеся революционные полки.

К. Е. Ворошилов, выступая от имени окружного Военного совета и как участник героического перехода из Донбасса к Царицыну, заявил тогда:

«Нами все время руководило страстное желание уничтожить буржуазный строй и водворить царство коммунизма, где не будет ни бар, ни рабов, ни богатых, ни бедных, а будет одна счастливая трудовая семья. Может быть, немногим из нас удастся дожить до этого счастливого момента, когда перестанет литься кровь, но сознание, что мы боремся за свои интересы, за свое освобождение от рабства, а не за интересы жадных зверей — капиталистов, дает нам силу и бодрость в борьбе...»{59} [76]

К. Е. Ворошилов предложил послать Владимиру Ильичу телеграмму с пожеланием скорого выздоровления. В единодушно принятом приветствии В. И. Ленину защитники Царицына писали:

«В день большого для нас торжества получения Красных знамен от Военного совета и Царицынского комитета коммунистов счастливы свидетельствовать нашу глубочайшую радость по случаю Вашего выздоровления. Ваша жизнь теперь больше чем когда-либо нужна мировому пролетариату...

Клянемся перед Красными знаменами стойко и до конца бороться за власть пролетариата, за социализм»{60}.

Отражение первого наступления на Царицын и чествование революционных полков подняло энтузиазм защитников города. Но положение их продолжало оставаться тяжелым: не хватало снарядов, патронов, оружия, обмундирования, продовольствия, медикаментов и перевязочных материалов. Белогвардейцы, которые получали значительную помощь от интервентов, начали новое наступление с севера, запада и юга. Генерал Краснов приказал взять Царицын 15 октября и вновь обещал своим белоказакам отдать город на трехдневное разграбление.

Революционному Царицыну требовалась срочная помощь со стороны Реввоенсовета республики. Но возглавлявший его Троцкий умышленно игнорировал заявки царицынцев на оружие, боеприпасы и подкрепления. К. Е. Ворошилов был вынужден доложить об этом В. И Ленину. В ответ на это В. И. Ленин писал в одной из телеграмм к Троцкому:

«Получаем отчаянные телеграммы Ворошилова о неполучении снарядов и патронов вопреки его многократным требованиям и настояниям.

Предлагаем немедленно проверить это, принять самые экстренные меры для удовлетворения и известить нас, что сделано. Указать ответственных в исполнении лиц.

Предсовнаркома Ленин» {61}.

Телеграмма возымела действие: помощь Царицыну несколько усилилась, но фронтовая обстановка продолжала [77] оставаться исключительно напряженной. На юге противнику удалось захватить несколько станций, начать обход левого фланга советских войск со стороны Волги. На севере белоказаки, сосредоточив крупные силы на Иловлинском направлении, начали оттуда наступление на город.

Особенно трудно было защитникам Царицына на центральном участке обороны. Красновцы бросили здесь на наши позиции огромные силы, в том числе до 20 свежих полков пехоты и кавалерии. Маневрируя конными частями, они продолжали теснить советские войска, между тем у красных не было у Царицына ни одной конной дивизии.

В этих тяжелых условиях К. Е. Ворошилов и другие военачальники 10-й армии принимают все меры, чтобы не допустить паники.

Вот несколько донесений К. Е. Ворошилова Военному совету в те тревожные дни.

Из Карповской (29 сентября 1918 года):

«Связи с Музгой еще нет. Карповка забита поездами. Музга занята нами. Антонов повел свои части на балку Грачеву и хутор Черкасов. Еще не установил истинной причины отступления и паники. Полагаю, что все от преступной небрежности командного состава. Сейчас выезжаю в Музгу и на фронт. Своевременно донесу о положении

Ворошилов».

С линии фронта (10 октября):

«Объехал Морозовскую дивизию. Приняты все меры для восстановления положения. Тундутово займу сегодня. Еду в Чапурники, куда в случае надобности телеграфируйте. Положение не так плохо, как это многим трусам и дуракам кажется. К вечеру или ночью буду в Совете.

Ворошилов» {62}.

Вместе со своими боевыми соратниками К. Е. Ворошилов не раз участвовал непосредственно в бою. Как-то на станции Воропоново он проводил в штабном вагоне совещание командиров. Вдруг за окном раздались крики: «Казаки! Казаки!» В скопившихся на путях эшелонах [78] с беженцами началась паника. Растерявшиеся женщины и дети побежали куда попало и увлекли за собой часть караульной команды.

Выскочив из вагона, Ворошилов увидел несущихся в атаку белоказачьих конников. Окинув взглядом примыкавшую к станции местность, он обнаружил на путях, видимо брошенный в панике кем-то из красноармейцев, пулемет. Быстро подбежав к нему, командарм открыл огонь по врагу. Ему начал вторить и другой наш пулемет.

Включились в стрельбу из винтовок и другие бойцы. Противник, предполагая, что перед ним крупные силы красных, повернул обратно, оставив на земле много убитых и раненых.

Как выяснилось позднее, на станцию наступал отдельный белоказачий полк из 4-й оперативной группы генерала Мамонтова; противостояла же ему всего лишь караульная команда и маленькая группа штабных командиров во главе с К. Е. Ворошиловым.

В ожесточенных боях многие населенные пункты по нескольку раз переходили из рук в руки. Климент Ефремович зорко следил за обстановкой и ни на минуту не выпускал из своих рук руководство обороной города. Когда у Бекетовки и Отрадного в линии наших войск образовалась брешь и создалась опасность прорыва белых к Царицыну, он немедленно направил туда резервную бригаду своего друга Н. А. Руднева.

Положение было спасено, но Н. А. Руднев получил в этом бою тяжелое ранение и вскоре умер. К. Е. Ворошилов тяжело переживал утрату. Доблестного командира хоронили с воинскими почестями. Его именем был назван один из бронепоездов.

В дни второго наступления на Царицын огромную помощь защитникам города оказала Стальная стрелковая дивизия Д. П. Жлобы. Она была вызвана с Северного Кавказа приказом И. В. Сталина и К. Е. Ворошилова, прошла с боями 800 километров через пески и степи В решающий момент она неожиданно ударила в тыл и во фланг белоказачьих войск, прорвавшихся к Белому Яру и Сарепте, нанесла им огромный урон.

16 октября белоказаки заняли Воропоново и двинулись к Садовой. Царицын вновь оказался под угрозой захвата. Командование 10-й армии подготовилось к [79] отражению этого удара белых. Для защиты района заранее были подтянуты 27 артиллерийских батарей, бронепоезда, резервные части. На близлежащих высотах было размещено большое число пулеметов. Такая концентрация огня на сравнительно небольшом участке была невиданной по тому времени, и это обеспечило успех: понеся большие потери, противник начал отступление к станции Кривомузгинская.

Вскоре после этого К. Е. Ворошилов направил на юг усиленный артиллерией и тремя эскадронами один из полков Стальной дивизии для помощи отрезанным от Царицына красным конникам и пехотинцам. Затем он выехал в этот район боевых действий и организовал разгром Астраханской пехотной дивизии белых, сформированной в основном из офицеров-добровольцев. В операции отличились конники С. М. Буденного.

Вспоминая об этом, Семен Михайлович писал:

«Мы захватили пленных, в том числе много офицеров. В наших руках оказались двенадцать орудий, двадцать один пулемет и весь штаб дивизии во главе с его начальником...

К. Е. Ворошилов, осуществлявший общее руководство операцией, высоко оценил действия кавалерийской бригады. В приказе по войскам 10-й армии от 27 ноября 1918 года он отметил боевую доблесть красных кавалеристов. Многие бойцы и командиры были представлены к наградам. Наградили орденом Красного Знамени и меня. Кроме того, Реввоенсовет 10-й армии наградил меня почетным боевым оружием — шашкой...»{63}

На северном участке в тот же период белые продолжали наступление и 17 — 19 октября заняли Лог, Иловлю, Качалино.

Ценой величайшего напряжения Красной Армии удалось отразить здесь атаки противника и оттеснить белых на запад. В боях у станции Лог храбро сражался присланный из Москвы 38-й Рогожско-Симоновский полк, сформированный в основном из рабочих заводов «Гужон» (ныне «Серп и молот»), «Динамо» и других предприятий Рогожско-Симоновского района столицы. Климент Ефремович, находившийся на этом участке фронта, побывал у москвичей, поддержал их добрыми [80] советами, а возвратившись в Царицын, телеграфировал Свердлову и Сталину:

«Вчера впервые прибывший из Москвы 38[-й] Рогожско-Симоновский советский полк был пущен в бой. С радостью могу констатировать, что, наблюдая за действиями полка, я видел умелое руководство начальников, бесстрашие молодых солдат и сознательность всего полка вообще. Надеюсь, что новый московский 38[-й] Рогожско-Симоновский советский полк будет с каждым днем крепнуть и закаляться в боях и в ближайшие дни покроет себя славой, которая будет и славой матушки-Москвы»{64}.

В течение ноября 1918 года защитники Царицына продолжали удерживать боевую инициативу на всех направлениях. На ряде участков противник был вынужден отступить. Это был полный провал второй попытки белоказаков овладеть важнейшим стратегическим пунктом на юго-востоке России. Третье наступление белоказаков в январе 1919 года было также отбито, но это произошло уже после отъезда К. Е. Ворошилова на Украину для выполнения новых заданий партии.

Отважно защищали город не только советские воины, царицынские рабочие, но и бойцы-интернационалисты — венгры, чехи, сербы, китайцы и другие. В боях против белых здесь отличились многие впоследствии прославленные командиры: С. М. Буденный, О. И. Городовиков, Д. П. Жлоба, В. И. Киквидзе, И. М. Мухоперец, Р. Ф. Сиверс, С. К. Тимошенко, руководители интернациональных отрядов Олеко Дундич, Данила Сердич и другие.

В. И. Ленин на VIII съезде РКП (б) сказал, что подвиг и героизм защитников Царицына займет величайшее место в истории революционного движения в России.

Однако в обороне Царицына проявились и существенные недостатки борьбы против контрреволюции. Части, оборонявшие Царицын, понесли тяжелые потери. Возможности для нанесения решающего удара по врагу, несмотря на численное превосходство над ним, не были до конца использованы. Это сказалось на последующем ходе событий на юге страны. Борьба с Донской белоказачьей армией затягивалась. Помощь советским [81] войскам на Северном Кавказе не могла быть своевременно оказана.

«Это произошло прежде всего потому, — говорится в многотомной «Истории КПСС», — что процесс перестройки Красной Армии на регулярных началах оказался в южных районах страны особенно трудным и затяжным. Он осложнялся элементами партизанщины, недооценкой использования опыта и знаний военных специалистов старой армии, сепаратизмом и местническими тенденциями ряда работников... Ответственность за такое положение нес Реввоенсовет Южного фронта, члены которого — Сталин, Ворошилов, Минин — не проявили тогда необходимой настойчивости и последовательности в преодолении этих отрицательных явлений»{65}.

На VIII съезде партии В. И. Ленин, отметив беспримерный героизм защитников Царицына, остановился на ошибках командования 10-й армии, которое вслед за военной оппозицией, отказывалось от использования опыта военных специалистов, не вело борьбу с партизанщиной. В речи на закрытом заседании съезда Владимир Ильич сказал:

«Когда Ворошилов говорил о громадных заслугах царицынской армии при обороне Царицына, конечно, тов. Ворошилов абсолютно прав, такой героизм трудно найти в истории... Но сам же сейчас, рассказывая, Ворошилов приводил такие факты, которые указывают, что были страшные следы партизанщины. Это бесспорный факт.

...Теперь на первом плане должна быть регулярная армия, надо перейти к регулярной армии с военными специалистами»{66}.

К. Е. Ворошилов глубоко осознал свои ошибки, сделал из партийной критики правильные выводы и в дальнейшем активно боролся за выполнение ленинских указаний и решений VIII съезда партии.

На Украине

Осенью 1918 года окончилась первая мировая война, произошла революция в Австро-Венгрии и Германии. Это позволило нашей стране покончить с тягчайшим и унизительным Брестским договором. Под натиском Красной Армии и партизан австро-германские оккупанты были вынуждены убраться с нашей земли. На освобожденной от вражеского нашествия территории началось восстановление Советской власти, партийных и советских органов.

28 ноября 1918 года было образовано Временное рабоче-крестьянское правительство Украины, в состав которого вошли В. К. Аверин, К. Е. Ворошилов, В. П. Затонский, Э. И. Квиринг, Ю. М. Коцюбинский, Ф. А. Сергеев (Артем) и другие. В опубликованном на следующий день правительственном Манифесте объявлялось свержение власти гетмана Скоропадского и австро-германских захватчиков, сообщалось об отмене всех их законов и распоряжений, о переходе всей полноты власти в руки рабочих и трудящихся крестьян. Манифест предупреждал народные массы о том, что предстоит еще упорная и тяжелая борьба с внутренней и внешней контрреволюцией.

Этот призыв к укреплению и защите Октябрьских завоеваний воодушевил украинский народ. Повсеместно стала усиливаться борьба с врагами революции. Боевые действия сочетались с мирной хозяйственной работой.

Буржуазные националисты на Украине решили использовать революционный энтузиазм масс в своих интересах. Они создали так называемое «правительство» — буржуазно-кулацкую, контрреволюционную Директорию. Торопились поживиться на Украине и агенты Антанты. С их помощью Директория в декабре 1918 года захватила власть в Киеве. Вскоре ее главари Винниченко и Петлюра вступили в прямой сговор с французскими империалистами и подписали с ними кабальный договор о передаче Украины под «покровительство» Франции. Под давлением иностранных интервентов Директория официально объявила войну Советской России. [83]

Однако участь предателей и врагов украинского народа была предрешена: под натиском частей Красной Армии они были вынуждены отступать на запад; в их тылу восставали крестьяне и рабочие, военные гарнизоны. На освобожденной от петлюровцев и иностранных интервентов территории вновь утверждалась Советская власть.

В конце января 1919 года Временное рабоче-крестьянское правительство Украины было реорганизовано: его отделы стали именоваться народными комиссариатами. К. Е. Ворошилов был утвержден народным комиссаром внутренних дел УССР.

Значительную работу провел комиссариат по мобилизации трудящихся на восстановление разрушенного войной хозяйства, подавлению кулацких восстаний и мятежей.

Выступая в феврале 1919 года на Харьковском губернском съезде Советов, К. Е. Ворошилов говорил:

«...Вы, товарищи, работающие на местах, должны и можете усовершенствовать работу власти для выхода из тупика разрухи и обороны социалистического строя».

Партийная организация Украины высоко оценила напряженную и самоотверженную работу К. Е. Ворошилова, его верность интересам трудящихся. В марте 1919 года на III съезде Компартии Украины он был Pis-бран в состав ЦК КП(б)У.

6 — 10 марта 1919 года состоялся III Всеукраинский съезд Советов, принявший первую Конституцию УССР. К. Е. Ворошилов был делегатом этого съезда, принимал в его работе активное участие, был избран в состав Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета (ВУЦИК), а затем — членом Президиума ВУЦИК. Одновременно его ввели в состав правительства УССР в качестве народного комиссара внутренних дел республики.

Поддерживаемые империалистами Англии, Фракции и США, деникинские белогвардейские полчища вели в то время наступление на Донбасс, грабили и терроризировали мирное население. Среднее крестьянство колебалось в своем отношении к Советской власти, а кулаки, недовольные продразверсткой, были опорой для всякого рода антисоветских банд. [84]

Коммунистическая партия мобилизовала на разгром бандитизма широкие массы трудящихся. К. Е. Ворошилов по поручению ЦК КП(б)У неоднократно руководил ликвидацией бандитских выступлений. Так, например, находясь в Киеве, он вместе с А. С. Бубновым 10 апреля 1919 года организовал разгром контрреволюционного мятежа, центром которого был пригород Киева — Куреневка.

В одной из стычек с бандитами он вместе с Григорием Ивановичем Петровским случайно оказался в их гуще. К счастью, бандиты не знали в лицо ни его, ни Петровского. Надо было как-то выбираться из окружавшей их пьяной оравы. Ворошилов пошел на хитрость.

— Хлопцi! — воскликнул он. — Хиба ж ви не знаэте, шо он у тому провулку ховаються червонопуз!. Треба ж ix приколошкати. За мною!

Когда толпа бандитов хлынула в указанном им направлении, он и Г. И. Петровский, улучив момент, скрылись в одном дворе, а затем пробрались к своим.

Партийные и советские органы Украины использовали в качестве временных попутчиков в борьбе против деникинцев даже такие ненадежные формирования, как отряды батьки Махно. Формально признавшие единое советское командование, они были сведены в третью бригаду первой Заднепровской дивизии 2-й Украинской армии и использовались в Приазовье для поддержки войск Южного фронта. В. И. Ленин советовал «заменить Махно» другими частями. Предстояла ликвидация махновщины, и в связи с этим в расположение третьей бригады была послана специальная правительственная комиссия РСФСР, в состав которой входил и К. Е. Ворошилов.

Рассказывая об этом впоследствии, Климент Ефремович говорил, что Махно распорядился тогда допустить комиссию в расположение своих войск, но поставил при этом условие: на переговоры с ним должен явиться лишь один представитель «центра», без оружия; место для встречи он должен был выбрать сам. С общего согласия членов правительственной комиссии на эту встречу добровольно отправился Ворошилов.

Климент Ефремович потребовал от Махно строгого выполнения приказов и распоряжений командования [85] Красной Армии и предупредил его, что за уклонение от этого и попытку измены он будет привлечен к строгой ответственности, вплоть до расстрела. Махно дал обещание честно служить Советской власти, народу, но, как известно, не сдержал слова. Позднее он увел свои войска с занимаемых ими позиций, открыл фронт врагу, вновь занялся грабежами и разбоем.

Большую опасность для дела революции представляли и другие ненадежные части Украинской армии, возглавляемые бывшими батьками и атаманами. Среди них был и атаман Григорьев. Левый эсер, в прошлом офицер и петлюровец, перешедший на сторону Красной Армии, он был назначен на высокий пост начальника шестой дивизии (3-я Украинская армия), состоявшей в основном из руководимых им прежде повстанческих отрядов.

Дивизия, которой командовал Григорьев, участвовала в освобождении Одессы и получила приказ о переброске на румынский участок фронта для обеспечения связи с только что возникшей к тому времени Советской республикой в Венгрии и оказания ей возможной помощи и поддержки. Однако вставшие на путь предательства григорьевцы, пополнив запасы оружия и снаряжения и захватив с собой награбленное в Одессе имущество, двинулись в противоположную сторону — в район Александрия (Запорожье) — Знаменка. Здесь они громили советские органы, расправлялись с коммунистами и советскими активистами, разжигали национальную рознь.

Григорьеву удалось захватить Екатеринослав, Николаев, Херсон, Александрию, Кременчуг, Знаменку, Елисаветград (Кировоград), Пятихатку.

9 мая по указанию ЦК КП(б)У вопрос о ликвидации григорьевских банд был обсужден на заседании Совета рабоче-крестьянской обороны УССР. 10 мая Политбюро ЦК КП(б)У приняло решение: ликвидировать мятеж «внутренними средствами, не трогая фронта»{67}, и наметило для этого конкретные меры. Совет обороны УССР назначил К. Е. Ворошилова командующим войсками [86] Харьковского военного округа с подчинением ему в оперативном отношении всех войск, находившихся в зоне округа. Им и было поручено ликвидировать мятеж Григорьева.

К. Е. Ворошилов объявил Харьковский округ на военном положении (губернии Харьковская, Полтавская, Екатеринославская и Донецкая), призвал местное население «в кратчайший срок раздавить банды изменника Григорьева»{68}.

Мятежники имели до 20 тысяч штыков и сабель, 52 орудия, 100 пулеметов, большое количество боеприпасов, 10 бронепоездов. Особенно тяжелые бои с ними разгорелись на Кременчугском и Екатеринославском направлениях.

После взятия войсками Ворошилова Александрии и Знаменки начался окончательный разгром мятежников. Григорьев бежал к Махно и был там застрелен соперничавшими с ним бандитами.

О результатах этих боев наркомвоен УССР Н. И. Подвойский и К. Е. Ворошилов немедленно сообщили В. И. Ленину.

Владимир Ильич с удовлетворением встретил весть о победе. В ответной телеграмме он писал правительству Украины:

«24 мая 1919

Поздравляю со взятием Александрии и Знаменки. Настоятельно прошу освобождающиеся силы направить в Донбасс.

Ленин»{69}.

Ликвидация григорьевского контрреволюционного мятежа была осуществлена под непосредственным руководством ЦК КП(б)У. Активное участие в организации и проведении боевых операций принимали А. С. Бубнов, К. Е. Ворошилов, П. Е. Дыбенко, А. Я. Пархоменко и другие. Большую помощь военному командованию оказали коммунистические рабочие отряды, созданные партийными организациями Киева, Александровска, Елисаветграда, Мелитополя и ряда других городов. [87] После разгрома григорьевских банд К. Е. Ворошилов получил новое боевое задание партии: его назначили уполномоченным Совета Труда и Обороны по Донбассу.

Общая тяжелая обстановка той поры и вторжение деникинцев в Донбасс вызывали серьезное беспокойство В. И. Ленина. Он настоятельно требует очистить Донецкий бассейн от белогвардейцев и просит председателя правительства Украины Раковского и замнаркомвоена УССР Межлаука дважды в неделю телеграфировать ему о фактической помощи Донбассу.

«Настаиваю на исполнении этой просьбы. Не пропускайте момента победы над Григорьевым, не отпускайте ни одного солдата из сражающихся против Григорьева...»{70}

В. И. Межлаук вместе с К. Е. Ворошиловым проводят большую работу по мобилизации местных партийных и советских органов, рабочих и трудящихся крестьян в помощь войскам, оборонявшим Донбасс, организуют отпор врагу.

В грозные дни борьбы советские республики заявили о необходимости объединить свои усилия. Центральный Комитет партии одобрил это стремление. По предложению В. И. Ленина 1 июня 1919 года в Москве на заседании ВЦИК с участием представителей всех советских республик был решен вопрос о военном и экономическом объединении республик для совместной борьбы против врагов революции. Претворение в жизнь постановления ЦК РКП(б) о военном единстве советских республик позволило еще теснее сплотить революционные силы страны, усилить борьбу против белогвардейских полчищ Деникина, ставших в тот период главной опасностью. Первыми практическими шагами по выполнению директивы о военном единстве на Украине было объединение всех военных частей, находившихся на территории республики, в новые армейские соединения.

На основании приказа Реввоенсовета РСФСР от 4 июня 1919 года 2-я Украинская армия вместе с частями, прибывшими из РСФСР, была преобразована в 14-ю армию, вошедшую в состав Южного фронта, а из частей 1-й и 3-й Украинских армий была создана 12-я армия, переданная в состав Западного фронта. Командующим 14-й армией был назначен К. Е. Ворошилов, а членом ее Реввоенсовета — В. И. Межлаук.

Вступив в командование 14-й армией 7 июня 1919 года, К. Е. Ворошилов уже на следующий день вместе с В. И. Межлауком отдает приказ о наступлении против деникинских войск на Мариупольском, Гуляйпольском, Гришинском и Славянском боевых участках. 21 июня они направили в войска директиву о боевых задачах 14-й армии на юге Украины, приняли ряд мер к усилению обороны Екатеринослава.

Однако положение продолжало оставаться тяжелым. Подкрепление задерживалось, а временные попутчики Красной Армии не только не сражались с белогвардейцами, но и часто самовольно снимались с позиций, открывая им дорогу в тыл наших войск. Сообщая об этом Украинскому Советскому правительству и командующему Южным фронтом, К. Е. Ворошилов писал:

«...Из Крыма не послано и не посылается ни одной части. Махновцы окончательно разбегаются, и громадное пространство от Азовского моря до Чаплине остается почти голое. Заполнить фронт нечем. Людей много, но нет вооружения. Необходимы срочные меры по присылке вооружения, обмундирования и патронов».

21 июня 1919 года Всеукраинский ЦИК Советов принял постановление о ликвидации самостоятельного Украинского фронта и о подчинении украинских красноармейских частей единому командованию. В начале июля ЦК КП(б)У заслушал доклад комиссии ВУЦИК о мерах по укреплению фронта, а Политбюро ЦК КП(б)У утвердило ряд мер по усилению мобилизации коммунистов и членов профсоюза в армию, по борьбе с дезертирством, охране военных объектов и др.

Летом 1919 года Южный фронт стал главным. Деникин, надеясь на помощь контрреволюции в центре, рассчитывал к осени взять Москву. Центральный Комитет партии, Ленин обращаются к партии и народу с письмом «Все на борьбу с Деникиным!». На Южный фронт направляются подкрепления, опытные партийные работники.

В августе 1919 года ЦК КП(б) Украины принял решение усилить партийно-политическую работу в [89] Красной Армии, послать на фронт лучших коммунистов.

Пленум избрал К. Е. Ворошилова членом Политбюро ЦК КП(б)У. Тогда же он был назначен командующим войсками Внутреннего фронта республики и введен в состав Совета рабоче-крестьянской обороны УССР.

В конце июля командование Южного фронта начало готовиться к контрнаступлению против Деникина, но реализовать его не удалось. Деникинцы снова овладели инициативой.

В это время К. Е. Ворошилов, как командующий Киевским укрепленным районом, обратился к коммунистам и трудящимся Украины с призывом напрячь все силы для отпора врагу.

«Пусть каждый удесятерит свою работу, — писал он в газете «Коммунист». — Пусть мыслью и чувством каждого станет одно — мы должны разбить помещика — Деникина и восстановить на Украине Советскую власть во всей ее полноте. Только при напряжении всех сил мы создадим волю к победе и действительно победим»{71}.

22 августа 1919 года на заседании Президиума Совета рабоче-крестьянской обороны УССР и Реввоенсовета 12-й армии было принято постановление ввести К. Е. Ворошилова в состав Реввоенсовета 12-й армии. На следующий день Президиум Совета рабоче-крестьянской обороны УССР заслушал сообщение Климента Ефремовича о положении на фронте.

ЦК КП(б)У и Советское правительство Украины поручили тогда К. Е. Ворошилову и А. С. Бубнову отвод войск из Киева. Организация планомерного отхода войск, эвакуация правительственных учреждений и материальных ценностей потребовали огромного напряжения сил, умелого руководства большой массой военных и гражданских лиц. Проводивший вместе с К. Е. Ворошиловым эту важную и ответственную работу А. С. Бубнов писал впоследствии, что Ворошилов твердой рукой выводил войска 12-й армии из Киева.

В сентябре 1919 года Пленум ЦК РКП(б) принимает новые неотложные меры по укреплению Южного фронта. [90] Туда направляются лучшие войсковые части, опытнейшие командиры, партийные работники. Отвечая на призыв ЦК партии, коммунисты усилили работу в массах. Росло сопротивление деникинцам.

В октябре 1919 года К. Е. Ворошилов был назначен начальником 61-й стрелковой дивизии. Затем ему было поручено возглавить Липецкую группу войск, в которую вошли €1-я дивизия и 11-я кавалерийская дивизия.

С созданием 1-й Конной армии К. Е. Ворошилов был назначен членом ее Реввоенсовета. В боевой и партийной деятельности Климента Ефремовича открылась новая яркая страница.